Обделённые душой - Нил Шустерман

Бок у него всё ещё сильно болит; без быстродействующих медицинских наноагентов, которых арапачи не применяют, повреждённым рёбрам и внутренним органам нужно довольно длительное время для исцеления. Можно, конечно, попробовать убедить Коннора, что ему, Леву, необходимо остаться здесь до окончательного излечения, но тот, само собой, и слушать не захочет — и будет прав. На них лежит ответственная задача, и нельзя уклониться от её выполнения только ради собственного комфорта. Значит, Лев найдёт себе миссию, равнозначную по важности.

Подходит к концу вторая неделя их пребывания у арапачей, и тут ситуация резко меняется, оставив всех в состоянии средней степени контуженности.

Вечер. Сегодня за столом собирается совсем небольшая компания — трое гостей да хозяева: Элина, Кили и Чал, муж Элины, наконец вернувшийся с судебного разбирательства. С Левом он общается, как истинный законник — корректно и сдержанно, словно боится выказать юноше какие-либо эмоции.

— Элина мне всё рассказала. Я рад видеть тебя здесь, — произносит Чал, здороваясь с Левом. По тону его голоса невозможно определить, искренне он рад или просто произносит вежливую формулу. На присутствие Коннора и Грейс хозяин дома реагирует столь же сдержанно.

Пивани приходит на ужин с опозданием. На лице охотника написана озабоченность, отчего первоначальное раздражение Элины сменяется беспокойством.

— Взгляните-ка, — говорит Пивани, сначала обращаясь к Элине и Чалу, а затем поворачиваясь к Леву с Коннором. — Вам тоже не мешало бы это увидеть.

Все встают из-за стола, Пивани включает телевизор в большом зале и, пробежавшись по каналам, находит нужный.

Если до сих пор кто-то ещё надеялся провести вечер в мире и покое, теперь надежды улетучиваются.

За спиной ведущего — экран во всю стену, и оттуда на них смотрит лицо Коннора.

— ...Инспекция по делам молодёжи, желая положить конец слухам и домыслам, подтвердила, что Коннор Ласситер, в течение целого года считавшийся погибшим, жив. Ласситер, также известный как Беглец из Акрона, был одним из главных действующих лиц мятежа в заготовительном лагере «Весёлый Дровосек», в результате которого девятнадцать человек погибло, а несколько сотен расплётов вырвались на свободу.

Коннор и Лев в ошеломлении не могут оторвать глаз от телевизора. Диктор продолжает:

— Высказываются предположения, что Ласситер находится в бегах совместно с Левом Калдером и Рисой Уорд, которые тоже в своё время сыграли значительную роль в мятеже.

На стене за спиной диктора появляются фотографии Рисы и Лева. Лев на фото такой, каким он был прежде — аккуратно подстриженный наивный несмышлёныш.

— Это плохо? — осведомляется Грейс, и сама же отвечает на свой вопрос: — Да, это плохо.

Далее следует интервью с напыщенным представителем Инспекции, держащим в руке снимок Коннора с каким-то расхристанным парнем — наверное, думает Лев, это брат Грейс. Юнокопская шишка, похоже, в раздражении оттого, что приходится делиться этими сведениями, но, видно, деваться некуда, потому что Инспекции требуется помощь общественности.

— Наши эксперты выяснили, что этот снимок подлинный и сделан чуть больше двух недель назад. Молодой человек на фотографии, Арджент Скиннер, и его сестра Грейс пропали без вести, и мы полагаем, что Ласситер либо взял их в заложники, либо убил.

— Что?! — хрипло каркает Коннор.

— Все, у кого имеется любая информация о преступнике, должны незамедлительно обратиться к властям. Не пытайтесь захватить Ласситера самостоятельно — он вооружён и очень опасен!

Лев переводит взгляд на друга. Коннор клокочет от ярости. Любой, кто не знаком с ним близко, счёл бы его в этот момент крайне опасным.

— Возьми себя в руки, Коннор, — говорит Лев. — Они же на это и рассчитывают! Чем больше ты разозлишься, тем больше ошибок наделаешь и тем легче будет тебя поймать! Ведь ясно же — раз они вынуждены выйти с этой информацией на публику, значит, понятия не имеют, где тебя искать; так что пока ты в безопасности.

Однако в данный момент Коннор не слышит ничего, кроме бури в собственной голове.

— Вот чёртовы сволочи! Они бы ещё всю Глубинную войну на меня повесили! Правда, я тогда ещё даже не родился, но эти гады уж найдут повод! — Коннор с силой всаживает в стенку Роландов кулак и морщится от боли.

— Ложь, — спокойно произносит Элина, — это могучее оружие, и юновласти владеют им в совершенстве.

