Распутин-1917 (СИ) - Васильев Сергей Александрович

Домик Анны Вырубовой, ставший своеобразной "папертью власти", как писал управляющий министерством внутренних дел Протопопов, располагался в Царском селе на перекрёстке двух улиц очень удобно, недалеко от госпиталя и от дворца. Попасть в него можно было сразу с двух сторон, незаметно прошмыгнув мимо кустов сирени, превратившихся этой зимой в огромные сугробы с рост человека. Самое ценное, что было в таких визитах — отсутствие утомительных дворцовых политесов и придворного батальона, поэтому многие сановники злоупотребляли гостеприимством бывшей фрейлины в надежде разнюхать что-нибудь полезное или постараться пропихнуть ценную идею собственного приготовления. Александра Федоровна с внезапно прихворавшей Ольгой и лейб-медиком Боткиным затемно добрались до домика Вырубовой. Евгений Сергеевич на дух не переносил Распутина, но не мог допустить, чтобы государыня осталась без какого-либо сопровождения, отказавшись от положенного конвоя.

Дверь в прихожую была не заперта. Неотлучно присутствующего при Вырубовой привратника тоже не оказалось на месте, в сенях темно. Только из гостиной пробивался свет и слышались приглушенные голоса. Боткин, отстранив государыню, сделал шаг вперед, толкнув дверь, и августейшим персонам открылась панорама гостиной с Распутиным центре и сидящими перед ним Вырубовой и Батюшиным. Григорий стоял спиной к входной двери, не сразу заметив вошедших, а императрица обратила внимание на бледные и немного испуганные лица генерала и фрейлины. Эмоции не отменяли этикет придворных, проворно вскочивших и церемонно поклонившихся. Распутин посмотрел через плечо, произнёс абсолютно не характерное для него “Отставить!”, резко развернулся всем корпусом и лишь кивком обозначил приветствие, не поклонившись в пояс, как делал это обычно, а остался стоять с прямой спиной.

“Да он никак волосы прибрал…” — отметила про себя Александра Федоровна, обратив внимание на аккуратную прическу, отличавшуюся от привычной.

— Друг мой! — прочувственно произнесла она, протягивая к Григорию руки, — вы живы! Какое счастье!

— Государыня… — Григорий сделал шаг вперед, подхватил кисть императрицы и церемонно прикоснулся губами к перчатке.

Александра Фёдоровна оторопела. Перед ней стоял тот же Распутин, знакомый много лет, но… абсолютно другой. Тяжелая, умасленная, всегда блестевшая и источавшая неприятный запах шевелюра, которую он не считал нужным промывать, в этот раз была приведена в порядок, лишена всяких признаков перхоти, уложена и “oh my God!” пахла каким-то парфюмом. Длинная чёрная борода, представлявшая собой пугающий хаос, сегодня была пострижена, расчесана. Границы растительности на лице, чётко очерченные бритвой, элегантно разделяли заросший подбородок и выбритые щёки без единой ворсиночки. Традиционно грязные руки с ногтями, “украшенными” чёрной каймой, выглядели непривычно опрятно. Более всего поражало то, чего не было — отсутствовал стойкий шлейф зловония, везде сопровождавший “святого старца”. Александра Фёдоровна шумно втянула носом воздух, пытаясь поймать привычные запахи. Распутин, смущенно улыбнувшись, воспринял это по-своему.

— Да, простите, — пробормотал он, — запах чуть резковат. Не удержался, увидев рекламу “Тройного одеколона”…

— Что, простите? — пролепетала Александра Федоровна, окончательно выбитая из колеи последней фразой, и беспомощно взглянула на Вырубову, пребывающую, как и Государыня, в крайней степени смущения.

Неловкую паузу прервала великая княжна Ольга, вынырнув из-за маминой спины и бросившись на шею Распутину со всхлипыванием “дорогой друг, как же я рада вас видеть живым и здоровым”. Не ожидав такой непосредственности, Григорий отшатнулся, но, опомнившись, улыбнулся, пробормотал что-то ласковое, нежно обхватил девушку за талию и прикоснулся губами ко лбу… Его лицо вдруг посуровело. Он внимательно посмотрел в глаза княжны, одним движением перехватив кисть у запястья.

