Кремль - Сергей Сергеев

— Я поняла, что не смогу без тебя, еще там, в квартире. Когда ты меня защищал. А потом, в самолете, я уже знала, что люблю тебя и схожу с ума от угрызений совести. Мы еще ничего не сделали, а я чувствовала, что страшно виновата перед Игорем. Я плохая. Ты этого не понял. Но поймешь.

— Я не лучше. Игорь — мой друг. Доверился мне.

— Это только моя вина. Не оправдывайся.

— Ты ему скажешь?

— А ты хочешь, чтобы я скрыла?

— Нет, конечно.

— Ты уже жалеешь?

— Ни о чем я не жалею. Нельзя об этом жалеть! — в сердцах сказал Громов, опрокинул Марику на спину и поцеловал в шею. Чуть пониже подбородка.

— Я договорился, мы едем к моему приятелю в гости. У него рыбное хозяйство. Примерно в ста километрах от города. Увидишь настоящий Сахалин, — сообщил Петр на следующее утро.

— У тебя повсюду друзья. — Марика выглядела отдохнувшей и счастливой. Она даже не подумала, можно ли позвонить в Москву, словно выбросив из памяти свою предыдущую жизнь.

— Приятель, кстати, тоже работал в Японии, но после командировки занялся бизнесом. Самолетами поставляет свежую рыбу и икру в лучшие европейские рестораны и гастрономические бутики. Мы сможем воспользоваться его самолетом для возвращения, — заметил Громов.

— Никуда не хочу возвращаться, — предупредила Марика. — Твой друг еще может разориться из-за кризиса.

— Вряд ли. Машину арендуем в гостинице. Дорогу я знаю. — Громов сделал вид, что не слышал ее слов о возвращении. — Ты не хочешь позвонить в Москву?

— Я ничего не хочу. — Марика посмотрела на Петра влюбленными глазами.

— Странные ты выбираешь методы. Клоны какие-то! Мне это не нравится, — проворчал Бровин. Он уже час внимательно выслушивал историю отношений своего племянника с Марикой и всю эту «хрень», которая возникла вокруг конфликта с Моревым.

— Клонировать — сильно сказано. Просто встретил очень похожую внешне женщину. Увидел и был поражен — внешность словно скопировали с моей бывшей. Но оказалось, что за этим прелестным фасадом скрывается совершенно другой человек. Мне он, кстати, намного симпатичнее, чем моя прежняя пассия. Правда, Марину я любил, не задумываясь, хороша она или нет.

— Значит, Марику ты не очень любишь, раз задумываешься, — сказал Борис Павлович. — В любимой принимаешь все как есть. Не хочешь ничего менять. Да и невозможно переделать личность. Человек — существо самостоятельное, независимое и на всякое вмешательство реагирует с возмущением.

— Странно от тебя это слышать. Ты же ученый, привык мыслить, не стесняешься людей переделывать и перекраивать. В физическом смысле.

— В отличие от тебя, дорогой племянничек, я привык уважать окружающих. Независимо от того, мои они пациенты или я их вижу в первый и последний раз. Тебе это покажется странным, но с уважением относятся даже к тем, кого любят. Они, знаешь ли, тоже люди, — с сарказмом заметил Бровин. — Меня что беспокоит? У тебя вообще нет никаких ограничителей.

— А в чем это проявляется? — насупился Ратов.

Разговор приобретал агрессивные формы, и ему это не нравилось. Ссоры с Бровиным уже случались, и они даже не разговаривали месяцами. Потом мирились.

— Ты ведешь себя, будто наделен высшим разумом. Это гениальные люди часто не задумываются о морали. Они ее просто не чувствуют и не понимают. Имеется даже медицинское объяснение. У неординарных личностей биохимические процессы протекают иначе, чем у обычных людей. Но чаще мораль отрицают отморозки, нелюди. Они как бы на другом полюсе. Гений — над моралью, а примитивы не доросли до ее понимания и никогда не дорастут.

— Мне казалось, что талантливый человек гениален в своей области, а в других сферах может быть совсем даже не гением, — заметил Ратов.

От этого невинного замечания дядю понесло в философию. Хороший признак. Значит, скандала не будет.

— Ладно, я просто хотел сказать, что ты ведешь себя как гений, который выше всех, или как отморозок. И то и другое тебе не подходит. Меняйся, или будет плохо, — стал успокаиваться Бровин.

— Я хотел добра Марике. И себе, конечно. Что в этом плохого?

— Ничего, — раздраженно махнул рукой Бровин. — Но эксперимент повторять не советую. Скоро от клонов деваться будет некуда. Количество идиотов или хитрецов, которые прикидываются простаками, превышает санитарно допустимые нормы.

