Клеймо Солнца. Том 2 (СИ) - Пауль Анна

— Я не призналась в том, что не только слышала о Лестнице в небеса, но хорошо знаю, что это такое и какова была судьба ненавистного сооружения.

— И что?! — ехидно смеётся авгура. — Он и без тебя знает, что это и какова была судьба Лестницы. Все тальпы знают это — и получше, чем мы.

— Он не спрашивал, откуда я, почему осталась на Земле, есть ли у меня семья, как получилось, что оказалась здесь, кто ждёт меня дома…

— Ооо, по-о-о-верь, он хо-о-о-тел узнать всё-ё-ё, — Аврея тянет каждое слово и обходит вокруг меня, как удав, прежде чем наброситься на жертву. — Просто понимал, что спугнёт пташку. Разве ты не видела этого в его глазах?! Чёрных и бездонных, как сама тьма?..

— Это неправда… — шепчу я.

— А когда ты попросила, рассказал ли он о тальпах, — авгура не останавливается ни на мгновение, и у меня начинает кружиться голова, — раскрыл ли он тебе правду о переселении?

«Расскажи…». — «Ты не готова».

— А этот глупый вопрос: «Многие тальпы такие, как ты?» Он заулыбался в ответ, а ты пожала плечами: «Мне говорили, что все они ужасные». Ты серьёзно?! — лишь на мгновение Аврея замирает, но потом вновь продолжает движение по кругу.

— Зато я узнала, с кем меня хочет познакомить Бронсон, — я предпринимаю последнюю попытку оправдать себя, но теперь даже не нахожу сил посмотреть на авгуру.

— И что ты сделаешь с этими сведениями? Как это поможет выжить? Они приговаривают ближних к казни! Лишают их жизни! Думаешь, какой-то разговор с одним из них может тебя спасти? Он сам сказал: «Доверять не стоит никому».

Я вспоминаю, как набралась храбрости, посмотрела на Дэнниса прямо и спросила, могу ли ему довериться. Он выглядел таким расслабленным, когда ответил то, что я уже слышала прежде: «Мне и Коди можешь». В тот момент я не думала ни о чём, а ведь могла его обидеть. Я обязана была спросить: «И я должна просто верить?» Его улыбка не была широкой и открытой, напротив, лишь мимолётной кривой ухмылкой, но я почему-то вдруг почувствовала, как в груди что-то встрепенулось… «Справедливый вопрос». Он протянул руку ладонью вверх, а я всё смотрела на неё, и удивление во мне переплеталось с растерянностью. «Если хочешь быть уверена, ты знаешь, в каких клетках искать правду». Он предлагал мне снова прочувствовать его биополе. В прошлый раз ему это, похоже, совсем не пришлось по душе. Но сказала я совсем другое, и очень строго даже для моих собственных ушей: «Галоклин не может дать всех ответов!» — «Галоклин? — переспросил он удивлённо, а я внутренне дала себе пощёчину за то, что проболталась. — Так ты называешь тот момент, когда читаешь меня, словно открытую книгу?» Нона бы, наверное, оценила это сравнение, ведь она влюблена в тальповские вещички…

— Хочешь сказать, проблема в Ноне! — Аврея всплывает прямо передо мной, вырывая меня из воспоминаний. — Я говорила тебе сотню раз, что хорошо история с твоей подругой не закончится…

— Не начинай, авгура, — мученически прошу я, но она, конечно, не слушает:

— …и вот, смотри, к чему привело твоё безволие. Ты в плену тальпов! А что касается черноглазого — ты и сама чувствуешь, что всё это было ошибкой. Это неправильно. «Дэннис, пообещай, что однажды ты расскажешь мне, как происходило переселение». Это твои слова. Хотела ли ты действительно узнать правду? Или лишь ощутить на себе ещё раз его внимательный взгляд?

— Хватит, — шепчу я, но авгура и не думает прекращать:

— Признайся — просто признайся, что ты забыла обо всём, чему тебя учили! Ты не только очутилась в прошлом, но и впустила его в собственную душу! И если бы только прошлое — ты впустила в душу этого черноглазого тальпа!..

— Его имя — Дэннис! — бросаю я, неожиданно зло.

Аврея открывает рот от возмущения, а потом расплывается в деланной улыбке и меняет направление своего движения на прямо противоположное.

— Дэннис. А может быть, Дэн? Так он просил его называть? А ты и рада чувствовать его взгляд, не так ли? Вновь и вновь возвращаться к воспоминаниям.

