Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я помедлил с ответом, но Талобелов только кивнул:
«Ладно-ладно, — констатировал он, — тогда аккуратно выбирайтесь отсюда — ваза стоит целое состояние! — и следуйте за мной».
«Куда?» — с опаской спросил я.
«Увидите», — ответил Талобелов и, не прикладывая силу, потянул меня за рукав.
Сами понимаете, господа, мне оставалось только подчиниться: не в том я находился положении, чтобы спорить!
Мы — Талобелов впереди, я — за ним — прошли по коридору, но совсем недалеко: уже через несколько шагов мой спутник толкнул неприметную дверь, и мы оказались в крохотной комнатушке, которая — это выяснилось сразу — примыкала к кабинету.
«Располагайтесь», — любезно предложил мне Талобелов, указывая на табурет напротив… я глазам своим не поверил! — прозрачного стекла.
Я говорю «прозрачного», но это было не совсем так. Сначала я не понял, что за странные разноцветные линии испещряли буквально всю его поверхность, но затем меня осенило: это — картина!
— Картина? — поручик.
— Да, Николай Вячеславович, картина! Я припомнил, что видел на стене кабинета огромное — метров пять на три — полотно, изображавшее эпическую сцену: морскую баталию непонятно кого и с кем, так как флагов на сражавшихся кораблях не было. Картина еще тогда — при первом же взгляде на нее — показалась мне аляповатой, но общий ее вид — размеры, пышность, даже варварская роскошь — вполне увязывались с общей обстановкой чудовищного богатства, и я перестал обращать на нее внимание.
Как оказалось, напрасно! Эта картина была и не картиной вовсе, а тщательно замаскированным обзорным стеклом, причем все линии на нем — все эти «корабли», «волны», «пороховые дымы» и прочее — были нанесены так, чтобы находящийся по другую сторону наблюдатель мог видеть совершенно беспрепятственно и даже лучше того: чтобы сетка из линий перед его глазами скрадывала искажения[564]! Помимо этого, в стекле было проделано множество мелких отверстий, в буквальном смысле превращавших это стекло в настоящий дуршлаг. И эти отверстия, позволявшие наблюдателю еще и слышать все, что говорилось в кабинете, были замаскированы не менее искусно, чем всё стекло целиком!
Поняв, что из себя представляла конструкция, я поневоле усмехнулся:
«Однако!» — ухмыльнулся я.
«А что поделать, сударь?» — ухмыльнулся в ответ Талобелов. — «При наших занятиях — штука необходимая!»
«Да чем же вы занимаетесь, наконец?» — прямо спросил я.
Талобелов, уже не сдерживаемый надуманными предлогами, еще раз предложил мне занять место на табурете подле «картины» и сам уселся рядом:
«А вот послушайте!»
И кивнул на стекло.
«Но что заставило вас изменить позицию и прийти мне на помощь?»
Талобелов пальцем провел по стеклу, как будто сбрасывая с него пылинки, и ответил, не глядя на меня:
«Знаю я таких, как вы, сударь. Упертый вы человек… ведь по-добру по-здорову вы и не думали уходить?»
«Нет», — признал я.
«Значит, был бы скандал?»
«Очевидно!»
«Вот видите!»
«Молжанинов боится скандала? Или… — вдруг уточнил я, — это вы боитесь разоблачения?»
Талобелов дернул плечом:
«Да нет, сударь, — ответил он, как мне показалось, совершенно искренне, — ни я, ни Семен ничего не боимся. Мы, знаете ли, не робкого десятка люди!»
Тут Талобелов широко улыбнулся, а меня кольнуло в сердце: ведь и правда — какие же они трусы, если столько всего наворотили, причем сам Талобелов еще и работал когда-то под ежедневной угрозой смерти?
«Это не мы боимся… они!»
Талобелов кивнул в сторону стекла.
«Зволянский?» — изумился я.
«И он, и другие».
«А кто еще?»
«Да тут много кого замешалось!»
«Да во что же, Господи?»
Так мои вопросы завершили круг, что с новой усмешкой не замедлил подметить мой странный собеседник:
«Давайте-ка лучше смотреть и слушать!» — заявил он и, отвернувшись от меня, вперился взглядом в стекло.
Я последовал его примеру.
