Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Погонин Иван

Главный герой, частный сыщик из Петербурга, чопорный и холодный джентльмен, блестяще расследуя запутанное дело государственного масштаба, оказался в горах Японии. Там, найдя приют у отшельников-ямабуси, он обучился тайнам искусства ниндзюцу и всяческим эзотерическим практикам. Автор живописал невозмутимого щеголя, медитирующего, сидя на шпагате, среди цветущих сакур под неусыпным взором грозного наставника – старика с карикатурной седой бородой. К шестой главе, когда столичный франт, быстро превзойдя своих учителей в тайных искусствах, перелетал с одной верхушки дерева на другую и ударом кулака отправлял на тот свет по нескольку подлых шиноби за раз, у Родина уже вовсю слипались глаза, и сюжет книжки путался с собственными мыслями и воспоминаниями. Внезапно резкий звук вырвал его из объятий Морфея – настойчиво звонил дверной колокольчик.

Георгий протер глаза и отправился к дверям, одержимый скверным предчувствием. Неужели стало хуже сегодняшнему мужичку с искалеченной рукой? Наверняка проморгали заражение. Но, к облегчению, в вечернем сыроватом полумраке стоял, разглаживая шикарнейшие усы, почтальон.

Родин вернулся на тахту, недоуменно уставившись на казенный бланк телеграммы, и, залпом допив остывающий чай, принялся разглядывать по-военному краткий текст. Георгий перечел телеграмму трижды, и с каждым разом лицо его выражало все большее и большее недоумение. Клавдия Васильевна, пожилая нянюшка Родина, пришла унести пустую чашку, но остановилась, поглядывая с тревогой на своего воспитанника.

– Что случилось, Енюша? Это от Иры, из Петербурга? Все хорошо с ней? Ты чего молчишь?

Георгий отложил листок в сторону и ошарашенно пробормотал:

– Ничего не понимаю, нянюшка. Эта телеграмма от брата… от Бори.

Старушка, охнув, всплеснула руками, и чашка полетела на пол, со звоном разлетевшись вдребезги.

Борис Иванович Родин, средний брат Георгия, уже несколько лет не давал о себе никаких вестей. С тех пор как началась его блестящая офицерская карьера, встречи с родными становились все реже. И по мере того, как Борис переходил из прапорщиков в поручики, из поручиков в штабс-капитаны, из штабс-капитанов в подполковники, поток писем домой становился слабее и слабее, а сами письма все короче и суше. Наконец, когда удачливого молодого офицера пригласили консультантом в Генеральный штаб, под предлогом секретности государственных дел переписка была прекращена вовсе. И вот, как снег на голову, приходит эта телеграмма, с текстом еще более удивительным, чем личность отправителя. Бледно-свинцовые буквы на бланке гласили:

ЕНЬКА ТЫ НУЖЕН ОТЕЧЕСТВУ ТЧК СРОЧНО ВЫЕЗЖАЙ САХАЛИН ТЧК ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ ТЧК ПОДРОБНОСТИ НА МЕСТЕ ТЧК ОТ ТЕБЯ ЗАВИСИТ ОСТАНОВИТЬ ВОЙНУ ТЧК БОРИС

Родин вглядывался в бланк телеграфной депеши, пытаясь через эти сухие строчки вызвать в памяти образ брата. Они не встречались уже очень давно, поэтому основные воспоминания о Борисе были связаны со старокузнецким детством братьев Родиных. И воспоминания эти не были для Георгия особенно приятны. С раннего детства, Боря выказывал большой интерес к военной службе и всему, что было с ней связано. Его мало интересовали шумные нелепые забавы сверстников. Горелки, лапту, салочки он находил глупыми и бесполезными, предпочитая им свою великолепную коллекцию солдатиков. Борис тщательным образом расставлял оловянные батальоны на полу гостиной в соответствии с прусским учебником военной тактики. Уже тогда он представлял себя полководцем и с упоением маневрировал послушными усатыми гренадерами ростом не более двух вершков. Однако физическим развитием Борис тоже не пренебрегал – занимался фехтованием, верховой ездой, а каждое утро, без исключений, обожая дисциплину и всяческий порядок, начинал с холодных обливаний и гимнастики. Что же до стрельбы по мишеням, то тут ему и вовсе не было равных.

