Шоколадное убийство - Галина Куликова

— Привет! — обрадовался звонку приятеля Усков. — Неужели прибыли материалы из Мексики? Быстро работаете, молодцы!

— Нет, пока не прибыли. Прошло-то всего дня три, как мы разговаривали.

— Понятно. Ну, ладно, ждем дальше. Тогда рассказывай, чем могу быть полезен.

— Помнишь, во время нашей последней встречи ты сказал, будто у тебя к Аленочкину срочное дело?

— Конечно, помню. Хотел предложить ему с сентября ряд корпоративных семинаров по новой методе. И что?

— Так ты встречался с ним?

— Нет. У меня сейчас несколько сложных пациентов, да еще в загородном пансионате дел невпроворот — лето на носу. Не получилось. И еще одна элитная пациентка. — Он явно намекал на Элину. — А что такое стряслось?

— Ничего, просто… А ты с ним не говорил по телефону вчера или сегодня?

— Нет, не говорил. Ты его ищешь? Так позвони ему сам.

— Я звоню, но он трубку не берет. Вернее — вне доступа. На работе отвечают — в командировке.

— А может, он правда в командировке? Просто не приехал еще?

— Приехал, я знаю.

— Откуда ж ты знаешь, если с ним не разговаривал? Он же серьезный бизнесмен, мало ли какие у него обстоятельства? Подожди, объявится.

— Да у меня дело срочное — деньги нужны для экспедиции, иначе разразится скандал. — Майский совершенно раскис. — Самое обидное, что Аленочкин точно вернулся в Москву. И даже забрал свой багаж, я уже проверил. Не знаю, что делать.

— Ну ладно, расслабься. Не заблудится Аленочкин, не маленький. Отыщется. Слушай, а за ним случайно нашу машину не посылали?

— Какую такую — нашу? — удивился тот.

— Да «Лошака» нашего. — «Лошаком» они называли внедорожник, ужасное дитя «Нивы» и «Шевроле», которое состояло на службе в фонде. — Я случайно слышал, как Ковров из-за этого с шофером ругался. Велел ему быть на месте ровно в три. А тот выступал, что, мол, в пятницу после обеда ехать в сторону области — смерти подобно. Узнай, может, шофер в курсе дела? А я побегу, у меня прием. Пока!

— Пока, — попрощался с ним Майский, воодушевляясь.

Однако радовался он зря. Шофера отыскать не удалось, а сам начальник административного отдела Ковров просто не пожелал вспоминать, куда он в пятницу отправлял машину. Заявил, что Майский занимается ерундой и отнимает у него драгоценное время.

Состояние Александра Майского к вечеру следующего дня не поддавалось описанию. Он был подавлен, испуган, растерян и отказывался что-либо понимать. Аленочкин так и не появился, что вызывало серьезную тревогу.

Самое интересное, что ему не удавалось ровным счетом ничего. Даже шофера Валеру Вихрова он не смог отыскать. Спрашивал о нем и секретарей, и бухгалтеров, и даже сильно пьющего грузчика, который до обеда ненавидел весь мир, а после обеда взирал на него сквозь розовые очки. Ему казалось, что шоферу должны выписываться какие-то путевки, для отчетности. Однако на деле оказалось, что тот просто выполняет устные поручения руководителя. А его руководителем был не кто иной, как все тот же Ковров. Неприступный и несговорчивый.

В буфете Майский ковырял филе окуня и вяло пережевывал цветную капусту, когда ему явился «ангел». Это был один из менеджеров административного отдела, вечно взъерошенный и ужасно несчастный. Кажется, про него болтали, будто он влюблен в Элину, и эта дама без зазрения совести пользуется его обожанием, заставляя выполнять мелкие капризы и конфиденциальные поручения. Звали его Антоном.

— Вы ищете шофера? — спросил он шелестящим голосом, усевшись на соседний стул и поставив портфель к себе на колени. — А это действительно важно?

— Жизненно важно, — с нажимом ответил Майский, в глазах которого засияла надежда. — Неужели вы знаете?..

— Он сейчас возит Элину, — наклонившись ближе к нему, поведал Антон. — Ковров приказал Вихрову оставить все дела и заниматься только ею одной. У нее проблемы со здоровьем. Депрессия. Знаете, это ведь страшная штука. Ей нужно много сеансов у доктора пройти. Отыскав Элину, вы отыщете шофера. Кстати, у меня просьба. Передайте ей, что я беспокоюсь. И пусть она мне позвонит. Пожалуйста!

