Эммануэль. Римские каникулы - Эммануэль Арсан

– И в остальном мире, конечно же. Может быть, это поможет ему продвигаться в направлении, мужественно указанном молодыми мучениками Тяньаньмэнь[22]. А это истинная весна. Демократия!

Рука Эммануэль останавливается на груди Сухэ, и она чувствует, что она твердая и круглая, как апельсин.

– Будьте точнее. Какая взаимосвязь между этими фальшивыми IBM-платами, «сделанными в Силиконовой долине»… но прибывшими с Дальнего Востока и дезинформацией в Китае?

– Дело в деньгах, которые они принесут, мадам.

– Кто их будет покупать, Бихар?

Лоб дипломата покрывается потом. Рука Эммануэль хватает другую грудь Сухэ с такой силой, что у малышки вырывается стон.

– КТО?

– При других обстоятельствах я бы совершенно не одобрил подобную сделку… Скажем так, один европейский производитель.

– И операция будет продолжаться в Китае? Каким образом?

Бихар не отвечает и замыкается в себе. Эммануэль вспоминает недавний случай, произошедший во Франции: исчезновение в штаб-квартире одного ежемесячника секретных файлов, содержавших информацию о различных китайских деятелях, которым угрожали суровые репрессии. Конечно, программное обеспечение обнаружили через два дня, но разве за это время данные не были скопированы китайскими спецслужбами? И это явно объясняет нерешительность молодого человека.

– У меня есть там друзья, – шепчет дипломат. – Хотя мне практически невозможно общаться с ними. Я ни за что не хочу навлечь на них серьезные неприятности.

– Я тоже, вы можете быть в этом уверены, – искренне признается Эммануэль. – Верьте в мою предусмотрительность.

Отказавшись на время от своего допроса, она проводит рукой по спине Сухэ, одновременно притянув к себе лицо девочки-подростка. Теперь складки ее кимоно разошлись, и показалось тело мягкого янтарного цвета. Ее живот пульсирует…

И тут Эммануэль вдруг резко перемещает лицо к гладкому низу ее живота и начинает целовать промежуток между ее стройных бедер.

– Эхо-помехи, – поспешно говорит восточный человек, как бы желая побыстрее освободиться от тяжелой тайны. – Вот. Теперь вы знаете об этом не меньше меня.

Заинтригованная неизвестным термином, Эммануэль повторяет:

– Эхо-помехи?

– Вы, наверное, слышали, что в Китае передачи «Голоса Америки» и других западных радиостанций глушатся. Китайцы, таким образом, отрезаны от мира, и они даже не знают, что происходит в их собственной стране. Один японский инженер, в настоящее время находящийся на стажировке в Лондоне, разработал там несколько месяцев назад своего рода декодер, который позволяет устранить помехи.

– То есть платы производят по ту сторону Ла-Манша?

– Нет. Это миниатюрные детали размером с зажигалку. И их крупномасштабное производство обеспечивает Тайвань.

– А деньги, значит, используют для покупки этих устройств для китайских университетов, для средств массовой информации, для крестьянских общин?

– Да.

– Но вы не все мне сказали, и вы это знаете…

Подняв ткань кимоно Сухэ, Эммануэль отбрасывает ее ей на плечи, и девушка стоит обнаженная, с плоским животом, отмеченным снизу черным, хорошо разделенными небольшими грудями, узкими, как у ребенка, бедрами, грациозными руками и по-прежнему бесстрастным лицом.

– Они будут доставлены из Тайваня в Китай на корабле, приписанном к Бангкоку.

– Наконец-то! – радуется Эммануэль.

Она чувствует интенсивное облегчение: именно по этой причине Жан, столь верный принципам свободы, впутал ее в это приключение, в котором он, очевидно, и является главным инициатором. Все ее неприятности исчезают. Теперь она больше не боится трудностей, которые, без сомнения, все еще ожидают ее. Завтра она подумает об этом. А сейчас она хочет жить полноценной жизнью, полностью отдавшись удовольствиям.

Она поворачивается и обнимает молодого человека, а тот встает на колени рядом с ней и опрокидывает ее на ковер в диком объятии. Вместе они катятся к ногам Сухэ, которая при этом не сдвигается с места ни на сантиметр.

– Раздевайся, – говорит Эммануэль дипломату. – И ты, Сухэ, присоединяйся к нам.

Малышка послушно присаживается, позволяет обнять себя, и молодая женщина накрывает ее, берет за грудь, смелым движением бедра раздвигая юношеские ноги. Опытный язык приоткрывает ей рот и проникает внутрь, и язык девушки страстно отвечает ей. Эммануэль чувствует, что китаянка одной рукой вцепилась ей в шею, а другой касается ее груди… Поцелуй продолжается в каком-то исступлении, языки переплетаются, погружаясь в смешанную слюну, сладкую, словно мед. Эммануэль трется животом о вытянутую ногу своей подруги, тихо зовет ее, выгибаясь и забираясь верхом на эту молчаливую кобылку. Но та уже жаждет чего-то другого…

И она вздыхает от радости, когда тело прижимается к ней, рот касается шеи, а рука продвигается между ног, доходит до самого влагалища, раздвигает волосы и уступает место пенису. Напрягшийся, но еще гибкий и ласковый, он проникает в нее. Эммануэль двигает бедрами, чтобы он проник в нее еще глубже, она стонет. Руки молодого человека крепко обхватывают ее. Его толчки, такие медленные и чувственные, проходят по ней как волны, вызывая изысканные ощущения.

Оставив рот маленькой китаянки, Эммануэль достаточно далеко отодвигается от нее, чтобы поместить свое лицо между ее тонкими ногами, ввести язык в ее вагину и проворно задвигать им там, ускоряя ритм. В то же время толчки молодого человека тоже ускоряются, он двигается без остановки, каждый раз все сильнее и сильнее.

Подняв преображенное лицо, Эммануэль кричит, ее глаза наполняются слезами, а сама она целиком охвачена наслаждением. И крик молодой китаянки сливается с ее криком, а поток спермы с силой бьет ей в живот, и она уносится куда-то в бесконечном вихре.

Х

«Рендж Ровер» останавливается рядом с итальянскими таможенниками. Двое из них выходят вперед, в то время как Клаудио приводит в действие электрический стеклоопускатель, уже готовый протянуть необходимые документы. Двое мужчин, один – старше другого, с седыми висками, другой – с вьющимися волосами и смешливый, как любимый актер Пьера Паоло Пазолини, кажутся очарованными красотой четырех пассажиров: Клаудио напоминает Давида Микеланджело, бегущего вдоль берега озера Маджоре. Две молодые женщины не похожи на возвышенных мадонн эпохи Возрождения, но они вполне могут конкурировать с ними, несмотря на одинаковую простоту их одежды: джинсы и достаточно просторные свитера. За тонированными стеклами автомобиля глаза Эммануэль полны слез. Она столь же печальна, как и Сильвана, чье лицо говорит о подавленных эмоциях. Нежные черты Сухэ не говорят ни о чем, но в ее узких глазах можно заметить нарастающий страх. Сидя сзади, рядом с Эммануэль, она положила дрожащую руку на внушительный зеленый дорожный ящик, который стоит за ней среди прочего багажа.