Кавказский принц - Андрей Величко

– Да уж такую … мне только и консультировать, она сама кого хочешь за… законсультирует насмерть! Видео ей, конечно, показывать нельзя?

– Видео нельзя, а вот картинки вполне можно распечатать. Так я могу на тебя надеяться?

– Ладно, чего уж там, помогу, а то ведь иначе сам возьмешься – и тогда все, прощай, любимый дядя!

Через неделю мне сообщили – дочь Сюрмонда жива, состояние по сравнению с прошлым годом немного ухудшилось, но пока она транспортабельна.

Гоша написал ему письмо, где сообщил, что ему, наконец, удалось уговорить меня (ужасного, совершенно невозможного человека) заняться его дочерью. Далее он заранее просил извинения за мое высокомерие, эксцентричность, временами переходящую в неприкрытое хамство, и часто случающиеся приступы патологической алчности. Вообще-то в списке моих "достоинств", который я же и написал, пунктов было гораздо больше, но его высочество твердо сказал, что это слишком, и вымарал половину. Мы с ним решили разыграть спектакль про двух следователей, где Гоша застолбил себе роль доброго.

Тем временем понемногу прибывали вызываемые Татьяной будущие Маты Хари и прочие графини Помпадур. Поговорив с Собакиной, я тут же поставил шестому отделу задачу – отправить пару человек, одного в Австралию, другого в Канаду. Каждый пусть ищет там небогатую девушку, из простой семьи, похожую вот на эти фотографии. И чтобы она была согласна на несколько лет уехать работать в российскую глубинку, где за очень хорошие деньги эти самые несколько лет трудилась бы гувернанткой, учительницей английского или неважно кем еще. А Ксению я пока направил учиться летать – давно пора было иметь своего человека в Англии, желательно поблизости от де Хэвиленда, который, по отрывочным слухам, уже достиг определенных результатов. Про дела во Франции со временем тоже не помешает узнавать из первых рук, но пока хватало и газет. Они там отличались совершенно восхитительной болтливостью, так что про дела Сантос-Дюмона и недавно занявшегося авиацией Фармана я был в общем в курсе. С Германией же все было просто замечательно – граф Цеппелин писал мне часто и подробно, и не только про свой дирижабль L-2.

А кроме плетения интриг и подготовки шпионских страстей мне скоро предстояло взвалить на свои плечи еще одно направление – ракеты. Я долго сомневался, прежде чем пригласить к нам Циолковского. Он, конечно, талантливый ученый, и неважно, что совершенно непрактичный, я не собирался вешать на него административные функции. Основные опасения внушало то, что Константин Эдуардович был идеалистом и мечтателем, я таких людей всегда как-то не очень хорошо понимал, а поэтому несколько опасался. Но все-таки, подумав, решил, что пусть лучше он мечтает себе здесь, под нашим присмотром и не в такой нищете, как до этого. И желательно подольше не посвящать его в тонкости планируемого применения ракет.

Зелинский уже был озадачен разработкой медленно горящих порохов для ракетных двигателей, и я, вспомнив свои занятия ракетомоделизмом, посоветовал ему попробовать, кроме пироксилиновых, смеси сахара с калиевой селитрой, так называемые карамельки, и эпоксидно-аммониевые. Оптико-механический завод, к которому так и приклеилось неофициальное название "Гомосек", уже сделал хоть как-то работающий гироскоп и под моим присмотром сейчас занимался разработкой релейной автоматики. Оставалось найти руководителя проекта. В голове, кроме строчки из Высоцкого "где взять? – у нас любой второй в Туркмении…" никаких дельных мыслей не появлялось. Сходить, что ли, в свою Москву, поискать в интернете? Так ведь мне нужно, чтобы человек был толковым инженером и администратором сейчас, а не оставил о себе следы, обнаружимые и через век, это все-таки разные вещи.

Ладно, пишем распоряжение в секретариат, чтобы заранее организовали дом Циолковскому, у него это был пунктик, хороший дом. Кем он тут у нас будет? Пожалуй, пусть моим научным консультантом, с окладом сто рублей в месяц.

И отдельно приказ шестому отделу, подобрать кандидатуру на роль руководителя нашего ракетного проекта, приблизительный список требований прилагается.

Глава 24

Количество Михаилов в Георгиевске растет ударными темпами, подумал я, приглашая своего гостя садиться. Бывший казачонок, а ныне младший лейтенант Мишка-ас, Налетов, второе высочество… Вот и еще один, найденный шестым отделом на роль руководителя нашего ракетного проекта. Примерно ровесник мне или чуть помоложе, полковник-артилерист, Михаил Михайлович Поморцев.

