Зловещий гость (сборник) - Эрнст Гофман

«Сто пятьдесят тысяч рейхсталеров в старых фридрихсдорах из доходов майоратного имения Р-зиттен. Сумма эта назначается на постройку замка. Владелец майората, который унаследует от меня эти деньги, должен воздвигнуть на самом высоком холме, лежащем к востоку от замковой башни, которую он найдет обвалившейся, высокий маяк для мореплавателей и каждую ночь его зажигать.

Р-зиттен, в ночь на Св. Михаила в 1860 году.

Барон Родерих фон Р.».

Сначала барон поднял один за другим мешки с монетами и снова бросил их в сундук, восхищаясь звоном золота, потом он обернулся к старому домоправителю и, поблагодарив за верность, сказал, что только из-за клеветы он сначала так дурно обошелся с верным слугой. Его не только оставляют в замке, но сохраняют за ним должность домоправителя с удвоенным жалованьем.

«Я обязан тебе всем. Если хочешь золота, забирай один из этих мешков» – так закончил свою речь молодой барон, потупив взгляд и указывая старику на сундук.

Лицо домоправителя вдруг побагровело, и он издал тот ужасный звук, похожий на предсмертный вой раненого зверя, про который барон рассказывал адвокату. Тот содрогнулся, а старик пробормотал сквозь зубы нечто похожее на слова: «Не деньги, а кровь!» Барон, погрузившийся в созерцание сокровищ, ничего этого не заметил.

Даниэль, дрожа всем телом, словно в лихорадке, подошел к господину со склоненной головой, с покорным видом поцеловал ему руку и сказал плаксиво, проводя рукой по глазам, словно отирая слезы: «Милостивый господин, на что одинокому старику золото? Что до удвоенного жалованья, то я приму его с радостью и буду делать свое дело усердно и без обиды».

Барон, не обративший особого внимания на слова старика, захлопнул тяжелую крышку сундука так, что весь подвал содрогнулся и заскрипел, потом запер сундук, тщательно спрятал ключи и сказал: «Хорошо, хорошо, старик, но ты еще говорил про золото, которое лежит внизу, в обвалившейся башне!»

Старый домоправитель молча подошел к дверце и с трудом ее отпер. Но как только она распахнулась, в залу с силой ворвался вихрь воздуха со снегом и, каркая, влетел перепуганный ворон, стал биться в окна и, найдя открытую дверцу, ринулся в пропасть. Барон ступил в проход, но, посмотрев вниз, в глубину, попятился назад. «Отвратительный вид – голова кружится!.. – пробормотал он и без чувств упал на руки адвоката, но тотчас пришел в себя и спросил старика, глядя на него проницательным взором: – А там, внизу?..»

Старик между тем запер дверцу, для чего навалился на нее всей тяжестью тела, с трудом повернул большой ключ в скважине и вынул его из совершенно проржавевшего замка. Сделав это, он повернулся к барону и сказал со странной улыбкой, помахивая большими ключами: «Да, внизу погребены тысячи тысяч, все замечательные инструменты покойного барона – телескопы, квадранты, глобусы, ночные зеркала – все превратилось в мусор, раздавленное балками и камнями». – «Но наличные деньги? Наличные? – перебил в нетерпении барон. – Ты говорил про червонцы!» – «Я говорил про вещи, – невозмутимо ответил старик, – которые стоили многих тысяч червонцев!»

Больше ничего нельзя было от него добиться. Барон был, по-видимому, очень рад, что получил сразу все средства, в которых нуждался, чтобы осуществить свой заветный план, то есть постройку нового великолепного замка. Адвокат думал, что, выражая свою волю, покойный говорил только о ремонте и перестройке старого замка и что, действительно, едва ли новая постройка сможет соперничать с величественными размерами и строгим стилем старого родового замка, но молодой хозяин остался при своем мнении, полагая, что решения можно изменять. При этом он дал понять, что считает своим долгом благоустроить резиденцию в Р-зиттене сообразно климату, почве и местоположению, чтобы вскоре привезти сюда, как любимую жену, одно существо, во всех отношениях достойное величайших жертв.

Таинственность, которой окружал молодой барон, быть может, уже втайне заключенный союз, заставила адвоката прекратить дальнейшие расспросы. Между тем его успокаивало решение клиента, потому что в стремлении того к богатству адвокат действительно видел скорее желание заставить любимую женщину забыть отечество, от которого она должна была отказаться, нежели алчность. Но он все-таки обнаружил в бароне и скупость, и корыстолюбие, когда тот, роясь в золоте и любуясь старыми фридрихсдорами, проворчал: «Старый плут, наверно, не сказал нам о главном богатстве, но будущей весной я велю в моем присутствии разобрать башню до основания».

