Грех бессмертия - Роберт Маккаммон

— Нет, — сказал Нили голосом твердым и холодным, как сталь, его взгляд по твердости не уступал взгляду Вайсингера. — Все это было не так.

— Так ты цепляешься за эту чушь о лошадях посреди дороги? Господи! фыркнул Вайсингер. Он отвернулся от Нили и направился к двери. Его легкие болели от второй сигареты, выкуренной за утро.

— Подождите минутку! Подождите! — Нили шагнул вперед, положил свою руку на плечо Вайсингера и крутанул его к себе. Глаза Вайсингера коротко вспыхнули, и Нили отдернул руку. — Я еще не все рассказал вам. Я видел одного из тех, кто скакал на этих лошадях. Я заглянул в ее лицо…

— Ее? Что, к дьяволу, ты имеешь в виду, говоря «ее»?

— Это была женщина. Но я… я никогда раньше не видел женщину, которая бы выглядела подобным образом. Это было словно… словно заглянуть в разверстую доменную печь. Или в кратер вулкана. Я чувствовал жар, исходящий из этих глаз, словно бы они выжигали во мне дыры. Я никогда в жизни не видел ничего подобного этому, и Господи Иисусе, надеюсь, что никогда больше не увижу.

Вайсингер помолчал одно мгновение, зондируя взглядом Нили. Когда он заговорил, его голос был суровый, ровный и лишенный эмоций.

— Ты хочешь, чтобы я проехался вверх по двести девятнадцатой и посмотрел? Я сделаю это. Но скажу тебе одну вещь. Ты мне не нравишься. Я не люблю дерьмовых бродячих летунов, протягивающих руки за деньгами. И более всего я не люблю летунов, которые напиваются посреди ночи и затем лгут без запинки, чтобы выйти сухими из воды. Я ни на грош не верю ни одному слову из того дерьма, что ты тут наговорил, и никто другой тоже не поверит. Если бы я мог доказать, что ты тащился вчера по двести девятнадцатой с полным желудком пива, я бы либо упек тебя в каталажку, либо вообще вышвырнул твою задницу из этого места! — Его глаза прикрылись мясистыми веками. — А сейчас убирайся в сарай с инструментами и возьми косилку. Все кладбище заросло травой. — Не дожидаясь, пока Нили снова заговорит, Вайсингер повернулся спиной, направился к двери и скрылся в своей конторе.

— Ублюдок! — проворчал Нили сквозь зубы. Но еще до того, как вышел от миссис Бартлетт, он знал, что его рассказ кажется странным и невероятным и что Вайсингер, скорее всего, рассмеется ему в лицо. За завтраком в покрашенной желтой краской кухне миссис Бартлетт эта полная, вполне по-матерински выглядящая женщина с заботой оглядела его и спросила, когда накануне ночью он лег в постель. «Не стоит все время оставаться на улице, — сказала она, передвигаясь по кухне в своем халате персикового цвета. Когда мой Вилли был жив, он рано ложился спать и рано вставал. Он много работал и был хорошим мужем. Я вижу по твоим глазам, что ты плохо спал этой ночью, а сон как раз то, что больше всего нужно для тела. Ты хорошо себя чувствуешь, не так ли, а?»

Он сказал ей, что чувствует себя превосходно, но едва притронулся к своему завтраку. Он ничего не рассказал ей о том, что случилось на дороге.

Ну, а сейчас Нили с отвращением покачал головой и, обойдя контору шерифа, подошел к ней с другой стороны, там, где запор из цепочек окружал металлический сарай. Ключ от двери сарая был только у него; внутри содержались различные инструменты, канистры с бензином, мастерки, и мотыги, и красная сенокосилка, которая стала так знакома Нили. Он нащупал поворотную ручку и выкатил косилку из сарая, заперев за собой дверь, потому что отвечал за все инструменты, и, случись с ними что-либо, ему пришлось бы чертовски много платить. Загрузив косилку в кузов грузовика, он почувствовал в мышцах рук усталость. Он бросил вперед поворотную ручку и отъехал по направлению к Шейди-Гроув-хилл. Постепенно им овладевало мрачное отчаяние. Он чувствовал себя одиноким. Полностью одиноким. Поэтому для его настроения было весьма подходящим провести на кладбище самую жаркую часть дня.

Когда Нили уехал, Орен Вайсингер снова закрыл окно шторами. Он повернул замок в двери, зашел за свой стол и взял ключ со средней полки. Затем прошел к шкафу с документами, стоявшему с другой стороны кабинета, и встал на колени, чтобы отпереть самую нижнюю полку. У ее задней стенки под чистыми листами машинописной бумаги хранилась темно-коричневая книга размером примерно с фотоальбом. Вайсингер вытащил книгу, положил ее на стол, включил настольную лампу на гибкой гусиной шее. Усаживаясь за стол, он затянулся сигаретой и, медленно выпуская дым с одной стороны своего рта, открыл книгу.

На первой странице липкой лентой была приклеена пожелтевшая газетная вырезка с заголовков:

«УБИЙСТВО СЕМЬИ КОУНМАУ».

Там была фотография дома Флетчеров. Он перевернул страницу. Еще одна газетная вырезка:

«УБИЙСТВО ЖИТЕЛЯ СПЭНГЛЕРА».

Любительский снимок мужчины средних лет в галстуке, под снимком имя: Рональд Биггс. На следующей странице две заметки поменьше: «УБИЙСТВО ВДОВЦА» и «УБИЙСТВО ЖИТЕЛЯ БЭРНСБОРО». Книга была заполнена мрачными напоминаниями об убийствах: фотографии домов, где были обнаружены тела, машин, которые были обнаружены на обочинах проселочных дорог, одеял, прикрывающих то, что могло быть только чудовищно обезображенными трупами. Подобными трупам Флетчеров. Собранные документы охватывали десятилетний период. Самая последняя заметка представляла собой несколько абзацев о том, как жительница Бэрнсборо обнаружила обезображенное тело преподавателя математики из колледжа Джорджа Росса по имени Джеральд Мэчем. Это было немногим менее трех месяцев назад.

Вайсингер курил в молчании в течение нескольких минут, глядя на следующую пустую страницу. Почувствовав неожиданный жар на своих пальцах, он затушил сигарету. Внутри него нарастало мрачное тяжелое чувство, словно бы его телесные соки собрались в озеро, которое каждый день становилось все более стоячим, быстро загрязняясь какими-то зловещими нечистотами. Он знал ту нить, которая проходила через эти убийства. Большинство из жертв одинокие мужчины. Все убиты мощными ударами острого тяжелого предмета. Все убиты ночью, между полуночью и рассветом. Через три года после того, как мэр Вифаниина Греха назначил его шерифом, Вайсингер уселся вместе с бутылкой «Джим Бима» над картой округа. Долгое время перед этим он вырезал из маленьких местных общинных газеток статьи и заметки об убийствах, вероятно потому, что ничто в жизни его так не шокировало и не мучило, как вид Флетчеров, разорванных на куски. Возможно, причиной этого было любопытство по поводу обстоятельств других убийств, или странное чувство уверенности, что все они каким-то образом связаны, или чувство ужасного неотвратимого рока. Он вырезал эти статьи, сохранял и изучал годами, в то время как полиция в других деревнях обвиняла во всем маньяков или бродяг, вооруженных дубинками. Той ночью, когда ноги не держали его от чрезмерных доз «Джим Бима», шериф Вайсингер чертил кружочки вокруг городков на карте, где были найдены тела, или в некоторых случаях только пустые машины на обочине дороги или в лесу. Затем соединял эти кружочки линиями.