Он меня не отпустит (СИ) - Надежда Марковна Борзакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах ты, щенок неблагодарный, — зарычал он, поднимаясь с пола.
— Вон пошел или я ментов вызываю! — чужим голосом рявкнул я. — С этой минуты все уговоры мимо. Чтоб я тебя больше не видел и не слышал, понятно?
Выматерившись, он набросился на меня под Сашин испуганный визг. Мы сцепились в драке, сшибали мебель, посуду…
Разрушали там все, да.
Мне было плевать на это, на все плевать, кроме ясного ощущения, что сейчас, в эти минуты безвозвратно разрушается вся моя жизнь. По кирпичику выстроенная, упорядоченная, обеспеченная жизнь нормального человека. Такого, как все. У которого была нормальная семья. У которого будет все нормально. Хорошо. Как у всех. Рядом с именем которого не будет ничего связанного с уголовными делами, обвинениями, зоной, преступлениями и прочей чернухой. Рядом с именем которого только хорошее. поводы для гордости.
И самое главное, рядом с которым будет Саша.
Глава 26
Александра
— Пейте потихоньку, Александра Максимовна — ласково сказал полицейский, имени которого я не запомнила.
Это был невысокий молодой человек примерно моего возраста с очень добрым лицом и мягким взглядом карих глаз. Ему бы учителем в школе работать, а не полицейским.
Обхватив стакан двумя руками для надежности я принялась пить едкую, жгучую жидкость. Капли. Успокоительное. Может быть, когда оно подействует, то я смогу нормально говорить, не заикаясь…
Меня трусило. И ужасно хотелось плакать. Было жалко сломанную мебель на кухне и разбитую посуду, осколки которой валялись на красивом кафельном полу. Быль больно и страшно за Демида. Было стыдно, что я такое допустила. А еще я ощущала бессильную злобу на его отца.
Господи…
Мой папа не ангел. Он был со мной жестким, деспотичным. Позорил меня при друзьях. Причинял боль своими упреками контролем. До слез доводил. Да, все это было… Но он любил меня. Заботился обо мне. Помогал и поддерживал даже в классическом понимании этого. Я знала, что могу на него положиться. Что несмотря на все сложности он будет на моей стороне. На моей и моей мамы. Мы семья. У меня есть семья…
А у Демида ее нет. Все, что у него от семьи — это боль, это унижения, это клеймо сына зека, это психологические травмы… Мне же мерзавец его отец все рассказал. Хвастался тем, как “воспитывал пацана”. Кулаками и запирая в темном подвале. И не давал “бабам” мешать. Мамы ведь у Демида не было. Она сбежала, когда ему было всего три года. Бросила его… Как можно бросить своего сыночка? Еще и с таким отцом?
— Александра Максимовна, давайте я вам “скорую” вызову? Пусть вам успокоительное уколят, а поговорим мы потом.
— Нет. Не надо “скорых”. Я в норме, — отрывисто протараторила я. — Демид где?
Я помнила, как приехала полиция. Быстро, минут через пять после моего звонка, не больше. Как они разняли мужчин, как меня увели в залу, усадили на диван…
— В соседней комнате дает показания моему коллеге. Не беспокойтесь ни о чем, Александра Максимовна.
— Я могу говорить, спрашивайте, — быстрее бы. Быстрее бы все закончилось. Мне нужно к Демиду. Страшно представить, что он чувствует и в порядке ли он физически…
— Просто расскажите, как все произошло.
Я рассказала. Нарочно акциентируя внимание на том, что виноват Олег. Это он напал, а Демид защищался. И нет, это не вранье никакое. Потому, что ударить можно и словом. Потому, что Олег заслужил то, что получил. Он заслужил даже больше…
— Смотрите, Олег Власов вышел по УДО. Условно-досрочному. За нападение он вполне возможно отправиться обратно в тюрьму, так что можете не беспокоиться.
— Это хорошо. У меня есть к вам одна просьба.
— Слушаю.
— Моему отцу не говорите, пожалуйста. Хотя бы столько, сколько можете.
Да, конечно же, мою фамилию узнали. Папу знали очень и очень многие в столице.
— Хорошо. На этом все, Александра Максимовна. Мы свяжемся с вами и с Демидом Олеговичем насчет дальнейших действий, — полицейский поднялся.
— Благодарю.
В этот же момент из одной из комнат вышел его коллега. Сделал ему знак, мол все сделано. Попрощавшись со мной, мужчины исчезли за дверью. Заперев ее на все замки, я прислонилась спиной к твердой поверхности. Ноги не держали. Я сползла прямо на покрытый пылью с ботинок пол, подтянула колени к груди и положила на них голову. Закрыла глаза. Заставила себя дышать. Выдох длиннее вдоха.
К горлу подкатили рыдания, тело пробрала дрожь. Я не смогла сдержаться и не заплакать. Не смогла не всхлипывать.
Сквозь собственный плач услышала шаги.
— Можно я подойду, Саша? — глухой, чужой голос.
Подняв голову, я увидела Демида. Левая сторона его лица буквально на глазах опухала. На белом, как мел, лице, бешено горели покрасневшие глаза. Руки с вспухшими костяшками были сжаты в кулаки. Он переодел порванную в драке рубашку и был теперь просто в футболке и деловых брюках. Я видела, что он тоже дрожит, хоть очень пытается это сдерживать.
Перекатившись на колени, я сама раскрыла объятия и потянулась к нему. Обняла, насколько могла дотянуться руками, прижалась всем телом. Так хотелось окутать его своим теплом, закрыть собой от всего этого кошмара. Утешить, унять боль. Залечить раны.
— Не плачь! Пожалуйста, не плачь, Сашенька, — хрипло шептал он, обнимая меня. — Не плачь!
Покачивался, баюкая меня словно ребенка. Баюкал ли его кто-то в детстве? Любил ли, обнимал, жалел, когда он разбивал коленки? Скорее всего нет.
Как в таком случае он мог вырасти таким? Хорошим. По-настоящему хорошим мужчиной, с правильными принципами, со здоровым отношением к жизни. Да, я его еще мало знала. Но поводов убедиться в этом уже было достаточно. Особенно в сравнении со Степой.
Пожалуй, сейчас, в эти минуты я стала еще сильнее гордиться тем, каким человеком является Демид.
Когда я немного успокоилась, Демид поднял меня на руки и отнес на диван в зале. Усадив на него сам сел рядом, но уже не обнимал.
— Прости меня, — сказал, глядя в сторону.
— Да за что?
Он стиснул зубы. На скулах стали ходуном ходить желваки. В глаза не смотрел, только в сторону. Словно не мог.
— За то, Сашенька, что не рассказал тебе, с кем ты на самом деле имеешь дело. Не рассказал, с какого я днища и что я сам днище. Что я сын отморозка, каких мало. Что я из тех