Пришли строители, с которыми барон долго обсуждал то, как должно выглядеть новое здание. Он отклонял все чертежи, все казалось ему недостаточно богатым и величавым. Наконец, он начал сам рисовать планы, и это приятное занятие, при котором в его воображении неизменно возникала светлая картина счастливого будущего, приводило молодого хозяина поместья в хорошее расположение духа, передававшееся и остальным. Его щедрость и привычка жить на широкую ногу противоречили всем представлениям о скупости.

Даниэль, по-видимому, тоже забыл нанесенную ему обиду. Он держался всегда спокойно и покорно с бароном, который часто следил за ним недоверчивым взглядом, продолжая думать о кладе, погребенном на дне башни. Но все удивлялись тому, что старик, казалось, молодеет день ото дня. Возможно, его глубоко огорчила смерть старого господина, и он только теперь начал отходить от удара; быть может, причиной этого было то, что теперь ему не нужно было, как прежде, проводить в холодной башне бессонные ночи, он лучше ел и пил хорошее вино, но только из старика домоправитель превратился в сильного мужчину плотного телосложения, с румяными щеками, который был бодр и громко смеялся, услышав шутку.

Приятная жизнь в Р-зиттене была нарушена появлением младшего брата молодого хозяина майората Вольфганга – Губерта, при виде которого барон Вольфганг смертельно побледнел и громко воскликнул: «Что тебе здесь нужно, несчастный?»

Губерт бросился брату в объятия, но тот схватил его в охапку и потащил в дальнюю комнату, где они, уединившись, заперлись. Братья провели наедине несколько часов, после чего Губерт вышел из комнаты расстроенный и велел подать себе лошадь. Адвокат двинулся ему наперерез, тот хотел пройти, но Ф., охваченный предчувствием, что сейчас может произойти непоправимое, попросил его переждать хотя бы два часа. В ту же минуту появился и барон, крича: «Останься, Губерт! Надеюсь, ты одумаешься!»

Взгляд Губерта просветлел, он овладел собой и, тотчас сбросив на руки стоявших позади слуг свою роскошную шубу, взял Ф. под руку и сказал ему с насмешливой улыбкой: «Так, значит, владелец майората меня здесь терпит».

Адвокат полагал, что печальное недоразумение, вероятно, вскоре разрешится. Губерт взял стальные щипцы, стоявшие у камина, и, разбив ими толстое дымящееся полено, сказал Ф.: «Вы видите, господин адвокат, что я добрый человек и гожусь для разных домашних дел, но Вольфганг полон престранных предрассудков, и, кроме того, он жалкий скупец».

Ф. посчитал неудобным вмешиваться во взаимоотношения братьев, тем более что лицо Вольфганга, его поведение и тон ясно показывали, что его обуревают страсти.

Желая получить распоряжение барона относительно какого-то обстоятельства, касающегося майората, адвокат пошел поздним вечером в его покои. Он нашел барона совершенно расстроенным: тот мерил комнату большими шагами, заложив руки за спину. Увидев адвоката, он остановился, схватил того за руки и, мрачно глядя ему в глаза, сказал убитым голосом: «Брат приехал! Я знаю, – продолжал он, как только Ф. открыл рот, собираясь задать вопрос, – я знаю, что вы хотите сказать. Ах, вам неизвестно, что мой несчастный брат, – иначе я не могу его назвать, – как злой гений, везде преследует меня и нарушает мой покой. Не от него зависело, что я не сделался бесконечно несчастным, – этого не захотело Небо, но, с тех пор как стало известно об учреждении майората, он стал смертельно меня ненавидеть. Он завидует моему состоянию, которое в его руках обернулось бы в прах. Он самый безумный расточитель, какой только есть на свете. Его долги значительно превышают половину той доли состояния в Курляндии, которая ему принадлежит, и теперь, преследуемый кредиторами, он поспешил сюда и клянчит денег». – «И вы, брат, ему отказали?» – начал было Ф., но барон Вольфганг резко воскликнул, отпустив руки адвоката и отступая на шаг: «Молчите! Да, я отказываю! Из доходов майората я не могу и не хочу подарить ни одного талера! Но слушайте, какое предложение я безуспешно пытался сделать этому безумцу несколько часов назад, и тогда уж судите. Вам известно, что имение в Курляндии довольно значительно. Я хотел отказаться от своей половины в пользу его семейства. Губерт женился в Курляндии на красивой бедной девушке. Она принесла ему детей и бедствует вместе с ними. Управляющий имением должен был выдавать ему из доходов требуемое содержание, и кредиторы по мере возможности были бы удовлетворены. Но что для него беззаботная спокойная жизнь? Что ему жена и дети? Он желает иметь деньги, много наличных денег, чтобы сорить ими с безумным легкомыслием. Не знаю, какой демон открыл ему тайну о полутораста тысячах рейхсталеров, но он требует половину этих денег, уверяя, что они не относятся к майорату и их нужно рассматривать как свободное имущество. Я должен и хочу отказать ему в этом, но подозреваю, что он задумал погубить меня!»