Гиперборейские тайны Руси - Валерий Никитич Демин

«Выходи, Илья, поскорехоньку,

А не для тебя ведь гроб устроен-то,

А мне-то, я думаю, подойдет теперь».

Илья-то вышел с гроба, воспрогoворит:

«Не лажно те ложиться во этот гроб, —

Тебе ведь с гроба нунь не повыйти ведь».

Да как-то только лег-то ведь Святогор-то ведь,

Да гроб-то по его будто есть.

«Прикрой-ка ты еще да ведь крышку-то, —

Крышка тут рядом да лежит-то ведь».

Как клал Илья да ведь крышку ведь

На того ли на Святогора на него-то.

«Как сымь-то ты крышку ведь».

Илья принялся он да за крышку ведь, —

Как крышка тут будто приросла,

Никак не мог, не может да ведь крышки взять. <…>

Попытался Илья мечом крышку изрубить (рис. 51), да не тут-то было: на месте каждого удара тотчас же появлялся железный обруч, еще сильнее охватывая гроб. Так и не смог Святогор из ловушки выбраться (данный эпизод, кстати, совпадает с древнеегипетским мифом о кончине Осириса, что доказывает их общее происхождение). Понял Святогор, что смерть пришла. Была в смертной гробнице щелочка (по другим вариантам – окошечко). Через нее-то и произошел акт передачи силы и старшинства от Святогора к Илье, который носит ритуально-мистический характер: Святогор лежит в каменном гробу, и в этот момент «пошла из него да пена вон»[27]. При помощи этой таинственной «пены» и совершился акт передачи силы от одного богатыря к другому:

Говорил Святогор да таково слово:

«Ты послушай-ко, крестовой ты мой брателко!

Да лижи ты возьми ведь пену мою,

Дак ты будешь ездить по Святым горам,

А не будешь ты бояться богатырей,

Никакого сильнего могучего богатыря». <…>

Ну и, конечно, главный завет, данный Святогором перед смертью Илье: «Можешь ты воевать, доброй молодец, / Зачишшать [так!] свою Россиюшку».

Рис. 51. Илья Муромец пытается освободить Святогора из гроба. Художник Иван Билибин

Александр Асов считает, что русский богатырь Святогор был одновременно и Атлантом. С этим можно согласиться. Если принять точку зрения, высказанную еще Аполлодором в «Мифологической библиотеке», согласно которой Атлантида тождественна северной Гиперборее. В XVIII веке данную концепцию обосновал известный астроном и политический деятель Жан Сильвен Байи (1736–1793). В таком случае в ряде наиболее архаичных былин мы находим глухие отзвуки былых гиперборейских времен. Об этом же свидетельствуют и сказания о других русских богатырях, и в частности о Вольге.

Вольга

Во многих текстах былин о Вольге, записанных в разных местах, он именуется Волхом (В)сеславьевичем, то есть «волхвом». В дальнейшем в народном представлении архаичный образ Вольги даже слился с исторической фигурой другого волхва и князя-жреца – Олега Вещего. Вместе с тем в имени Волх (Вольга) скрыт еще один более глубокий пласт, связанный со старославянским названием «великана» – «волот» (оба слова – однокоренные). Волх Всеславич он и волхв, и волот (великан). Это многое проясняет в весьма загадочном былинном образе, естественно вписывающемся (вместе с исполином Святогором) в общекультурную концепцию и легендарную историю, согласно которой в древнейшие времена на земле обитала особая раса людей-великанов.

Рис. 52. Дружина Вольги. Художник Иван Билибин

С точки зрения языческого мировоззрения Волх (В)сеславьевич – даже и не имя, а скорее достойный и почетный титул типичного вождя и жреца, предводителя небольшой дружины воинов-профессионалов (рис. 52). Они побеждают не числом, а умением, хитростью, внезапностью, искусной стратегией и тактикой. Сам Вольга – богатырь, способный менять облик, превращаясь то в рыбу, то в птицу, то в зверя. Он и дружинников своих может оборотить в муравьев и вместе с ними незаметно проникнуть во вражескую крепость. В целом же оборотнический «реестр» богатыря таков:

<…> Он-то всех ведь пал хитрей да изо всех мудрей.

Ише тот ли ведь Волх да Светославёвич:

Овернулсэ-то он перво всё серым волком,

Во втрой раз вернулсэ черным вороном,

Он ише же овернулсэ-то оленём-золоты рога,

Он ише же обернулсэ горностаюшком,

Как ише Волх овернулсэ мурашом малым. <…>

В приведенном фрагменте из памяти сказителя выпала еще одна из колоритнейших (воистину – индоарийских!) аватар Вольги – щука (рис. 53). Его рождение – из ряда вон, оно не вписывается в обычную схему рождения былинных героев. По существу Вольга – сын Змея, от которого забеременела его мать-княгиня[28]:

Ходила княгиня по крутым горам,

Ходила она с горы на гору;

Ступала княгиня с камня на камень,

Ступала княгиня на люта змея,

На люта змея на Горыныча,

Вокруг ее ножки змей обвился,

Вокруг ее башмачка сафьянова,

Вокруг ее чулочка скурлат-сукна,

Хоботом бьет ее в белыя груди,

Во белы груди человечески;

Целует во уста ее сахарныя,

От того княгиня понос понесла,

Понос понесла, очреватела;

Носила в утробе чадо девять месяцев. <…>

Рис. 53. Иллюстрация Ивана Билибина к былине о Вольге

Странная, конечно, ситуация, но не вполне безнадежная для понимания и объяснения. Если представить, что в описаниях фантастической любви отвратительного змея и прекрасной молодой женщины в скрытом и трансформированном виде говорится не о пресмыкающемся, а о тотеме змея, то все становится на свои места: представители соседнего племени, клана, поклонявшиеся змею, брали в жены славянских красавиц, и от этого союза рождались будущие богатыри. Можно пойти еще дальше в глубь веков и тысячелетий – в эпоху матриархата, когда женщины сами определяли себе избранников (именно – во множественном числе!), среди которых могли оказаться и представители мужского братства, связывающего свои сакральные ритуалы и традиции со все тем же змеем[29].

Ты меня сватаешь, мама,

Сватаешь, а не спросишь,

Хочу ли я пойти замуж.

Змей меня любит, мама,

Змей любит, возьмет меня в жены.

Под вечер ко мне