— Голубушка моя, да ты вся горишь! А ну-ка, пожалуйте сюда, в кресло… Вот так, вытяни ноги, откинь голову на спинку…

Не обращая внимания на окружающих, Григорий нежно, как хрустальную вазу, уложил княжну на глубокую софу, проверил пульс, попросил открыть рот и повернуться к свету…

— Голова болит? А горло? Озноб, боли в мышцах, общее недомогание? Кашель? Насморк?

— Инфлюэнца? — вопросительно пролепетала Ольга, отвечая на отрывистые вопросы Григория.

— Девять из десяти приходится на долю острых респираторных заболеваний, вызываемых различными возбудителями, имеющих схожие симптомы и механизмы развития, — деловито ответил Распутин, ощупывая лимфатические узлы на шее девушки. — На этапе первичной диагностики важно понять, с какой конкретно инфекцией мы имеем дело — вирусной или бактериальной. От этого будет зависеть тактика лечения…

— И какую же тактику его знахарское превосходительство пропишет при лечении вирусов? — в голосе доктора Боткина было столько сарказма, что Александра Федоровна, бессловесно наблюдавшая за происходящим, замерла.

— Укротить коварные вирусы можно с помощью интерферонов, — не отвлекаясь от осмотра княжны, терпеливо ответил Распутин. — Это белки, синтезирующиеся в организме в ответ на вторжение вирусов, повышающие невосприимчивость к заболеванию… Глазам больно на свет смотреть? — снова обратился он к Ольге.

— Да, немножко…

— Какое лечение вы бы сами себе прописали, как медик, ваше высочество, — вздохнул Григорий.

— Вы меня так никогда раньше не называли, — смутилась княжна и бросила короткий взгляд на лейб-медика и императрицу, словно ища подсказку. — В качестве средства против насморка рекомендуют смазывание ноздрей мазью с кокаином или закапывание 2–3 %-ного раствора кокаина в нос, согревающие компрессы, "дымные шары"…

— Какие шары? — удивился Распутин.

— Приспособление для ингаляций, — ответил за княжну лейб-медик, — представляет собой грушу с трубкой, вставляемой в нос. При сжатии груши в легкие поступают испарения фенола — антисептика…

— Ужас, — перебил доктора Григорий, — он же токсичен!

— Кто вам сказал? — возмутился Боткин. — Это испытанное средство авторитетных специалистов, а не какой-то ваш мифический интерферон!

Распутин поднялся и насмешливо посмотрел на Боткина.

— Интерферон реален также, как снег за окном, Евгений Сергеевич. Вырабатывается он клетками организма, атакованными вирусом, но откроют этот полезный белок и его чудесные свойства только через 40 лет, а выделять и использовать научатся и того позже.(***) Поэтому лечение предлагаю более чем консервативное — обильное тёплое питьё с большим количеством витамина “С”. Анна Александровна, — Распутин перевел взгляд на Вырубову, — у вас найдётся шиповник, облепиха, черная смородина или хотя бы клюква? Мороженая, сушеная или сохранённая любым другим способом без термической обработки? Нужно растолочь, размочить в теплой воде, не выше сорока градусов, и давать пить как можно чаще… Чтобы не было кисло, можно добавить мёд.

— Так витамин “С” и есть тот самый белок-интерферон? — не успокаивался Боткин.

— Нет, Евгений Сергеевич, — спокойствие Распутина было непробиваемо. — Витамин “С” — это аскорбиновая кислота, а не белок. Является кофактором по меньшей мере восьми ферментативных реакций, участвующих в основных процессах жизнедеятельности организма, включая образование коллагена, предотвращение генетических мутаций и синтез L-карнитина, крайне необходимого человеку.

Распутин прекрасно понимал, что демонстрация эрудиции тут лишняя, но желание поставить на место заносчивого лейб-медика взяло верх, и его несло по океану накопленных человечеством знаний.

— Аскорбиновая кислота присутствует во всех тканях нашего организма, — продолжил он, с удовольствием отмечая изумление Боткина. — В частности, она содержится в эритроцитах и оказывает защитное действие на гемоглобин, препятствуя его окислению, участвует в образовании кортикостероидов, необходимых в любых стрессовых ситуациях — при ожогах, охлаждениях, кровотечениях… Одна из главных функций витамина “С” — защита клеток организма от вредного воздействия недоокисленных продуктов обмена веществ, образующихся не только в процессе жизнедеятельности, но и во время болезни.