Заезд на выживание - Дик Фрэнсис

Он разлил горячую черную жидкость по чашкам и снова оставил нас вдвоем.

— Да, — со вздохом протянула Элеонор. — Теперь вижу. Шансов у меня никаких.

И мы усмехнулись, коротко и смущенно.

— Дай мне еще немного времени, — сказал я. Но ведь уже семь лет прошло. Сколько еще надо?..

— Сколько времени? — спросила она.

— Не знаю. — Я удрученно покачал головой.

— Но мне надо знать, — со всей серьезностью заметила она. И смотрела теперь прямо мне в глаза. — Вы нравитесь мне, мистер барристер. Очень нравитесь, правда. И если я готова инвестировать в вас свое время и эмоции, мне нужна хоть какая-то реакция. Мне уже тридцать три, как говорится, часы тикают, время неумолимо. И мне хочется…» — Тут она умолкла.

— Чего именно?

— Тебя… наверное, — тихо ответила она. — Дом, детишек… мне нужна семейная жизнь. — Она снова замолчала, я терпеливо ждал. — На получение диплома ушло несколько лет. Потом я старалась сделать карьеру. Думала только об этом. Мне всегда нравилась моя работа, до сих пор нравится. Но теперь я поняла: мне нужно нечто большее. То, что было у моих родителей, — тихо добавила она. — Любовь, дом и семья. — Элеонор снова выдержала паузу, потом взяла меня за руку. — И я хочу этого… с тобой.

Глава 12

Элеонор уехала в гостиницу в Тауэр-Бридж, я поймал такси и отправился домой, в Барнс. И не то чтобы мы сознательно решили разъехаться в диаметрально противоположные стороны, решение было продиктовано чисто практическими соображениями. Ветеринарный симпозиум начинался в девять утра, в это же время меня должна была забрать из дома машина из компании по прокату и отвезти в Буллингдонскую тюрьму в Оксфорде, где я намеревался встретиться со своим клиентом. Однако на протяжении всего пути от ресторана, по Кромвелъ-роуд, мимо Вестминстерского аббатства и Музея естественной истории, мимо темных изогнутых стен Лондонского Ковчега[12] и по Хаммерсмитскому мосту, меня так и подмывало попросить водителя повернуть обратно и отвезти к Элеонор, в Тауэр.

И не успело решение окончательно сформироваться, как я увидел, что мы находимся у моего дома в Барнсе, на Рейнло-авеню. Я неуклюже выбрался из кеба, расплатился с водителем, мотор взревел, и он тут же отъехал — несомненно, обратно в Вест-Энд, на поиски очередного припозднившегося клиента, которому надо домой.

Секунду-другую я стоял неподвижно на костылях, смотрел на старый дом в эдвардианском стиле с двумя расположенными рядом входными дверями и размышлял над тем, что же держало меня здесь все эти семь лет. Неужели был настолько глуп и надеялся, что жизнь вернется к тем благословенным и счастливым временам с Анжелой? Наверное, слишком долго жил я, зарывшись головой в песок, и вот теперь пришло время начать новую жизнь с кем-то другим? Но как избавиться от ощущения, что, поступив так, я предам Анжелу?..

В дальнем конце улицы блеснули фары, сюда свернула какая-то машина. И внезапно я почувствовал себя страшно уязвимым, стоя в полночь на плохо освещенном и безлюдном тротуаре. Кругом — ни души, никто не придет на помощь, если я закричу. Даже у моего соседа снизу не горел свет. А Джулиант Трент, или кто-то другой, успевший побывать в доме и забрать фотографию, прекрасно знал, где я живу.

И я быстро, как только мог, поднялся по ступеням к входной двери и начал доставать ключи. Страшно мешали костыли. Свет фар становился все ярче, машина медленно приближалась, а потом вдруг свернула и скрылась из вида за поворотом.

Я облегченно выдохнул, тут же нашел нужный ключ, отпер дверь и вошел. Потом обессилено привалился спиной к двери и заметил, что весь дрожу. Развернулся, запер дверь на засов и начал осторожно подниматься по лестнице.

Почему я должен влачить такое жалкое существование? Последние недели я задавался этим вопросом бессчетное число раз, преодолевая сначала шесть ступеней к входной двери, затем — еще тринадцать, До гостиной. Еще двенадцать ступеней в спальню меня волновали мало, последнее время я все чаще спал на диване. Ни сада, ни террасы, ни крылечка, даже балкона у меня не было. Только вид из окон, да и то в летние месяцы он открывался только из спальни наверху — окна гостиной заслоняли деревья.

Я оставался здесь из-за воспоминаний, но, возможно, пришла пора начать обзаводиться новыми, где-то в другом месте. Пора избавиться от этого полусуществования. Пора вдохнуть жизнь полной грудью.

