Не говори никому - Харлан Кобен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А должно?
– Может, и нет. Мы пытаемся найти ее, хотя, скорее всего, это псевдоним.
– Чей?
Карлсон снова пожал плечами.
– А Лизу Шерман вы тоже не знаете?
– Нет. Кто она?
– Женщина, которая заказала билеты на тот же рейс, что и наш малыш. На соседнее кресло.
– И тоже не явилась?
– Не совсем. Зарегистрировалась, а вот в самолет не села. Весело, да?
– Не очень, – задумчиво сказала Шона.
– К сожалению, никто в аэропорту не видел Лизы Шерман. Она не сдавала багаж, билет зарегистрировал компьютер. Мы проверили ее по своим каналам, и как вы думаете, что нашли?
Шона молча покачала головой.
– Правильно, ничего. Видимо, очередной псевдоним. А имя Брэндон Скоуп вы когда-нибудь слышали?
Лицо Шоны вытянулось.
– А он-то тут при чем?
– Доктор Бек в сопровождении чернокожего молодого человека навестил сегодня адвоката Питера Флэннери. Тот когда-то защищал подозреваемого по делу об убийстве этого самого Скоупа. Бек расспрашивал его о роли Элизабет в освобождении арестованного. Есть идеи – почему?
Шона порылась в косметичке.
– Что-то ищете? – поинтересовался Карлсон.
– Сигареты. У вас не будет?
– Извините, не курю.
– Черт!
Шона посмотрела детективу прямо в глаза:
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– У меня уже четыре трупа. Интересно знать, что происходит.
– Четыре?!
– Ребекка Шейес, Мелвин Бартола, Роберт Вулф – это те два друга с озера – и Элизабет Бек.
– Элизабет убил Киллрой.
Карлсон отрицательно покачал головой.
– Почему вы так решили? – удивилась Шона.
Детектив показал ей большой коричневый конверт.
– Вот поэтому.
– Что это?
– Результаты вскрытия тела.
Шона сглотнула. Ее охватил страх. Возможно, именно содержимое конверта прольет свет на полученные Беком сообщения.
– Можно посмотреть? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Зачем?
Шона не ответила.
– И почему Бек так хотел взглянуть на эти документы? – допытывался Карлсон.
– Не понимаю, о чем вы, – сказала Шона. Слова зазвенели в ее ушах и, как ей показалось, в ушах собеседника.
– Элизабет Бек принимала наркотики? – спросил агент.
Вопрос ошеломил Шону.
– Элизабет? Никогда!
– Уверены?
– Конечно. Наоборот, она пыталась спасать наркоманов, это было частью ее практики.
– Знаю я сотрудников полиции нравов, которые после работы не прочь расслабиться с проститутками.
– Элизабет была совсем не такой. Не ангел с крыльями, конечно. И все же наркотики?.. Невозможно.
Карлсон снова помахал конвертом.
– Анализ показал содержание в крови кокаина и героина.
– Значит, ее Келлертон заставил.
– Нет.
– Почему вы так уверены?
– Результаты другой экспертизы. В ногтях и волосах обнаружены наркотические вещества, принятые убитой как минимум за несколько месяцев до смерти.
У Шоны подогнулись колени. Она привалилась к стене.
– Слушайте, Карлсон, не играйте вы со мной в кошки-мышки. Дайте посмотреть, что у вас там, а?
Сыщик притворно задумался.
– Как вам такой вариант, – предложил он. – Я даю посмотреть один лист из этого конверта. Любой.
– Что за бред, Карлсон?
– Спокойной ночи, Шона.
– Эй, эй, погодите минутку!
Шона нервно облизнула губы, думая о странных сообщениях, побеге Дэвида, смерти Ребекки и невероятных результатах вскрытия трупа Элизабет. В одно мгновение ее убедительная версия о фотомонтаже перестала быть такой уж убедительной.
– Фотографию, – сказала она. – Я хочу посмотреть фотографию жертвы.
– Очень интересно, – улыбнулся Карлсон.
– Почему?
– А ее нет.
– Мне казалось…
– Я тоже не понимаю, – перебил ее детектив. – Я позвонил доктору Харперу, медэксперту округа, и попросил проверить, кто еще подавал заявку на эти документы. Он скоро перезвонит.
– Вы имеете в виду, что кто-то украл из дела фотографии?
Карлсон пожал плечами.
– Ну же, Шона. Расскажите мне все.
Она чуть не сдалась. Чуть не рассказала ему о сообщениях и уличной видеокамере. А как же Бек? Этот сыщик при всей его привлекательности мог оставаться врагом.
– Можно посмотреть остальные документы?
Карлсон медленно протянул ей конверт. «Ну хватит», – подумала Шона. Она шагнула вперед, вырвала документы из руки детектива и выхватила из конверта первый лист. Скользнула глазами вниз по странице и, увидев записи о росте и весе убитой, едва не вскрикнула. В груди похолодело.