— Ладно, оставим дискуссию, — примирительно попросил Ратов. — Ситуация меня реально беспокоит.

— Ты не все рассказал?

— Марика и Петр исчезли. Я наплевал на конспирацию и дозвонился до знакомого в Томске. Он выяснил через свои связи, что квартира Громова разгромлена. Нашли тела каких-то бандюков, не местных.

— Убитых на квартире у твоего друга? Я не ослышался?

— Точно не знаю. Кажется, они были живы, но без сознания. Но Марика и Петр пропали. Я в отчаянии. Что делать?

— Ты втравил девушку в криминальную историю.

— У меня не было выбора.

— Она из-за тебя жизнью рискует. Ты не имел права.

— Все получилось само собой. Не думал, что они «наедут». Вроде все успокоилось, — попытался оправдаться Ратов.

— Да, очень. Высших чиновников и судей отстреливают чаще, чем в девяностые годы, — проворчал Бровин. — Вот тебе ключ. Принеси из оружейного шкафа ружье, второе справа.

Игорь внимательно посмотрел на разбушевавшегося хирурга. Тот не шутил.

— М-да… начало XX века, редкая резьба, бой удивительный. Сокровище! — Бровин ласково погладил принесенное племянником охотничье ружье. — Завтра пригодится.

— Хочешь кого-то убить? — спросил Ратов.

— Нет, попросить. Ласково и убедительно.

Мокрый снег налипал слоями на окна машины. Словно разъяренный волшебник неутомимо и сноровисто окутывал автомобиль белой пряжей, превращая его в намертво закрытый кокон.

Сахалин стонал под ударами внезапного циклона. Дорога была блокирована снежными заносами. Железнодорожное сообщение тоже остановилось. В машинах и поездах оказались отрезанными от внешнего мира сотни людей. На острове объявили режим чрезвычайной ситуации. Губернатору докладывали: если дорожные службы не освободят дорогу от снега и наледей, то через несколько часов кончится топливо и люди начнут замерзать в машинах, превращающихся в ледяные железные гробы.

Пока ситуация только ухудшалась. Мокрый снег налипал на провода, грозил в любой момент прервать связь и электроснабжение.

— Неужели ничего нельзя сделать? — пролепетала испуганная Марика.

— Лишь бы расчистили дорогу. Тогда доберемся до моего друга. У него в доме автономное электричество. Не замерзнем.

— А если не расчистят? Что мы будем делать?

— Согревать друг друга, — попробовал отшутиться Громов, хотя у него кошки на сердце скребли.

«Это плата за нашу измену Игорю, — думала Марика. — Господь не прощает предательства. И зачем мы сюда приехали!»

Машину вдруг резко закачало из стороны в сторону, словно невидимый великан хотел разломать ее скрюченное тело и впустить внутрь жесткие комья снега.

— Ой, что это? — вскрикнула Марика.

— Не хочет уходить Дедушка Мороз. Природа беснуется, — отозвался Петр.

«Он думает о том же, что и я. Жалеет о нашей измене. Господи, прости нас!»

В машине становилось все холоднее. Страх смешивался с мокрым воздухом, висящим густыми пластами.

Громов угрюмо молчал, вслушиваясь в шипящее радио, и крутил ручку настройки. Попадались в основном любительские «дикие» станции, которых на Сахалине великое множество. Люди словно пытались докричаться друг до друга через воющее пространство. На местной радиоволне надрывался знакомый с детства голос Владимира Высоцкого:

Возвращаются все,кроме лучших друзей,кроме самых любимыхи преданных женщин.Возвращаются все,кроме тех, кто нужней.Я не верю судьбе,а себе еще меньше…

Громов еще больше нахмурился и выключил радио. У Марики стали неметь руки.

Глава 29

Нулевой вариант

— Поживешь среди дегтя — поневоле запачкаешься, — объяснил мне Джон. — Эта бедная, старая, невинная птица ругается, как тысяча чертей, но она не понимает, что говорит. Она ругалась бы и перед Господом Богом.

Воронов неожиданно спокойно воспринял сообщение о провале операции в Томске. Ему не обязательно было отчитываться и тем более извиняться перед Моревым. Ну упустил Марику и окончательно развязал руки Ратову. Печально, конечно, но не смертельно. Пострадали его сотрудники. Какой-то «перец» их сильно избил и нанес увечья. Ничего, оклемаются. Знают, на что шли. Работа сопряжена с риском — за это им и платят. И от претензий Морева можно отбояриться. Обойдется!