Любовь со второго взгляда - Алла Сурикова

Я спросила, не жалеет ли он о купюрах. Мы «не влезали» в метраж, и на самой последней стадии работы мне пришлось резать «по живому».

Нет, купюры его не смущали, хотя песенку «А время лечит только тех, кто болен не смертельно» ему было жалко.

Тогда же мы договорились, что встретимся на Рижском взморье и начнем новую работу…

…Мы сняли фильм, в котором отдельные компоненты, я бы сказала, отдельные «отзвуки» мюзикла, вестерна и пародии соединялись ироническим к ним отношением и были умножены на проповедь доброты и веру в чудеса, творимые искренним искусством. Работа над фильмом творила чудеса и с нами. Чудеса были самые разные. Смешные и серьезные. Незадолго до съемок я познакомилась со своим будущим мужем. Случайно. Мы отдыхали вместе в Доме творчества в Болшеве. Вхожу в буфет и вижу: красивый, седой, с бородой, заказывает виски. Вот, думаю, богатый грузин. Оказалось, бедный еврей. Но было уже поздно. Нет, конечно, если бы не «Человек с бульвара Капуцинов», может, все бы и «обошлось»…

Но мой будущий муж отправился вслед за мной на съемки в Феодосию, в нашу Санта-Каролину.

Когда журналисты меня спрашивают: «Как складывается ваша личная жизнь в период съемок?», я отшучиваюсь: «На время съемок личная жизнь не складывается, а вычитается».

Поэтому я отговаривала Алика ехать с нами на съемки. Ведь я понимала, что не смогу уделять ему достаточно внимания и легкий карточный домик начинающихся отношений может просто развалиться от первого ветра… От этого я буду нервничать. Это мне будет мешать.

И еще одно убеждение во мне сидело с первых моих картин: РЕЖИССЕР для всех членов съемочной группы — мать, отец, брат, муж, жена, друг. И никто из личной жизни режиссера не имеет во время съемок на него прав больше, чем кто-либо из группы — от главного героя до водителя лихтвагена

Но Алик все равно приехал. И очень помогал.

Мы жили в гостинице в Феодосии. Через пару недель после нашего отъезда из экспедиции в той же гостинице оказался мой двоюродный брат. Как человек любопытный, он спросил дежурных: «В вашей гостинице жил кинорежиссер?» «А, это такой с бородой (об Алике), с ним еще жена была (это обо мне)!» — охотно поделились они информацией.

Ну, во-первых, бабушки-дежурные точно разобрались, кто есть кто, а во-вторых, тут же и поженили нас заочно. На самом-то деле нам Андрей Миронов «сделал предложение».

Он частенько заходил к нам в гости и наблюдая, как Алик хозяйничает, говорил: «Если вы за него не пойдете замуж, я на нем женюсь».

Алик был не случайным человеком в кино, он хороший видеоинженер и помогал мне не только в быту, но и в творчестве. Он первый познакомил меня с преимуществами видеоконтроля на съемочной площадке. Я долго брыкалась, говоря, что мне это не нужно, а потом без этого уже не снимала ни одной картины.

Мы снимали картину на пленке «кодак». Тогда это был подарок судьбы. Но «кодака» было очень мало, и мы экономили, как могли, — снимали по одному дублю, поэтому очень тщательно готовили каждый трюковой кадр. Я помню только один случай, когда было снято пять дублей. По просьбе Андрея Александровича Миронова. Это был музыкальный номер «Синема-синема». Что-то не сразу получалось, не шло… ему не нравилось — а у меня сердце обливалось кровью, я кусала себе все, до чего могла дотянуться, но отказать Андрею было выше моих сил. Он никогда ничего не требовал без достаточных оснований.

Я поражаюсь, как скупо мы работали. Если бы не видеоконтроль, не возможность все увидеть, отрепетировать заранее, мы ничего не смогли бы снять. При таком соотношении пленки — одна монтажная часть к полутора отснятым — снимать вообще-то невозможно. Даже один к трем — и то неимоверно трудно. На Западе самое дешевое в кинопроизводстве — это пленка. Я видела в Израиле съемки с Мэри Хемингуэй и Сильвестром Сталлоне. Снималась очень проходная сцена: двое стоят на фоне моря, «здрасьте — до свидания». Но — точек съемки! Разных камер! Дублей! Пленки! — немерено! Поэтому монтаж такой динамичный получается, и в принципе кино другое. Поэтому они могут сделать «экшн» из двух человек, которые сидят и разговаривают. А наше кино на Западе показывать нельзя, потому что у нас пытаются сэкономить на всем. Я не транжирка. Я за то, чтобы делать дело без ненужных затрат. И мне в принципе понятно, когда говорят об экономии. Но не за счет пленки это надо делать, не за счет пленки…

Когда мы закончили съемки, я обратилась к заместителю председателя Госкино с просьбой не разрушать наш городок Санта-Каролину, оставить его для отдыхающих.

Пока мы снимали, к нам каждый день приходили пароходы, приезжали люди — посмотреть на артистов, на съемочный процесс и просто на декорации. Ведь у нас были салун, улица, масса маленьких помещений — в хороших руках это могло бы приносить и радость, и доход. Достроить немножко, и все — готовый развлекательный городок (и часть денег — «Мосфильму»), Может, сегодня так и сделали бы. Но тогда он ответил, что и не такие декорации сжигали, вот сожгли в Суздале декорации к фильму про Петра Великого. Не принято, не положено. (Кем не положено, куда не положено? Не понимаю.)

Мы уехали из Тихой бухты, оставив военным, которые нам помогали устанавливать декорации, разбирать их на дрова. Мы договорились, что они возьмут себе все нужное им дерево и уберут территорию. Дерево они забрали, но пластик и бутафорию, то, что им было не нужно, — оставили. Ветер разнес это по всей бухте… А журнал «Крокодил» — по всей стране. В журнале вышла статья, что в хрустальной воде Тихой бухты режиссер Сурикова купала лошадей, потом жгла костры и ела шашлыки, а на прощанье всю Тихую бухту засеяла пластмассой. (Именами начальников воинской части и мосфильмовских администраторов публику не заинтересуешь, а мое имя — уже на слуху, у нас же потоптаться любят, особенно «гробовщики».)

Худсовет принял картину неоднозначно. И хотя было понятно, что кино получилось зрелищным, споры в оценке фильма были достаточно острыми. Особенно нападала «старая гвардия».

Вера Павловна Строева: — Это не наша комедия, не советская! Что такое советская комедия? Это народный глубокий смех, вызываемый особенностью характера советского человека, всей его жизнью, всей средой, в которой он живет. А не чужой…

Реплика Костюковского: — А грузинская комедия — это советская или грузинская? Для меня «Человек с бульвара Капуцинов» — это советская комедия, чистая, добрая, с чувством меры, чувством вкуса и чувством жанра.

Александр Зархи: — Картина не готова! Такое количество пышущего дарования — это невозможно переварить! Хватит револьверов, хватит драк… Надо их выбросить, соединить остальное, позвать Джона Смита, пусть смонтирует, и тогда получится кино.