– Что? – спросил Карлсон.
Шона не ответила.
Зазвонил сотовый. Сыщик достал его из кармана брюк.
– Карлсон.
– Это Тим Харпер.
– Нашли старые записи?
– Да.
– Кто-то получал на руки результаты вскрытия Элизабет Бек?
– Всего один человек, – ответил Харпер. – Три года назад, как только их переместили в архив.
– Кто?
– Отец убитой. Кстати, полицейский. Его зовут Хойт Паркер.
36
Ларри и Гриффин сидели на открытой террасе, опоясывающей заднюю часть дома Скоупа. Над раскинувшимся по всей усадьбе тщательно ухоженным садом царствовала ночь. Мелодично трещали сверчки. Казалось, даже они для богачей поют с особым усердием. Из-за стеклянных дверей доносились тренькающие звуки пианино, ярко освещенные окна бросали на траву красные и золотые блики, будто дом украшен иллюминацией.
И Гэндл, и Скоуп были одеты в темные брюки. Кроме того, на Ларри красовалась голубая рубашка поло, а Гриффин облачился в шелковую сорочку от своего личного портного из Гонконга. Потягивая прохладное пиво, Ларри молча разглядывал четко очерченный силуэт патрона. Чуть задрав голову и скрестив ноги, Скоуп сидел и рассматривал свои обширные владения. Его правая рука лежала на ручке кресла, янтарный ликер плескался в бокале.
– И вы не знаете, где Бек? – спросил Гриффин.
– Нет.
– А что это за двое чернокожих, которые его отбили?
– Понятия не имею. Ву уже разыскивает их.
Гриффин сделал большой глоток из бокала. Секунды ползли медленно, как во сне.
– Ты считаешь, он жив?
Ларри хотел пуститься в объяснения, приводя доводы «за» и «против», рассматривая различные варианты. Но, уже открыв рот, передумал и лишь сухо сказал:
– Да.
Гриффин прикрыл глаза.
– Ты помнишь, как родился твой первый ребенок?
– Конечно.
– Присутствовал при родах?
– Да.
– А вот в наше время такой моды не было. Мы, отцы, коротали время в холле, листая старые журналы. Я помню, как появилась медсестра и повела меня к жене. Я завернул за угол и увидел Эллисон с Брэндоном на руках. Меня охватило странное чувство, Ларри. Что-то поднималось изнутри, распирая так, что я боялся лопнуть. Чувство невыразимое, ошеломляющее, ни с чем не сравнимое. Думаю, все молодые отцы ощущают нечто подобное.
Скоуп замолчал. Ларри повнимательнее посмотрел на шефа. По лицу старика, поблескивая в неярком свете, текли слезы.
– Наверное, все в такой день испытывают одно и то же: радость и боязнь – боязнь ответственности за нового, маленького человечка. Однако было и кое-что еще, то, что я не мог выразить словами. Не мог до тех пор, пока Брэндон не пошел в школу.
У старика, по-видимому, перехватило горло. Он закашлялся, слезы потекли сильнее. Звуки пианино стали громче, даже сверчки примолкли, будто прислушиваясь.
– Мы стояли и ждали школьного автобуса, я держал сына за руку. Брэндону недавно исполнилось пять, он поднял голову и взглянул на меня, как это делают все дети в его возрасте. Он был в коричневых брюках и уже успел посадить пятно на коленку. Я отчетливо помню, как зашипела, открываясь, дверь желтого автобуса. Брэндон отпустил мою руку и вскарабкался по ступенькам. Мне хотелось дотянуться до него, снять с подножки и увести домой. Вместо этого я застыл, как вкопанный. Он нырнул в автобус, и дверь опять зашипела, теперь уже закрываясь.
Брэндон сел у окна, и я увидел его лицо. Он помахал мне, я помахал в ответ, а когда автобус тронулся, сказал себе: «Меня покидает целый мир». Этот желтый автобус с какими-то ненадежными металлическими боками и незнакомым мне водителем увозил всю мою жизнь. И вот тогда я понял, что же именно почувствовал в день рождения сына. Страх. Не просто ответственность, нет. Ледяной, пронизывающий страх. Можно бояться болезни, старости, смерти. Но ничто не сравнится с тем страхом, который камнем лег на мое сердце, когда я смотрел вслед школьному автобусу. Понимаешь?
– Кажется, да, – кивнул Ларри.
– В тот момент я осознал: как бы я ни старался, с мальчиком все-таки может что-нибудь случиться. Я не смогу быть все время рядом, дабы в случае чего отвести беду. С тех пор я думал об этом постоянно. Наверное, так думают все родители. И когда несчастье случилось…