Розовые очки (СИ) - Доманчук Наталия Анатольевна

Катя набрала Данилу, тот не удивился и, подняв трубку, спросил:

— Нам прийти?

— Да.

Организацию похорон взял на себя Данила. Герман в основном сидел с поникшей головой или смотрел на всех мутным взглядом.

Похоронили Маргариту Абрамовну возле ее мужа — Льва Семеновича. Тот умер, когда Герману было всего десять. Правда, муж был старше своей жены на двадцать лет.

Когда вернулись с похорон, Катя стала собирать свои вещи, но Данила ее остановил:

— Никуда не пойдешь. Гера к тебе прикипел. Он давно мечтал о сестренке. Вот и получил. Так что переезжай в другую комнату и не будем спорить, хорошо?

— Дань, но это ненормально! Я не могу с вами постоянно жить!

— Никто не говорит, что постоянно. Но пока за тобой глаз нужен. А нам будет легче, если ты будешь рядом. Родишь — тогда и купишь квартиру неподалеку. А пока — ты под нашим колпаком. Не спорь! Переноси вещи в гостевую спальню.

Катя не сдержалась и резко прильнула к Даниле. Как раз в этот момент в комнату вошел Герман и, улыбнувшись, сказал:

— Рога мне наставить решили?

Катя думала, что Данила отстранит ее от себя, но он только сильней прижал:

— За эту девочку мы теперь в ответе! Оба!

Герман, довольный, кивнул:

— Как скажешь! — и показал ему знак ок.

Следующие четыре месяца прошли спокойно, в тихом домашнем кругу. Мужчины заботились о Кате, она же старалась облегчить их быт: готовила, пекла пироги и ждала с работы с горячим ужином.

Они с удовольствием проводили вечера в гостиной и обсуждали и рабочие проблемы, и планы на будущее.

Катя чувствовала себя замечательно: пела малышке песни, читала стихи, говорила, что любит ее, ждет встречи и постоянно гладила живот. А когда вдруг маленькая ножка или ручка выпирала, и на животе появлялся бугорок, а он был заметен даже под футболкой, мужчины еле сдерживались. Данила терялся, начинал как-то тяжело дышать и отводить глаза, а Герман шутил:

— Да-да, Наденька! Хоть ты скажи мамке, что петь она не умеет.

Работала Катя в основном из дома, но и в офис частенько захаживала, он был на соседней улице.

Катя долго боялась признаться своим мужчинам, что тоже пишет роман. Боялась, что они, даже не прочитав, о чем он, и не оценив, издадут ее книгу. Она работала над ним уже третий месяц. Много что изменила, ведь и ее жизнь поменялась. Но вот концовку никак не могла придумать. Получалось так, что героиня узнавала, что беременна, и на этом роман заканчивался. Но Катя понимала, что такое окончание неправильное. Слишком много недосказанности, и читатель будет чувствовать себя оскорбленным. Она могла бы придумать хеппи-энд, но тогда это была бы не ее история.

Но Катя рискнула и решила отправить роман в их же издательство под псевдонимом, с неизвестного электронного адреса. Больше двух месяцев ждала ответа от рецензента Михаила. Ей было важно узнать, что ее роман прошел хотя бы первую ступень отбора. И когда это случилось, она рассказала о своей книге мужчинам.

— Ну, ты даешь, Кать! — удивился Герман, — если бы у меня был талант писать, я бы издавал себя по пять раз за год!

— И тебе неважно было бы, нравятся твои романы читателям или нет? — спросила его Катя.

— Нет такого писателя, который нравится всем. Просто запомни это! И ты никогда не добьешься абсолютной похвалы. Кто-то будет балдеть от твоего творчества, кто-то обзовет тебя бездарью. И это нормально.

— Перешли мне его, пожалуйста, я прочту, — попросил Данила.

— Хорошо, — согласилась Катя, — только я не знаю, как закончить роман. Может, ты посоветуешь?

Данила обещал это сделать, но лучше всего с этим справилось время. Оно и подсказало окончание романа. Но это произошло чуть-чуть позже, когда в жизни Кати появилась дочка…

Роды у Кати начались внезапно. Вроде бы ровно в срок, и они втроем готовились к ним, но получилось все суматошно и нервно.

