Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот! Сразу нравоучительные лекции читать! Да я их все подарю тебе, раз приглянулись.
— Так не пойдет, госпожа Палладина. Вы мне нужны сытой и не обремененной думами о презренном металле, то бишь заменяющей его нынче резаной бумаге особой выделки. Так что… У тебя, надеюсь, счет в банке какой-никакой есть?
— Ген! С резаной бумагой особой выделки как наличной, так и виртуальной у меня все в порядке — Станислав Андреевич не обидел и в дальнейшем обижать, вроде, не собирается.
— Стас — мужик правильный, и в нем я не сомневаюсь, но это другая история. А сейчас врубай комп и номер счета — на бочку!
— Генка! Тебе я свои работы могу только подарить.
— Госпожа Палладина! Сопротивление бесполезно! Ирчик, я серьезно. Не обижай старого друга! И на будущее запомни: все, что ты сотворишь у мольберта, я скупаю на корню. Договорились? — произнося свою тираду, Генка сам включил Иришкин компьютер. — Ага! Денег навалом! Денег навалом! А доступ в интернет по причине отсутствия финансирования, сдох, а если выразится прилично — безвременно почил.
— Генка, да я оплатить просто вовремя забыла.
— Не оправдывайся. О твоей памяти девичьей наслышаны мы. Лучше колись, каким макаром ты это делаешь.
— В центральном офисе.
— О боже! Воистину пещерная дама! Змий допотопный! Нет, цивилизация и ты вещи явно никак не совместимые! Ладно, сейчас разберемся. А пока идем еще кофеину глотнем.
Генка сам сварил свой чудо-кофе, привезенный незнамо откуда, налил себе и Ирине и принялся терзать свой мобильник непонятными для Иры манипуляциями. В итоге через полчаса доступ в сеть открылся и Генка вновь потребовал от Иры реквизиты ее счета в банке. Ира сдалась.
— Сколько я тебе должен?
— Я считаю, что нисколько.
— Ладно. Значит, цену я определю сам. Потом не обижайся — договорились?
— Договорились, — выдохнула побежденная Ирина и ушла на кухню смаковать очередной янтарный кусочек то ли манго, то ли папайи.
— Все, Ирчик! — торжественно крикнул Генка, торжественно клацнув «Enter». — Теперь я — владелец твоих потрясающих шедевров, — добавил он и собственной персоной материализовался на кухне.
— Генка, вот ты говоришь, что обо мне знаешь все, а я о твоих делах, можно сказать, не осведомлена совершенно, но, однако, мне известно о твоей более чем плодотворной встрече с Радным.
— Информация верная, и я догадываюсь, к чему ты клонишь, а раз так — показывай теперь эскизы Стасова сочинского имения.
— Нет. Не покажу. Пока. Расскажи мне о Радном.
— Нет. Не расскажу. Пока.
— Генка! Не передразнивай меня и не капризничай! Это очень важно для моей работы. Понимаешь, от него самого добиться чего-либо не представляется возможным, а сведения, полученные всеми, доступными мне способами, скудны до безобразия. Никто не знает о нем ничего вразумительного.
— А с чего ты решила, будто я должен знать нечто более вразумительное, чем все остальные?
— Генка, ты людей нутром чувствуешь.
— Спасибо за комплимент. Но скажи, Ирчик, как сама-то к нему относишься?
— Если честно, то была бы просто счастлива к нему вообще никак не относиться.
— Насколько я припоминаю, тебя невозможно заставить делать то, что ты не хочешь и общаться с тем, с кем не желаешь, и, тем не менее, со Стасом ты работаешь, да еще и как с юридическим, и как с физическим лицом, если выражаться протокольно.
— Знаешь, когда тебе дают возможность безграничного самовыражения в области, о которой мечтаешь, то можно очень ко многим не совсем приятным факторам относиться вполне терпимо.
— Ирчик, а теперь повтори первую часть своей фразы.
Ира отвела взгляд, сосредоточившись, но не могла вспомнить то, что только что сама сформулировала.
— Хорошо, я частично процитирую Вас, уважаемая госпожа Палладина: «…дают возможность безграничного самовыражения…», — так ты, кажется, сказала?
— Да, это именно то, ради чего…
— Стоп, стоп, стоп! Неважно, что ты говорила дальше. Ира, тебе Стас дал возможность безграничного самовыражения, так на кой ляд тогда для работы с ним тебе нужна какая-либо информация о нем, а?
— Но…
— Никаких «но»! Работая с тобой, — и как руководитель фирмы, и как частное лицо — он хочет, чтобы ты выразила СЕБЯ, СВОЮ суть, свою СОБСТВЕННУЮ, а не его.