От Стива Митчелла осталась лишь жалкая оболочка его прежнего. Он был жокеем, а потому привык ограничивать себя в еде, к тому же тюремное питание изысканным и полноценным не назовешь. Но дело было не в скудном рационе, куда больше Стив страдал от недостатка движения, от того, что не было больше в его жизни скачек, тонизирующих мышцы и дух, — ведь он был профессиональным спортсменом и привык к постоянным тренировкам. Худенький, бледный и ослабевший на вид, таким предстал предо мной Стив Митчелл. Но что касается состояния духа, тут он не сдавался, даже с учетом всех обстоятельств. Жокеи, принимающие участие в стипль-чезе, должны быть сильны не только физически, но и морально, чтобы справляться с неизбежными травмами и нервным напряжением во время соревнований.

— Ну, что нового? — осведомился он, усевшись напротив меня за серый стол в серой комнате для допросов.

— Боюсь, немного, — ответил я.

Он покосился на костыли, лежащие на полу возле моих ног. То был первый мой визит к нему со времени падения в Челтенхеме.

— Сэндмен? — спросил он.

— Да.

— Читал в газетах, — сказал он. — Колени всмятку.

— Да, — кивнул я.

— И еще читал, что этот ублюдок Клеменс выиграл «Золотой кубок» на моей чертовой лошадке. — Я отметил, что ярлык «ублюдок» перекочевал теперь от Скота Барлоу к Рено Клеменсу. — Чертовски нечестно все это, вот что я скажу.

Да, действительно, подумал я. Но еще ребенком часто слышал от матери, что жизнь — вообще не слишком честная и справедливая штука.

— Встречался с сэром Джеймсом Хорли? — спросил я. — Когда у меня последний раз не получилось приехать.

— Черствый человечишка, если хочешь знать мое мнение, — буркнул в ответ Стив. — Не слишком мне понравился. Так говорил, точно это я сделал. Даже попросил прислушаться к голосу совести. Ну, я и послал его куда подальше.

Это я уже знал. Выслушал всю историю от самого сэра Джеймса после его возвращения из Буллинтдона. Как правило, сэр Джеймс не любил посещать клиентов в тюрьме, и этот случай исключением не был. Он оставлял всю «грязную» работу юниорам, но, поскольку я был обездвижен, пришлось ехать самому. И разговор, судя по всему, у них не получился. Митчелл не проникся симпатией к королевскому адвокату, возглавляющему сторону защиты. Но это было просто ничто в сравнении с антипатией, которую испытывал сэр Джеймс к своему клиенту. И уже не в первый раз я подумал, что сэр Джеймс будет только рад проиграть это дело.

— А никак нельзя обойтись без этого старого клоуна? — спросил Стив.

— Он очень опытный королевский адвокат, — ответил я.

— Да мне плевать, даже будь он самой королевой, — буркнул Стив. — Лучше ты защищай меня в суде.

— Послушай, Стив, — со всей серьезностью начал я. — На данный момент я далеко не уверен, что есть разница, кто будет защищать тебя в суде. — И тут же умолк, так и не высказав все соображения до конца.

— Я этого не делал, — упрямо заявил Стив. — Честно! Не убивал я этого поганца Барлоу! Почему никто мне не верит?

— Я тебе верю, — сказал я. — Но нам нужно, чтоб в это поверили присяжные, а у нас нет ничего такого, что бы могло убедить их в твоей невиновности. Все улики против тебя. Кровь в машине и на сапогах, да и тот факт, что вилы принадлежат тебе, тоже, знаешь ли, не способствует. И еще все знают, как ты ненавидел Барлоу. И все эти корешки от платежных чеков по ставкам, и отсутствие алиби… Ну, ты понимаешь, какое впечатление это произведет на жюри.

— Ты должен что-то сделать, — почти без всякой надежды произнес он.

— Я сдаваться не собираюсь, — сказал я, стараясь подпустить в голос оптимизма. — Все улики или носят косвенный характер, или подлежат разумному объяснению. Когда обвинение закончит излагать свою точку зрения, я сделаю представление судье, что дело против тебя сфабриковано. Впрочем, далеко не уверен, что он, или она, согласится. И если не подвернется новых фактов, боюсь, дела наши будут плохи.

— И тогда на что можно рассчитывать, в самом худшем случае? — спросил он.

— В каком смысле?

— Сколько, если меня признают виновным?

— Сколько дадут лет? — спросил я.

— Да нет, — раздраженно ответил он. — Сколько придется ждать, прежде чем обжаловать приговор? Пока не появится что-то доказывающее, что я не убивал?

— Нет гарантии, что у нас вообще получится его обжаловать, — ответил я. — Это происходит только в том случае, когда фиксируются факты нарушения закона. Ну, к примеру, если выводы судьи сочтут предвзятыми или необоснованными или же если в деле появятся новые свидетельства. В любом случае потребуется немало времени. Повторные слушания по коротким срокам назначаются быстрее, чем по длительным. Конечно, не слишком радостно ждать два года, если тебе назначили всего три и большую часть срока ты уже отбыл. Но что касается пожизненного…