– Я давно слежу за вашими достижениями, еще со времен первых путаных сообщений о полетах в Аббас-Тумане, – сказал он после взаимных представлений. – И рад, что наконец довелось познакомиться лично.

– А мне про ваши успехи в аэронавтике и смежных областях доложили совсем недавно, – признался я, – и вот поэтому я вас и пригласил. Чтобы не ходить вокруг да около, давайте я сразу поделюсь своими планами. Вам не надоело регулярно ругаться с своим артиллерийским начальством? Это я к тому, что со мной собачиться при желании можно ничуть не хуже, а возможностей для научной деятельности, если вы перейдете на работу к нам, будет гораздо больше.

– Вот как, – развеселился Поморцев, – и чем же вы мне предлагаете заняться?

– Ракетными двигателями и разработкой новых приборов для навигации и управления. Если же у вас появятся какие-либо инициативные разработки, это будет только приветствоваться. Я тут собираюсь создать специальное подразделение, особое техническое бюро, и сватаю вас на роль его начальника.

– Ну, раз сватаете… Вроде невесте не положено соглашаться сразу, надо для приличия поломаться маленько, но я не невеста и приму ваше предложение. А как конкретно будет выглядеть мой переход на работу к вам?

– Да как хотите. Можете уволиться со службы и наняться к нам как штатское лицо. Или я могу сделать так, чтобы вас прикомандировали к нам, но этот вариант мне не очень нравится. В этом случае вы теоретически остаетесь в подчинении у вашего прежнего начальства, что не есть хорошо. Можно устроить вам перевод в авиацию со сменой звания на того же полковника, но в этом случае придется получить диплом летчика-наблюдателя, это пять полетов.

– Очень интересно, – оживился собеседник, – давно хотел полетать на аэроплане. В случае перехода в авиацию моим начальством будете вы?

– Да, а надо мной только его высочество цесаревич, на этом начальственная пирамида заканчивается.

– И какой конкретный результат от меня потребуется?

– Самолет с ракетными двигателями. В проектировании самолета окажу помощь я, пороха для ракет вам сделает Зелинский, слышали про такого? Но руководить всей работой будете вы, параллельно с организацией самого Остехбюро и его материальной базы. Да, и про оклад. Тысячи полторы вас устроит? В месяц, естественно, а не в год.

– Ничего себе, – удивился Поморцев, – это у вас такое содержание полковника?

– А хрен его знает, – честно ответил я. – Во всяком случае, сейчас все полковники авиации получают примерно столько. Правда, их мало, пока только один я.

Перед беседой с Циолковским, который приехал через два дня, я соответствующим образом настроился. Пару раз спел сам себе "на пыльных тропинках далеких планет…", перечитал "Страну багровых туч" и "Звезду КЭЦ", освежил в памяти расстояние до Луны, Венеры и Сириуса. В результате Константин Эдуардович, встретив в моем лице столь столь горячего сторонника экспансии человечества в космос, был потрясен до растроганности и обещал в ближайшее же время закончить свое "исследование мировых пространств реактивными приборами". Восторженно заявив, что это архиважно, я попросил его еще и составить несколько уравнений для частных случаев движения тела переменой массы, а так же при необходимости консультировать не только меня, но и начальника Остехбюро. И не хочет ли уважаемый Константин Эдуардович съездить в Германию, познакомиться с графом Цеппелином и его дирижаблем? Возможно, удастся подсказать графу какое-нибудь удачное решение…

Похоже, мне удалось достичь своего, и от меня Циолковский ушел воодушевленным по самое дальше некуда.

А я, вздохнув, сел читать бумагу от информбюро – план мероприятий по подготовке общественного мнения к скорому открытию Санкт-Петербургского эротического театра.

В апреле младшее высочество Михаил Александрович закончил курс обучения на "Святогоре" – дальнейшие его полеты на этой каракатице были бессмысленны и привели бы только к закреплению вредных навыков. В обстановке сильно повышенной торжественности (то есть в мундире был не только Гоша, но и я тоже) ему был вручен диплом. После чего свежеиспеченный пилот пригласил нас отметить это событие в лучшем ресторане Георгиевска – "Путаниуме". Ей-богу, я тут был не при чем, Мишель сам выбрал именно этот пункт общепита, а вот вообще к его появлению у нас некоторое отношение я имел. Во всяком случае, смета на его организацию, представленная Татьяной (уже Князевой), была утверждена именно мной, да и название придумал тоже я. Оно представляло собой облагороженный вариант Машиного комментария "все-таки устроили тут б…дюшник!".