Звёздный странник - Семён Слепынин

Я с изумлением и укором взглянул на жену.

— И ты молчала?

— Это в отместку за ваши мистификации, — улыбнулась Таня.

— Орион знает?

Моя правая кисть очутилась в необъятной ладони Ориона. Установился биоконтакт, справа из тьмы выступила могучая фигура моего соседа.

Нет, Орион ничего не знал. Это было видно по его свирепо сдвинутым бровям. Посеребренный звездным сиянием, он выглядел на темном фоне неба разгневанным космическим богом. Орион взмахнул кулаком и прогремел на всю Вселенную:

— Татьяна! Ну, подожди…

Он отпустил мою руку и исчез в пустоте. Явление из мрака «грозного» Ориона бьтяо столь внезапным и комичным, что мы расхохотались. При этом я нечаянно выпустил Танины пальцы. Биоконтакт прервался. Я остался один. Меня обступил безграничный космос с шевелящимися песчинками звезд. Но вот руки встретились, и я увидел Таню.

В этот момент Вселенная чуть всколыхнулась. Седые лучи ее светил завибрировали и запели, как струны. Непривычная, странная мелодия иного мира… Сначала нежная и приветливая, она постепенно насыщалась звуками пугающей окраски — начался переход в великий нуль-континуум. Звезды потускнели. Серьезное, чуть напряженное лицо Тани — творца этой необычной поэмы — обволакивалось тьмой. Под нарастающий грохот, от которого замирало в груди, мы упали в черную бездну вакуума. И тут все оборвалось. Тишина казалась безраздельной. Но вот из бескрайнего бассейна нуль-материи, из его немыслимых глубин послышались отдаленные барабанные удары. Могло показаться сначала, что «вакуумная» часть поэмы была без светового сопровождения. Но это не так. Мне почудилось, что во мраке скользнула еще более черная тень. Подумалось, что это тень кантовской «вещи в себе» — тень Непознаваемого. В моем воображении Непознаваемое (а точнее, пока непознанное) рисовалось почему-то в виде неведомого черного всадника, скачущего по железной крыше мироздания. Повелительные удары, как топот чугунных копыт, рушились со всех сторон. Гул прокатывался по вакуумному океану и колыхал его. Он вызывал картины непонятных возмущений нуль-материи, энергетических флуктуаций и выбросов вещества. В неизученном, неподвластном человеку нуль-континууме все волнуется и движется. И сверкающие звездные миры — не более, чем мимолетный блеск и трепет его волн.

Как все верно и как все немножко жутковато! Я тихо сказал об этом Тане.

— Подожди, — послышался слева ее шепот. — По контрасту все остальное — сплошная песня радости.

В музыкальную ткань вплетались иные тона. Пугающий гул затихал. Неведомый всадник удалялся вместе с тревожным рокотом копыт. Мы выплывали из вакуума в свой континуум. В вековой тьме слабо замерцали светлячки, затем звезды нашей Вселенной засверкали в полную силу. Словно радуясь своему рождению, они вздрогнули и зазвенели колокольчиками, запели их струнные лучи. На нас обрушился каскад торжественных, меднозвенящих звуков. Обогащая музыку, космос развертывал свою величественную иллюминацию. Несколько условный и театральный, он шевелился, как живой, полыхал всеми цветами радуги.

Не знаю, на сюжет какого литературного произведения была написана светосимфоническая поэма, но программность музыки чувствовалась хорошо. Мне не составило особого труда вообразить себя гиперастронавтом, возвращающимся домой. Путь экипажа не был беспечальным. Врывались грозные ноты, и на нас накатывала волна тревоги, подступало ощущение смертельной опасности. Под минорные звуки, под их задумчивые и протяжные переливы, похожие на рыдания, хоронили погибших товарищей.

Но вот мы снова мчимся по великой галактической дороге, по тому звездному рукаву, в котором находится наше Солнце. Все печали таяли в лучезарных аккордах. Мы летели под гром сталкивающихся метеоров, под нежный шелест хвостатых комет и трубные зовы планет.

А звуки то росли, то утихали. Они сплетались между собой, как лианы, и рассыпались звонкими каплями дождя. Вдруг звездный фейерверк взорвался, разбрызгивая каскады торжествующих аккордов. В груди запело сладкое чувство: я увидел Солнце и родную планету. Она ближе и ближе. Мои ноги погружаются в вату облаков. Легкий толчок приземления, и я очутился вместе со всеми зрителями в раскрытой, как циклопический цветок, чаше Дворца. Над нами искрились знакомые с детства северные созвездия.

Финал светомузыкальной поэмы… Трудно, почти невозможно передать его словами. На темном небе заполыхало вызванное лазерными лучами северное сияние. Огромные радужные полотнища развевались и трепетали, как флаги. Семицветные струны сияния тянулись вниз и вибрировали. И в этих струнах, приветствуя прибывших вакуум-астронавтов, звенели ветры земных просторов, гремели водопады горных рек, шелестела листва прохладных лесов.

Полотнища северного сияния свернулись и пожухли. Из-за горизонта выплывало, гася звезды, зеленое кварковое солнце. Зазвучала мелодия рассвета — нежная, как прикосновение проснувшегося ветерка, тихая, как шорох падающей росы…

Дворец-фантоматории выполнил свою программу. Его купол сомкнулся. Все встали и аплодировали, довольные сказочной лекцией-путешествием, этим удивительным фантоматическим представлением, в том числе и заключительной частью — звездносимфонической поэмой. Какая-то женщина в соседнем ряду узнала Таню. Она протянула в нашу сторону руки и крикнула:

— Автору музыкальной поэмы!

Новый обвал аплодисментов. Таня, притихшая и растерянная, дергала меня за рукав и шептала, не поднимая ресниц:

— Уйдем отсюда… Скорее!

…Это было вчера. А сегодня я должен огорчить Таню — я скоро улетаю. Расстанемся, надеюсь, на очень короткое время. Месяца через три эскадра вакуумкораблей, пронизав черный нуль-континуум, уйдет за грань нашего мира, в зазвездные сферы.

Зазвездные сферы… Пронизав черный вакуумный океан, наша эскадра из двадцати боевых вакуумкораблей очутилась в минус-континууме, в спиральной Галактике, удивительно похожей на нашу.

Обитателей планеты Аир — точно таких же людей, как и мы, — я впервые увидел на их гигантском космодроме. Здесь встретились мы и с таисянами — уже знакомыми мне порхающими жителями планеты Тайса. Их боевой флот готовился к старту на другом конце космодрома. Мы не стали ждать, когда прибудут звездолеты отдаленных цивилизаций. Корабли трех планет и без того обладали мощными средствами нападения и защиты.

Расстояние до пиратской планеты Харды — двадцать световых лет — объединенный флот преодолел в два гиперскачка. Это напомнило мне поход старинных подводных лодок: погружение в Великое Ничто и скачок в десять светолет, затем всплытие на звездную поверхность для ориентировки и новое погружение с очередным прыжком. Каких-нибудь двадцать часов, и мы у цели — вблизи системы, похожей на Солнечную.