Записки I-тетрамино - Аcта Зангаста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аз есмь Ангел Гнева Господнего, и я пришёл судить человечество за его грехи! — прокричал я, поднимаясь в воздух, с хохотом наблюдая за нарастающей паникой в глазах съёжившихся на полу полицаев. Прямо за моей спиной бесшумно размахивались призрачные крылья наконец-то нашедшей меня Никсель.
— Вау-вау, полегче, ангел, — сказала прильнувшая к моей спине девушка, когда я, воспользовавшись моментом, попытался пнуть проплывающего подо мной полицая в лицо.
— Меня эти суки чуть не убили! — возмущенно взвыл я.
В том числе и потому, что пинок не получился, — ставшая бесплотной нога свободно пролетела сквозь голову удивленно озирающего полицая.
— Я видела, — спокойно сказала Никсель. — Я прилетела полчаса назад.
— И что ты делала, пока эти два дебила пытались меня убить?
— Наблюдала, как ты справляешься один. Отлично, кстати, выходит — ты даже собственную казнь ухитрился превратить в клоунаду.
— Эта такая типа месть за то, что я не позвал тебя участвовать в спасении мира? Мелковато выходит.
— Я сколько раз говорила тебе, что твоё токсичное поведение до добра не доведет? Вот зачем ты полицаев оскорблял?
— Какой мне смысл их оскорблять? — возмущенно парировал я. — Они же инструмент. Дуболомы. Делают, что прикажут.
— Ты над ними издевался. Думаешь, полицаи были рады, когда ты на протоколе допроса обвел собственный член шариковой ручкой?
— Ну… — неопределенно сказал я. — Типа, если бы не обвёл, они бы меня в шлюзе не душили?
— Душили бы, — согласилась Никсель.
— Ну, так о чём разговор? Если итог всё равно один и тот же, так зачем сдерживаться? Я тебе не российская оппозиция — удобной жертвой не буду.
— Вот тебя ногами и побили. По Сеньке и шапочка.
— Ты с больной головы на здоровую не переваливай, Никсель, — сказал я, помахав пальцем в воздухе, — меня избили потому, что ты меня вовремя не забрала.
— Хреново ты обо мне думаешь, инженер фигов. Я не могла тебя забрать на виду у полицаев. Ты сам просил не сверкать крыльями понапрасну.
— Но потом ведь забрала же? При этом на виду.
— То есть ты ставишь мне в вину, что я тебя спасла, когда у тебя трюки кончились? Давай я тебя верну обратно. Полицаи тебя додушат. Я верю в их потенциал.
— Нет, тут ты правильно поступила, Никсель, — не без труда согласился я. — Это был нужный и оправданный поступок. Без тебя меня бы прикончили. Большое тебе спасибо.
— Надо же кто разговорился! — выдохнула мне в ухо Никсель. Было видно, что полет сквозь космос дается ей с трудом. — А я-то было решила, что ты вообще слов благодарности не знаешь.
— Знаю, знаю… — перебил я девушку, — лучше скажи, куда мы летим?
Увлеченный беседой, я как-то не отслеживал вектор нашего движения и сейчас удивленно оглядывался — мы висели в космосе, прямо над вращающимся под нами бубликом станции. Над нашими головами темнел провалами шлюзовых камер расположенный в спице стыковочный узел.
— А мы часом не задохнемся, Никсель? — нейтральным тоном спросил я. — Мы вообще чем сейчас дышим?
— Воздухом, — ядовито ответила все еще злящаяся на меня девушка, — когда я на изнанку перехожу, то захватываю и пузырь воздуха.
— А на сколько его хватает? — не удержался от вопроса я.
— На час где-то. Я как-то пробовала так концерт посмотреть — так довольно скоро дышать стало трудно.
— Тогда нам нужно быстрей скользнуть в бублик, Никсель. Задохнемся нафиг.
— Я биплан ищу. Не могу понять, где его оставила.
— Ты его на кольце или в ступице парковала? — спросил я, подавив нечеловеческим усилием воли все рвущиеся наружу комментарии.
— На кольце. Там пруд был. С пальмами.
— Значит, летим к кольцу. Не думаю, что там много прудов.
Глава 22
Лететь пришлось долго и тяжело. Довольно скоро Никсель устала тащить меня на руках и перехватила ногами, скрестив их у меня на груди. Мерное покачивание, тепло прижавшейся к моей спине девушки вкупе с хриплым дыханием навеивало настолько пошлые мысли, что мне срочно пришлось думать о чем-то нейтральном.
Почему мы с Никсель никогда не можем договориться? Вовсе не потому, что говорим на разных языках, как обычно говорят в таких случаях. Пропасть между нами гораздо глубже: моё мышление и мышление Никсель основано на принципиально различных базовых принципах. И я, увы, не шучу.
Сильно упрощая, можно сказать, что Никсель — лирик, а я физик. Сейчас я объясню, что я под этим подразумеваю. Для начала немного ликбеза. И я, и Никсель, обдумывая происходящие события и строя планы, пользуемся моделями окружающего нас мира.
Моя воображаемая модель мира — физическая. То есть это упрощенная копия нашего реального мира. Только попроще. Понятно почему — ни один мозг в мире не справится с полноценной симуляцией реальности. Но за исключением деталей моя воображаемая модель очень похожа на реальный мир. Огонь в ней жжется, вода мокрая, уран не тонет в ртути. Помимо вещей и предметов, в моей копии мира есть и живые существа. Коты, собаки, Никсель, другие люди. Я по мере сил и способностей разума стараюсь, чтоб модели людей в моем разуме действовали и поступали в точности так, как они ведут себя в реальности. Для меня это очень важно, ведь я, планируя свои действия, как бы проигрываю в голове десятки вариантов своих поступков и реакций на них других людей, животных и предметов. Конечно, я не веду эти расчеты осознанно — я занимаюсь этим всю жизнь, так что для меня это так же привычно, как дышать.
Модель мира Никсель — книга. Чудовищно сложная книга, скорее, даже база данных, где каждому событию, явлению, человеку присвоен ярлычок с описанием. У простых вещей описания простые. У сложных вещей — запутанные, со многими смыслами. Еще эти ярлычки разноцветные — они окрашены эмоциями. Основная масса — знания — нейтральные, белые. Есть черные — это недостоверная информация от плохих людей. Есть яркие — это
