Жребий Салема - Стивен Кинг

У задней стены кладбища Майк увидел, что одно надгробие завалилось вперед, и задержался, чтобы поставить его на место. Смахнув землю с надписи, Майк почувствовал, как по спине пробежали мурашки:

А чуть пониже едва виднелись стершиеся за тридцать шесть лет слова:

Майк Райерсон направился в лес и, устроившись возле ручья, перекусил, испытывая смутную тревогу, причины которой не понимал.

Когда отец Каллахэн поступил на учебу в семинарию, один приятель подарил ему вышивку с нечестивой надписью, которая в то время вызвала у него испуганный смех. Однако со временем эти слова стали казаться ему весьма верными и вовсе не такими уж богохульными. Дай, Господи, мне МУДРОСТЬ принять то, что я не в силах изменить, РЕШИМОСТЬ изменить то, что я могу, и УДАЧУ, чтобы не облажаться. И все это древнеанглийским шрифтом на фоне восходящего солнца.

И теперь, окидывая взглядом скорбящих по Дэнни Глику, пастор невольно вспомнил это старое кредо.

Два дяди и два кузена, несшие гроб с телом мальчика, опустили его на землю. Отец Марджори Глик, полуобняв, поддерживал дочь, которая с трудом держалась на ногах; ее лицо едва просвечивало сквозь вуаль черной шляпы. Она вцепилась в черную сумочку с такой силой, будто от этого зависела ее жизнь. Тони Глик с потерянным видом стоял чуть поодаль. Во время службы он несколько раз обводил присутствующих взглядом, будто желая удостовериться, что все это ему не снится и действительно происходит наяву.

Каллахэн подумал, что Церковь не в силах развеять этот страшный сон. Ни мудрость, ни решимость, ни удача уже ничего не могут изменить и не вернут мальчика к жизни. Он окропил святой водой гроб и могилу.

– Помолимся, – воззвал он к собравшимся. