Год черной луны - Маша Спивак

Тра-та-та-та, та-та, та-та-та, среди белья крахмально выстиранного, лежал он, отрешась от женственного, в печальном постиженье истинного…

Тоже какая-то цитата.

Впрочем, мне вовсе не печально, а хорошо, и душа спокойна. Каждый получил что хотел. Тата — себя, жена — меня, который никуда не денется, я — Тату у себя в доме. Она всегда со мной, и мне не нужно гадать, почему она улыбается, от любви или от колдовства. Черт бы побрал мои экзерсисы, ими я разбудил в себе дьявола, за что незамедлительно поплатился. Если б я не терзался сомнениями, возможно, все пошло бы иначе? Но что зря философствовать? Моя Тата нежно меня любит, и временами, когда никто не видит, она склоняется надо мной, поправляет подушки и ласково проводит прохладными пальцами по моему лбу. Я просыпаюсь и мысленно поднимаю руку, здороваясь с ней.

По-настоящему я это делать боюсь: еще узнают, что я могу двигаться, и начнется дурацкая лечебная физкультура. А так, пока меня все больше считают растением, передо мной разворачивается целый театр. Я с интересом наблюдаю за своей женой и лечащим врачом. У них роман — в самом начале. Когда он входит ко мне один, то перед осмотром непременно спрашивает с вызывающе пакостной шутливостью:

— Ну что, не устали еще отдыхать, пациент Протопопов?

Как же я мог расстаться с Татой, когда она — единственная, кто звал меня по имени?

Вчера, выходя из комнаты, докторишка приобнял мою жену за талию. Она повернула к нему лицо, осветившееся улыбкой; это было заметно даже в профиль. Интересно, он влюблен или зарится на наследство? В последнем случае его ждет сюрприз: я не собираюсь валяться вечно. Отдохну, наберусь сил — в основном моральных — и встану. То-то они обрадуются.

Как по-идиотски выразился мой эскулап, мы с ним еще спляшем.

Между прочим, медсестра, которая делает мне уколы, массаж и прочие процедуры, по законам жанра влюблена в этого опереточного фата, чего он, естественно, не замечает. Она хорошенькая и юная, лет девятнадцати, и только я один вижу, какими злыми, несчастными глазами она смотрит на доктора, любезничающего с моей женой. Та, кстати, расцветает с каждым днем, что мне, разумеется, обидно — но совсем чуть-чуть.

Мой рослый красивый сын все чаще заглядывает ко мне в отсутствие невесты — они живут у нас вместе уже больше года — и беседует с милой медсестричкой на околомедицинские темы. Та, робея под его взглядом, скромно опускает ресницы. Мой сын — биолог и всегда пропагандировал идею, что люди не созданы быть моногамными.

Я прячу улыбку, наблюдая за ним.

Как сказал кто-то из великих, а может, не очень, «жизнь — трагедия для того, кто чувствует, и комедия для того, кто мыслит».

14

Ефим Борисович

В этом году все наперекосяк. Расхворавшись в конце января — замучило давление, сердце, артрит, — я ослаб и к началу весны схватил совершенно неотвязное воспаление легких, коим и терзал своих домашних долгих три месяца, пока наконец в середине июня доктор не смилостивился и не разрешил мне выехать на дачу. Было невероятно обидно упускать самое чудесное время: я всегда любил вместе с Таточкой следить, как появляются из земли, растут и расцветают ее многочисленные питомцы. Однако в моем возрасте роптать не приходится, все-таки восемьдесят пять. Жив — и на том спасибо.

Зато и проведу за городом на месяц дольше обычного: Тата опять собралась в Нью-Йорк, Павлуша, внук, учится и работает, редко бывает дома, а поскольку я «вышел из доверия», меня не решаются отпустить на вольное житье. Возвращения моей непоседливой невестки буду дожидаться под присмотром ее родителей. С ними мы часто обсуждаем главную семейную новость — Майка. Он приезжал в мае и жил в гостинице, но Таточка со всеми его познакомила, из чего я делаю вывод, что отношения их серьезны. Приятный человек. Татины родители в восторге, а я… нет, не скажу ничего плохого, но все-таки, все-таки… что бы я ни говорил Ивану… какой бы несбыточной ни выглядела мечта… мне безумно хочется, чтобы Тата и мой непутевый сын снова соединились. Но похоже, этому не суждено сбыться. Тата на вопросы о Майке неизменно отшучивается, но, кажется, она по уши влюблена, и он, насколько можно судить, тоже. Когда я впервые увидел их вместе, то с замиранием сердца, горестным и радостным одновременно, понял, что они — пара. Я боюсь спрашивать Тату, собирается ли она замуж, но от Ивана знаю, что про развод речи не было, и в глубине души радуюсь: мало ли как жизнь повернется. Сколько за последнее время произошло всякого, что на первый взгляд казалось немыслимым.

