Рысюхин, что ты пил?! (СИ) - Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учёба шла ровно, я уверенно держался в середняках: не блистал ни в чём, знания деда в естественных науках требовали переосмысления и замены всех фамилий, названий многих констант с физическими величинами. Да что там говорить — названия химических элементов, и те таили в себе подводные камни. Пусть до урана с плутонием мы пока не докопались — по мнению деда в основном от того, что «рыли в другую сторону», хотя первый из металлов мы нашли — назывался он Трансильваний, в честь родины первооткрывателя, и это вызвало очередной приступ нездорового веселья у деда. Правда, никто не интересовался никакими его особыми свойствами, кроме способности красиво окрашивать стекло. Ладно, богов Луны и Солнца у нас не было, потому селен и гелий в честь них никто не называл. С этими четырьмя элементами всё было хотя бы очевидно и заранее понятно. Палладий и титан — тоже долго думать не надо, чтобы понять связь с «божественным». Прометий, торий и ещё кучу всего «божественного» и нет пока не открыли. Но вот от металлов, известных деду как «никель» и «кобальт» подвоха он не ожидал, однако же — нет их у нас! Точнее, совсем не так называются. В общем, почти всю химию и большую часть физики мы с дедом учили заново на двоих: я — всё подряд, он — отличия от ранее выученного. Но в любом случае — пользоваться его подсказками для ответов было очень опасно.
Так вот, всё шло ровно, пока не началась череда мелких неприятностей: то у меня пробирка окажется треснувшей, то реагент просроченным, то шаблон гнутым. Началась вырабатываться привычка внимательно изучать все выдаваемые инструменты и материалы по возможности, не прикасаясь руками и не отходя от выдачи. Сокурсников эта моя медлительность раздражала, конечно, но когда я заметил и пресёк третью подряд попытку выдачи мне негодного инвентаря — стали относиться с пониманием. Так бы и ломал голову над затянувшейся полосой невезения, если бы не Надежда свет Петровна.
— Юрочка, а чем это ты так нашего складского крысюка, Нутричиевского, обидел?
— Я⁈ Его⁈
— Ну, судя по тому, что он пытался на твою комнату вместо постельного белья выдать — сильно обидел.
— Скорее, это он меня обидеть пытался, но до конца не смог. Ой, а что там с бельём⁈
— Нормально всё с бельём. Не на моей территории он свои шашни устраивать будет!
Комендант ещё какое-то время возмущалась происками Нутричиевского, но как мне показалось, главным образом из-за того, что он без спросу залез в её заведование.
«А Наденька-то у нас зверушка территориальная. И если на то, что она своим считает, покуситься — мало не покажется! Какой вывод?»
«Надо стать для неё своим?»
«Хорошая мысль. А ещё — не гадить, где живёшь!»
Ну, Нутричиевский, ну, гнида водоплавающая! Я ведь искренне хотел забыть и про него, и про те триста рублей, что он у папы выманил, и даже про его оскорбления у ворот! Но если он сам не хочет мира — будет ему война! Заодно, может, и Жабицкий поуспокоится. В конце концов, меня же в даче взятки не обвинишь, даже в соучастии! Во-первых, я на тот момент был несовершеннолетним, во-вторых, Высочайшее благоволение закрывает всё, что было до него.
Я подготовился: вспомнив канцелярские премудрости, подготовил обстоятельную докладную записку на имя Жабицкого со всеми, как мне казалось, требуемыми тонкостями в оформлении. Улучив момент, когда в коридоре перед поворотом к норе жандарма никого не было, юркнул туда.
— Добрый вечер. К вам можно?
— Ко мне всегда можно, если по делу.
— По делу.
— Ну, наконец-то! Надоело Ваньку валять, господин «эксперт»?
— Я. Ничего. Не. Валяю.
— И зачем тогда ко мне?
— По делу. Мошенничество, вымогательство, получение взяток. Интересует?
— Так, значит? Ну, берите перо, бумагу…
— У меня всё готово.
— Сразу видно профессиональный подход.
Эту шпильку я решил оставить без ответа, иначе так и будем гавкаться безо всякого толку, пока у одного из нас не закончится либо свободное время, либо терпение.
— Давайте своими словами, потом почитаю — глаза устали.
Я обстоятельно начал рассказ — с майского приезда, и по мере продвижения истории Жабицкий всё мрачнел. Наконец, посреди нашего столкновения с Нутричиевским в августе, он хлопнул ладонью по столу:
— Так, хватит!
— Что именно?
— Пересказывать мне старые сплетни!
— Я ничего не пересказываю, и это…
— Это очередной пересказ бредней какого-то дружка-неудачника, которого вы взялись выгораживать!
— Это то, чему я сам был свидетелем и участником!
— Я сказал — хватит врать!
— Хватит мне хамить! Я не имею привычки врать!
— Не хочешь, значит, по-хорошему⁈ Ещё два года назад я лично проверял такой же бред! Лично допрашивал господина Нутричиевского и он при свидетелях поклялся своей богиней, что не брал денег у заявителя! Так что или ты сейчас же пойдёшь, извинишься перед господином Нутричиевским за распространение слухов и принесёшь мне настоящую информацию, ты понял меня, щенок обнаглевший⁈
Тут уж и у меня сорвало тормоза.
— Охамевшую морду я вижу перед собой! И только ваше служебное положение не даёт мне немедленно вызвать вас и пристрелить на месте за все те оскорбления и хамство, что вы здесь и сейчас продемонстрировали!
— Что⁈ Вон отсюда!!!
Я встал и не слушая дальше несущихся в спину воплей пошёл на выход. Внутри всё клокотало, и я понимал, что если хоть ненадолго прислушаюсь к смыслу того, что несёт эта жаба, то просто развернусь и пристрелю на месте, невзирая на последствия. На всякий случай я схватил своё правое запястье левой рукой, чтобы помешать себе схватиться за револьвер.
Повернув из коридорчика, ведущего к логову Жабицкого, ко входу в гнездовье начальника Нутричиевского я увидел там целую компанию студентов разных курсов. Все они с интересом прислушивались к раздающимся мне вслед воплям. Один из них спросил:
— Что это жандарм разорался?
— На дуэль его хотел вызвать.
— Почему⁈
— Потому что есть вещи, которые прощать нельзя. За хамство, оскорбления и неприемлемые требования, не сочетающиеся с дворянской честью.
— Сурово…
— Разрешите — пройду? Просто если я начну слушать, что именно он там орёт — то вернусь и пристрелю эту жабу прямо в норе!
Студенты молча расступились, и парочка даже сделали руками приглашающий жест.
Пока я дошёл до общежития и своей