Но дисциплину и муштру Борис любил применять не только к себе, и маленький Енька волей-неволей становился одним из оловянных солдатиков старшего брата. Тот, разочаровавшись в попытках взять в соратники буйного и своенравного Всеволода, весь пыл милитаристического увлечения обратил на младшего брата, задумчивого тихоню. Георгий оказался без экзаменов принят в спартанскую школу настоящих мужчин. Занятия начинались ежедневно в шесть утра с того, что добровольный наставник-истязатель гнал сонного брата Еньку в одних кальсонах на обливание колодезной водой или, по сезону, растирание снегом. После гимнастики и фехтования Георгий, потирая синяки, оставленные безжалостной рапирой брата, переходил к теоретической части своего курса обучения. К изучению были обязательны не только труды Карла Клаузевица и Макиавелли, кроме них Родину каждодневно приходилось штудировать учебники баллистики, инженерного дела, а также биографии великих полководцев. На любую ошибку или нерасторопность младшего брата Борис немедля отвечал целой россыпью сухих ядовитых шуточек, стараясь максимально принизить ученика и добиться наилучшего подчинения. В минуты скуки Борисом выдумывались более изощренные упражнения, и Георгий вместо игр и досуга часами тренировался с пятидесяти шагов попадать булыжником, символизировавшим гранату, в маленькое лукошко или под язвительные комментарии брата бесконечно атаковал мешок с песком, грубо наряженный под турка, с помощью тяжелой неуклюжей палки. Но любимейшей забавой Бориса всегда было муштрование брата в стрельбе по движущимся мишеням. Причем главной шуткой было то, что в случае промаха Георгий, подобно охотничьему сеттеру, должен был лезть в болото и бурелом за упущенной глиняной тарелочкой и приносить ее обратно расточавшему иронические замечания брату.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В будущем, выбрав неспокойную профессию военного врача, Георгий не раз вспоминал Бориса добрым словом – и за стрельбу по тарелочкам, и за изнурительные часы, проведенные в фехтовальном зале. Но память об испытанном унижении, холодном и зачастую презрительном отношении брата, безжалостных наказаниях за проступки, все это тяжелым черным камнем лежало на дне души Родина, и фигура Бориса вызывала смутную тревогу. Но делать было нечего, желтоватый листок телеграфной депеши бросал вызов, а пренебрегать подобными вызовами было не в правилах Георгия. Он мог бы отказать брату, но отечеству отказывать не привык.

Родин взглянул на часы, поезд на Тобольск отправлялся рано утром. Оставалось еще время на сборы. Утешив Клавдию Васильевну, взволнованную нежданной весточкой от ее ненаглядного Борюсика, которого она, как и Георгия, помнила еще ясноглазым мальчуганом, Родин принялся паковать самое необходимое в небольшой дорожный чемодан. Помимо теплого белья в него отправился походный хирургический набор, пара склянок морфия, револьвер и несколько книг. Теперь оставалось только послать Ирине в Петербург телеграмму с объяснением своего неожиданного и таинственного исчезновения из Старокузнецка, а также с горячим (насколько это позволял телеграф) заверением в любви.

Утром, отправив заспанного мальчишку в земскую больницу передать записку для Юсупова с извинениями за внезапный отъезд, Родин направился прямиком на старокузнецкий вокзал. Молодой врач вдыхал холодный влажный воздух полной грудью, и предчувствие приключений тревожило его отважное сердце. Извозчик, подъехавший в насквозь отсыревшей за ненастную ночь скрипучей пролетке, с беззлобным удивлением глядел на коренастого зеленоглазого барина, пребывавшего этим хмурым темным утром в таком радостном возбуждении. Решив наконец, что барин не иначе как крепко выпил, он плюнул наземь и, запахнув поплотнее сырой тулуп, пустил лошадь рысью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 5

Мерно покачиваясь в такт хода поезда, Родин вдумчиво изучал содержимое свежего выпуска «Военно-медицинского журнала». Нехитрое убранство купе его нисколько не смущало. Для комфорта этому опытному путешественнику и аскету мало что нужно, разве что горячий черный чай да сухая чистая постель – и то и другое в поезде было представлено в лучшем виде. А занять свой ум Георгий всегда умел.