Аврея взмахивает рукой и как будто бросает в меня горстью цветного песка, в котором исчезает поляна, и появляется Дэннис. Он подаётся мне навстречу, берёт за руку, заглядывает в глаза и произносит очень медленно и со значимостью:

— Здесь, скорее всего, тебе никто не поможет, а если поможет, то никогда — слышишь?! — никогда в этом не признается другим. Ты должна это помнить. Если хочешь выжить.

Он убирает руку и отодвигается, словно эти слова отняли все его силы. А я смотрю на него во все глаза, и вопрос вырывается сам:

— И ты тоже?

Он поднимает голову, и наши взгляды встречаются.

— Не знаю, — наконец произносит Дэннис.

Плохой ответ. Нелепый. Нечестный. Идёт какая-то внутренняя борьба, которую не откроет даже галоклин, но она отражается во взгляде. Потемневшем. Обречённом. Смиренном. Лишь на одно-единственное мгновение лицо искажается, словно от боли и даже скорби. Я не понимаю, что парня так взволновало.

— Почему ты мне помогаешь? — спрашиваю вновь, удивляясь собственной внезапной настойчивости.

Он так и не отвечает, лишь останавливает на мне свой взгляд. Прямолинейный. Настойчивый. Пронизывающий. И я сразу же забываю о вопросе. Мне нелегко выдерживать взгляд и хочется спрятать собственный, но в то же время чёрные глаза… притягивают к себе.

Я не знаю, сколько проходит времени, мне кажется, оно замедляется, и я вдруг понимаю смысл слов «время остановилось». Оно замерло тогда — в реальности, и вновь делает это теперь, когда я погружаюсь в воспоминания.

Как свет может быть частью непроглядного мрака? Как он может звать за собой, да так, чтобы тебе самой захотелось отправиться в путь сквозь кромешную темноту?..

Мы молча смотрим друг на друга, а потом Дэннис делает вдох, и я невольно вздрагиваю, возвращаясь к реальности — или к воспоминаниям? Или ко сну?..

Ветер подхватывает разноцветный песок и разносит его по округе. Передо мной вновь возникает Аврея, пылающая и метущаяся, как пламя свечи на сквозняке.

— Это ты называешь преданностью своему народу? — шипит она, как кобра, готовая броситься вперёд, но вдруг раздаётся приказ:

— Аврея, довольно! — и я узнаю голос Гилара.

— Оставь её! — а затем голос Флики!..

Я оборачиваюсь и вижу их на другом конце поляны.

— Бабушка? — шепчу сдавленным голосом и бегу к ней, но замираю на полпути, чувствуя, словно кто-то невидимый хватает меня за руки и плечи и не позволяет двигаться.

Я пытаюсь вырваться, однако лишь теряю силы. Флика ободряюще улыбается мне, но смотрит со смесью тоски и боли.

— Что ты чувствуешь к нему? — вдруг произносит она, и я не сразу понимаю, что означает её вопрос.

— Что?! — шепчу обессиленно. — Я не могу ничего чувствовать к тальпу.

Но бабушка меня будто не слышит:

— А как же Фортунат?

— Что?! — шепчу я, продолжая вырываться, чувствуя, что удаётся только безвольно дёргаться в чьих-то сильных руках.

— На что ты решилась бы ради тальпа, который тебя спас?

— На что?! — повторяю бездумно и продолжаю отбиваться, но всё бесполезно.

Флика переглядывается с Гиларом и, печально улыбнувшись мне, велит:

— Ступай.

Я почти падаю, когда невидимые руки наконец отпускают меня. Только чудом успеваю сохранить равновесие, однако в следующее мгновение внезапный и мощный порыв ветра сбивает меня с ног, и я ударяюсь коленями о землю.

Чувствую на себе тяжёлый взгляд за несколько секунд до того, как поднимаю голову и сквозь прикрытые веки, ослеплённые злыми лучами, вижу перед собой огромный огненно-красный диск Солнца, а на его фоне возвышающуюся фигуру Верховной авгуры…

Взгляд проникает мне в самую душу, а незнакомый голос пугающе шипит:

— Против корриганов нет иных средств, кроме огня. Против воды и тьмы нет другого оружия!

Я хочу бежать, но не могу сдвинуться с места, как будто ноги приросли к земле.

Вдруг дует ветерок, принося облегчение и спасение от знойных лучей, я поворачиваюсь и вижу женщину с тёмными волосами из моих далёких видений. Её глаза всё так же ярко блестят лазурью.