Кто, скажем, мог предугадать, что мы наконец-то избавимся от Протопопова? Я уже приготовился терпеть его до конца жизни. И вот нате вам… не знаю подробностей, но, судя по доносившимся до меня обрывкам разговоров Таты и Умки, повел он себя гадко; недаром он мне никогда не нравился. Вольному, разумеется, воля, но, коль скоро этот господин, будучи женат, позволял себе бывать в доме и, выражаясь старинным языком, свататься — как еще назовешь? — то должен был выпутываться иначе.

Грешным делом, я сейчас радуюсь даже его болезни — знаю, знаю, очень нехорошо, не по-христиански, но в противном случае он непременно объявился бы снова, и для Таточки это была бы погибель. Она даже не замечает, как расцвела в его отсутствие, какой стала спокойной, доброжелательной, улыбчивой — прямо ангел.

И конечно, у нее не нашлось бы столько времени, чтобы ухаживать за мной, пока я болел. А так она подолгу просиживала рядом с моей постелью и, чтобы развлечь — мне было трудно разговаривать, — рассказывала обо всем на свете, в частности о том, что происходит с ее приятельницами, которых я знал или о которых слышал. И кое-что, признаться, поистине изумляло.

Например, Саша, чье участие в грустной истории Ивана и Таты было столь велико, нашла весьма необычное применение своим уникальным знаниям. Новый муж — не знаю, оформлены ли их отношения юридически, но Умка и Таточка называют его именно так — привлек ее к своей работе, и, войдя в курс дела, она придумала интересное направление: подбор недвижимости в соответствии со знаком зодиака клиента. В жизни бы не подумал, но многие с удовольствием прибегают к ее услугам, когда, допустим, не могут выбрать между двумя равноценными домами в разных городах или квартирой и частным домом или же, в свете каких-то личных обстоятельств, не знают, в какой момент лучше подписать контракт. Саша никогда ничего не искажает в угоду интересам фирмы, говорит только то, что действительно видит в астрологических картах, и успела заслужить у людей большое доверие, причем они довольно скоро начали советоваться с ней и по другим жизненным вопросам. Она и ее муж процветают; Умка говорит, что, по его словам, при Саше дела пошли так хорошо, что он подумывает, не уступить ли ей свое место генерального директора.

Кстати, об Умке: поворот в ее судьбе и вовсе невероятен! Помнится, ранней весной мы с Таточкой вместе пили чай, я — лежа в постели, она — сидя рядом в кресле, когда вдруг раздался телефонный звонок. Тата сняла трубку и расплылась в улыбке:

— Приветик.

Так она обычно говорит Умке. Я понял, что у меня есть как минимум четверть часа, погрузился в собственные размышления, но скоро задремал и проснулся от ее громкого восклицания:

— Серьезно?!

И чуть погодя:

— Ничего себе!

И вскоре:

— Ну ты даешь!

Повесив трубку, Тата некоторое время смотрела на меня круглыми глазами, с удивленной гримасой, и наконец спросила:

— Помните, Ефим Борисович, я собиралась учить каталанский язык? Умка как раз видела в костеле объявление?

— Конечно, помню, но по-прежнему считаю, что разумней было бы учить язык более распространенный, испанский, к примеру, или французский…

— Да-да, но речь не об этом. Умка по моей просьбе пошла узнать, когда и как можно записаться, и… нет, вы даже не представляете!

— Да что такое?

— В объявлении было сказано: «обращаться в зал святой Марии-Доминики Мадзарелло». Умка зашла туда после мессы. Видит, за столом человек, по ее собственному выражению, «типично католической наружности». Умка думала, это и есть носитель языка, который будет вести занятия, но оказалось, он только замещает преподавателя, своего друга, — ведет запись. Он очень подробно все рассказал, а когда понял, что заниматься собирается не она сама, а подруга, явно расстроился и стал уговаривать тоже учить язык, но лучше испанский. Совсем как вы, Ефим Борисович. Умка спрашивает: «Почему испанский и зачем он мне?» А он: «Вот приедете в Толедо, как с людьми будете разговаривать?» Умка удивилась: «Почему в Толедо?» А он: «Ко мне в гости, это мой родной город».

— Она ему понравилась, вот он с ней и любезничал, что же тут удивительного?

— А вот послушайте! Он спросил, как ее зовут, удивился ее имени — Умка, — поахал: как необычно. Тогда и она поинтересовалась: «А вас как зовут?» Он смутился, замялся, а потом, как будто извиняясь, ответил: «Как нашего короля, Хуан Карлос». Еще улыбнулся и развел руками с таким видом, мол, я не виноват.