Катя носилась по квартире в поиске сумки, которую давно собрала в роддом, но не могла найти. Герман бегал за Катей и успокаивал ее, приговаривая «дыши». Только Данила выглядел спокойным, но это было напускное, Катя его уже хорошо знала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В родильный дом все трое забежали с выпученными глазами и испугом первой степени.

— Кто отец ребенка? — спросила акушерка у мужчин, и они оба, хором, ответили:

— Я!

— Понятно… — улыбнулась женщина, — оставайтесь тут, нам пора на стол.

Сами роды Катя помнит смутно. Да, было очень больно, но ожидание этого чуда, что она вот-вот увидит свою девочку, настолько ее завораживало, что она полностью подчинилась командам акушерки и врача и с достоинством перенесла все мучения.

Когда младенца положили Кате на живот, слезы полились из глаз молодой мамочки и мешали рассмотреть дочку. Но потом малышку забрали и вернули маме уже в палате, когда сделали все необходимые процедуры.

А до этого акушерка вынесла новорожденный кулек к «отцам» и, указав на Германа, сказала:

— Твоя!

Мужчины по очереди взяли малышку на руки, не могли налюбоваться и не хотели отдавать медсестре.

— Все, хватит, это я вам по блату вынесла, даже мамочка на нее еще не нагляделась.

Акушерка забрала девочку, а мужчины посмотрели друг на друга.

— Как его фамилия? — спросил Данила у друга.

— Левин. Марк Левин.

Они взялись за телефоны и принялись в интернете искать фото предполагаемого отца. Просматривая одну картинку за другой, они обсуждали свои предположения.

— Вот он. Ух ты, старый такой… Я думал, он ее ровесник. Интересно, сколько ему? — спросил Герман.

— Пятьдесят пять. Да, солидный мужик. А вот его сын — блондин, высокий, зеленоглазый, вообще на него не похож. Красивый парень. И чего Катя на него не запала? Тем более, он так убивался…

— Дань, ну ты сравнил: настоящего мужика и сынка, который привык жить на готовеньком.

— Кто же из них отец Наденьки? У малышки волосики светленькие. Все-таки, скорей всего, молодость победила…

— Похоже, — согласился Герман с сожалением. — Катя хорошо скрывает, но она очень любит этого Марка. Я пытался с ней поговорить, но она еще не готова к откровениям.

— Я тоже пытался, — сознался Данила, — но пока стена… Будем ждать…

Домой девочки вернулись через неделю. Первое время Надюшу не выпускали из рук, а иногда мужчины даже спорили:

— Имей совесть, — ворчал Герман, — уже час ее держишь, дай мне немножко!

— Она спит! Если я тебе ее передам, то проснется. Тебе не жалко будить такую крошку?

Когда малышке исполнился месяц, Катя дописала окончание своего романа и попросила Данилу оценить.

— Мне нравится. Думаю, что через месяц-полтора твоя книга появится на всех прилавках нашей необъятной родины!

Любви не нужны доказательства

Последним осенним месяцем овладела зима. Жухлые желтые листья покрыло искрящееся белое полотно и усыпило все живое, в том числе Марка. Он пребывал в странном состоянии. Тревога уже прошла. Отчаяние, которое больше месяца таилось и ныло под ребрами, тоже было на исходе. Ему на смену пришла безысходность — тоскливая, даже в чем-то трагическая. Работа в офисе не спасала. Более того — уже тяготила. Спокойно ему было только в монастыре: когда он месил тесто, отправлял в духовой шкаф пирожки и булочки, и молился. Он стал более усердно молиться, как будто хотел быть услышанным. Лешка по-прежнему игнорировал отца. За один стол с ним не садился, рядом на службе не стоял.

Но в начале декабря за обеденной трапезой Леша присел рядом с отцом и спросил:

— Ты тоже решил постриг принять?

Марк вздрогнул, осторожно сглотнул, словно боялся спугнуть разговор, и честно ответил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не знаю… может быть.

Лешка нахмурился и ковырнул ложкой гречку.

— Прости меня, — еле слышно попросил отец, не поднимая на сына глаз.

— Бог простит.

— На него я тоже уповаю. Но мне бы хотелось, чтобы и ты простил.

Лешка отпил из стакана компот и тяжело выдохнул:

— Я понимаю, как тебе тяжело было выбирать.