Грейс обводит испуганными глазами всех поочерёдно:

— Почему они говорят, что Арджент пропал?

За спинами собравшихся раздаётся голос:

— Кто это — Арджент? Он что, правда, мёртв? Коннор, ты его убил?

Они оборачиваются и видят всеми позабытого Кили.

Разумные доводы Лева и Элины не смогли охладить Коннора, зато написанный на лице Кили страх производит нужное действие.

— Нет, он не мёртв и я его не убивал, — отвечает мальчику Коннор немного более спокойным тоном. — Не знаю, куда его понесло, но уверен, что он жив и здоров.

Кили, кажется, не убеждён до конца, и это беспокоит Лева. От парнишки можно ожидать чего угодно. Тогда как о пребывании Лева в резервации «неофициально» известно всем, то о том, что печально знаменитый Беглец из Акрона тоже здесь, не знает никто. Кили обещал держать язык за зубами, но сейчас, когда тайна становится такой большой, сможет ли он удержать её в себе?

— И что будем делать? — спрашивает Лев у Элины, зная, каков будет её ответ — или, по крайней мере, надеясь на него.

— Конечно, вы останетесь здесь, под нашей защитой, — говорит Элина.

Лев выдыхает. Он и не заметил, что задержал дыхание.

— Чёрта с два! — выпаливает Коннор и рвётся к выходу.

Лев останавливает друга, схватив за плечо:

— Это самое разумное! Никто там, снаружи, не знает, что мы здесь. Затаимся, пока о нас не перестанут говорить.

— Ты прекрасно знаешь, что о нас никогда не перестанут говорить!

— Но мы же не всегда будем на первых полосах, как сегодня. Несколько недель — и всё утихнет. Сорваться с места сейчас было бы огромной глупостью.

— Пока мы сидим здесь, ребят с Кладбища расплетают!

— Пока ты на свободе, в них жива надежда! — веско говорит Лев. — А представь себе их состояние духа, если тебя поймают!

— Прячутся только трусы! — не сдаётся Коннор.

— Прятаться из трусости и затаиться в ожидании подходящего момента — разные вещи, — возражает Элина. — Главное — что тобой движет: страх или намерение.

На это Коннор не находится с ответом, по крайней мере, сейчас. Элина умеет затыкать людям рот пищей для ума. Глаза Коннора полыхают ещё одно мгновение, а затем парень падает на стул, сдаваясь. Он осматривает костяшки своих пальцев, вернее, пальцев Роланда — кожа содрана, ссадины кровоточат. Больно, но Коннору, похоже, эта боль доставляет извращённое удовольствие.

— Они думают, что Риса с нами, — говорит он. — Если бы. Я был бы счастлив.

— Если Риса увидит этот репортаж, — подчёркивает Лев, — она будет знать, что ты всё ещё жив, а это, что ни говори, хорошо.

Коннор мечет в него быстрый, полный отвращения взгляд:

— Меня иногда тошнит от твоей способности в любой ситуации видеть светлую сторону.

Выпуск новостей переходит к очередному террористическому акту хлопателей, и Пивани выключает телевизор.

— Так, давайте рассуждать реалистично. Как долго сможем мы держать в секрете присутствие здесь Коннора?

Лев замечает выражение вины на лице прикусившего язык Кили. Всё понятно.

— Кому ты разболтал, Кили? — спрашивает он напрямик.

— Никому, — отвечает тот, но Лев продолжает буравить его взглядом, и Кили сдаётся: — Только Нове. Но она обещала молчать, и я ей доверяю. — Потом он добавляет: — Я просто думал, что раз это юновласти охотятся за ним, а Коннор ведь вышел из возраста расплетения, значит, он в безопасности, ну и вот...

— Не имеет значения, — поясняет Чал. — Его так называемые «преступления» были совершены, когда он был под их юрисдикцией, из чего следует, что они будут преследовать его до старости.

Пивани принимается расхаживать по комнате, Элина трёт лоб, как будто у неё разболелась голова, а Кили стоит с несчастным, потерянным видом, словно у него только что померла собака. «Кажется, события вот-вот покатятся неудержимо, как камнепад», — думает Лев.

— Если слухи всё же распространятся, — произносит Чал, — и Инспекция потребует у нас выдачи Коннора и Лева, мы можем отказаться. Я подниму вопрос о политическом убежище; а без договора об экстрадиции Инспекция ничего не в силах поделать.

Элина качает головой.

— Они надавят на Совет племени, и тот, как всегда, уступит.

— Но это даст нам некоторую отсрочку, а я продолжу ставить барьеры на их пути до бесконечности.