— Ген! В работе над мебельными линиями, скорее всего, так и есть, но когда человек заказывает то, как будет выглядеть его собственное жилище, пусть и ограниченного пользования во времени — это совсем другое. Понимаешь, он должен войти и почувствовать себя ДОМА. Почувствовать, что то, что его здесь окружает — это ОН. Это его продолжение, удовлетворение определенного круга его потребностей в уюте и комфорте.
— А у Стаса нет потребностей в уюте и комфорте. Он одинаково комфортно чувствует себя как в президентском номере какого-нибудь фешенебельного отеля, так и где-нибудь в тайге, засыпая на голом снегу — ему все равно.
— Так зачем же ему особняк в одном из престижных районов?
— У него нет бытовых потребностей, но зато есть просто неукротимая потребность к созиданию, в смысле материализации идей, и все что работает на это, он заставляет работать. В тебе он увидел мощный генератор идей для материализации и старается использовать по-полной.
— Знаешь, а мне Радный начинает нравиться.
— И это есть хорошо!
Ира впала в состояние со стороны казавшееся задумчивостью. Генка оставил ее в покое и принялся восстанавливать праздничный вид стола, а закончив, окинул Иру взглядом, полным полушутливого сострадания, и сказал:
— Ну хорошо. Я расскажу тебе кое-что об известных мне подробностях частной жизни Радного, однако не думаю, что это сильно поможет тебе.
По словам Генки, Стаса не мучили угрызения совести, как считал Игорь Александрович, когда он по расчету женился на денежном мешке. Радный изначально знал, что этот самый денежный мешок, в свою очередь, рассчитывает на него. Его, Стаса, мучило другое — он не представлял себе, как жить с Ларочкой под одной крышей, не придушив ее на следующий же день. Но все разрешилось как нельзя лучше. Ларочка лицезреть рядом с собой Стаса желала не больше, если не меньше, чем он ее. Почти сразу после свадьбы она укатила на острова и осталась там. Естественно, Стас поощрил сие всеми доступными способами.
В общем, сложившиеся супружеские взаимоотношения абсолютно устраивали обоих супругов. Вот только полной взаимности между ними не было никогда. Стас знал о Ларочке гораздо больше, чем она о нем. Например, Ларочка несколько сомневалась по поводу отцовства Стаса в отношении Фредерика, а Стас знал точно, что это не его ребенок.
Дело в том, что в период предполагаемого наступления у Ларочки беременности, Стас из-за необходимости вести интимную жизнь не самым лучшим образом, подхватил что-то не совсем страшное, но, естественно, и не очень хорошее. Отвертеться от визита к милой женушке, почему-то, не получилось и он, будучи близок с ней, предохранялся всеми доступными методами. В итоге, здоровье Ларочки не пострадало, а вот залететь она умудрилась. Стас и бровью не повел, услышав о предполагаемой беременности жены. Ларочка перевела дух и успокоилась, а Стас, памятуя о коллизиях природы, все же, когда Фредерику исполнилось три года, провел ДНК-тест, который показал, что в момент зачатия он, Радный Станислав Андреевич, даже мимо не проходил. К тому же, Ларочка понятия не имеет, что Стас прекрасно знает о существовании у нее еще и дочери, которая родилась четырьмя годами позже Фредерика.
В общем, Ларочка Стаса панически боится — боится и его самого рядом с собой, и развода с ним. Впрочем, в случае развода с материальной точки зрения она вроде как ничего не теряет в любом случае, но она, Ларочка, с деньгами может делать только одно — тратить, и поэтому, будучи далеко не конченой дурой, понимает, что без Стаса она пропадет. Она знает ему цену. Содержит ее он по-королевски, но неуемные запросы, плюс наличие неучтенного ребенка в комплекте с папашей-жигало постоянно выплескиваются за рамки бюджета.
Просить больше Ларочка всегда боялась и потому в какой-то момент потихоньку стала тайком продавать свои акции, а Стас, всегда знавший о ней гораздо больше, чем она сама о себе, этим воспользовался. Брачный контракт заключался в момент, когда у него за душой и ломаного гроша не было, а потому, в случае развода, независимо от причины, предполагал оставить Ларочке ее же имущество и ничего более, то есть в случае развода Стас не обременяется никакими обязательствами в отношении нее. В семейном бизнесе он до недавнего времени являлся лишь управляющим, получающим зарплату, а поскольку всегда жил гораздо скромнее, чем мог бы, то именно на эту честно заработанную зарплату постепенно и скупал акции своей жены. Она, естественно, об этом до сих пор понятия не имеет, считая, что они просто разбрелись по свету, и она продолжает оставаться хозяйкой, как самый крупный акционер. Буквально на днях в руках Стаса оказался заветный пятьдесят один процент акций, и теперь он полноправный хозяин своего бизнеса. Стас знает, что Ларочка даже с пистолетом у виска не пойдет на развод с ним, и сам не собирается с ней разводиться, но теперь ему все же гораздо спокойнее.