Зволянский сидел на корточках подле Брута и рылся в его карманах. Молжанинов — с огурцом в руке! — стоял рядом. Оба чиновника для поручений сидели у края стола: перед ними громоздилась кипа каких-то бумаг, и они перебирали эти бумаги, время от времени делая в них какие-то пометки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})«Да что же это!» — донеслось до меня.
Зволянский поднялся на ноги и посмотрел на Семена Яковлевича. Молжанинов откусил огурца, прожевал, пожал плечами и ответил довольно пренебрежительно:
«Понятия не имею, Сергей Эрастович: должно быть здесь».
«Но вы же видите: ничего!»
«Значит, перепрятал».
«Зачем?»
«Да кто же его, шельму, знает? Может, учуял чего?»
«Петр Иванович!» — окликнул Зволянский одного из чиновников.
Тот оторвался от бумаг и вопросительно посмотрел на своего начальника.
«Ступайте в его комнату, — кивок на Брута, — и посмотрите там!»
Чиновник тоже кивнул, поднялся со стула и вышел из кабинета… Боже, вот тут я, признаюсь, особенно возблагодарил Талобелова, так нежданно пришедшего мне на помощь и вызволившего меня из-за вазы. Не сомневаюсь: оставайся я на прежней своей позиции, меня бы непременно обнаружили!
«Что они ищут?» — обратился я к Талобелову.
«Аркаша, — ответил он, — еще с вечера должен был иметь при себе список запросов».
«Каких запросов? От кого?»
«Известно, от кого: революционеров!»
Я опешил настолько, что Талобелов, видя мои выпученные глаза и отвалившуюся нижнюю челюсть, рассмеялся:
«Ну да, — повторил он, — от них, голубчиков!»
«Вы… вы…» — залепетал я, не в силах правильно сформулировать мысль.
«Нет, сударь, что вы!» — Талобелов опять рассмеялся. — «Мы сами — никакие не они… не революционеры то бишь. Мы просто снабжаем их дельными вещами».
«Снабжаете!»
«Именно!»
«Вы!»
«Мы».
«Но ведь вы — полицейский!» — как последний аргумент, выкрикнул я.
Талобелов положил руку на мое колено:
«Вот именно поэтому».
До меня дошло:
«Значит, вы — агенты?»
«Разумеется».
Моя голова пошла кругом: Кальберг, Молжанинов, пожары, трупы, революционеры… что за невероятная смесь! А главное — что за дикая смесь! Как одно в такой мешанине увязывается с другим?
— Очень даже увязывается! — Чулицкий.
— Да, Михаил Фролович, теперь-то многое понятно, но тогда, в комнатушке, я ничего вообще не знал… а теперь — конечно: я и сам вижу, насколько всё просто! Или, если угодно, насколько мы все ошибались, принимая дело за обычные… ну, или необычные, но все же с целью простой наживы убийства!
— Нет, не ошибались! — Можайский.
Гесс вскинул взгляд на его сиятельство:
— Не ошибались?
— Нет, — повторил Можайский. — По крайней мере, не до конца.
— Что это значит?
— Давайте позже, хорошо?
— Ну…
— Что у тебя на уме, Можайский?
— Ничего особенного, Михаил Фролович. Просто, похоже, у меня сложилась общая картина. Полагаю, и у тебя тоже!
Чулицкий на очень короткое мгновение задумался, а потом согласился:
— Да, пожалуй… вот только исчезновение всех жертв для меня по-прежнему остается загадкой!
Его сиятельство склонил голову к плечу:
— Я, кажется, догадался, в чем дело!
— Ты серьезно?
— Насколько это возможно.
— Зачем же они исчезли?
— Давай отложим это на завтра? Придет ответ из Венеции…
Чулицкий погрозил пальцем:
— Экий хитрец!
— Да нет, — Можайский улыбнулся — губами, — никакая это не хитрость! Просто не вижу смысла в преждевременных выводах.
— Ну да, конечно!
Тогда его сиятельство, гася улыбку в глазах, прищурился:
— Хочешь взять меня на пари?
Чулицкий фыркнул:
— Больно надо!
— Значит, хочешь!
— Ну, допустим!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Что ставишь?
Чулицкий задумался:
— Коньяк?
— Идет!
— Господа, — обратился к нам Чулицкий, — вы все — свидетели!.. Ну, говори!