Он выглядел таким несчастным, что Майский немедленно согласился. Вероятно, самостоятельно Антон отыскать даму своего сердца не сумел, поэтому слил информацию тому, кто проворнее и настойчивей.

Найти Элину можно было все через того же Ускова. Тот сам сказал, что пассия Коврова именно у него проходит сеансы терапии. У Майского впервые за долгое время появилась реальная надежда что-то узнать. Однако радовался он рано. Мобильный Геннадия функционировал, но трубку никто не брал. Дома включался автоответчик, в приемной психотерапевта отвечали, что он или с пациентом, или проводит совещание, или уехал в министерство, или разговаривает по другой линии. Настойчивые попытки Майского пробиться к Ускову наталкивались на неожиданное и жесткое сопротивление его персонала. Какие-то девушки уверяли, что передают все его просьбы, но Усков упорно не выходил на связь.

Приехав на следующий день в офис психотерапевта, Александр почти четыре часа прождал в приемной и уехал, так его и не дождавшись. Причем злой, как собака. Если Геннадий сознательно уклонялся от общения, то Майский не мог даже предположить, по какой причине. Наверное, это какое-то стечение несчастливых обстоятельств.

Александра не покидало ощущение, что происходят некие странные события, а он — их случайный участник. К сожалению, совсем не было времени разбираться в этих ощущениях, надо было срочно найти Ускова. По крайней мере, он мог рассчитывать на то, что приятель если и не прояснит ситуацию, то поможет советом. «Ну, ничего! — пообещал себе Майский. — Ускова, во всяком случае, я отловлю!»

Он уже решил, как поступит. Надо было просто запастись путевкой на ближайшие выходные в санаторий, главным врачом и одним из совладельцев которого был его приятель. Санаторий находился в двадцати минутах езды от Москвы, и Усков обязательно там появлялся не реже, чем раз в два дня. И Майский принялся за осуществление нехитрого плана.

Санаторий «Девяносто семь» был когда-то ведомственным пансионатом и принадлежал министерству то ли тяжелой, то ли легкой промышленности. В конце девяностых его приватизировала группа заинтересованных граждан, организовав там очень дорогой реабилитационный центр, где окончательно приводили в норму душевное здоровье пациенты двух известных столичных психотерапевтов, одним из которых и был Усков.

Однако в целях расширения и развития бизнеса здесь дополнительно возвели несколько изящных деревянных строений. Таким образом, кроме старого административного здания и нового трехэтажного современного корпуса с бассейном, тренажерным залом, процедурными кабинетами, рестораном и барами, на территории среди деревьев находилось с десяток домиков на четыре-шесть номеров каждый. Близость к столице обеспечивала круглогодичный и достаточно стабильный приток клиентов.

Для пациентов существовал специальный распорядок, поэтому с обычными отдыхающими они практически не пересекались. Территория хорошо охранялась, были установлены камеры наружного наблюдения, на въезде у ворот — круглосуточный пост. В общем, организовано все было довольно грамотно.

Майский приехал в «Девяносто семь» в пятницу вечером. Приехал налегке, с маленьким рюкзачком, где лежали полотенце, зубная щетка, комплект нижнего белья и книга о раскопках в Мексике. Завтра или послезавтра появится Усков, они переговорят — и все, можно уезжать. Тем более что в понедельник, если Аленочкин не объявится, придется принимать экстренные меры для решения проблем с экспедицией.

На следующий день после обеда, когда Майский сидел в кресле и листал книгу, к нему в номер постучали. Вежливый молодой человек в черном костюме сообщил, что его приглашают в кабинет главного врача.

— Привет, — поднимаясь из кресла Майскому навстречу и протягивая руку, произнес Усков. — Рад тебя здесь видеть. Решил отдохнуть? А почему самотеком, не через меня?

— Здравствуй, — поздоровался Александр довольно сухо. — Самотеком потому, что до тебя добраться невозможно. А ведь я тебя разыскиваю. Откуда ты узнал, что я тут?

— Мне предоставляют список всех приезжающих, такие правила. А что случилось?

— Случилось то, что к телефону ты не подходишь, на работе тебя нет, твои сотрудники говорят, что передают мои просьбы позвонить, однако ты не перезваниваешь. Так что это я тебя хочу спросить — что случилось?

— Ты извини, я эти дни действительно был в жуткой запарке. У меня с одним пациентом серьезная проблема, так я у него в особняке почти день провел, причем лечил не только его, но и его родственников, которые меня чуть с ума не свели. Ну, и другие всякие проблемы возникли — с банком, например. Саш, скажи, пожалуйста, зачем я тебе понадобился?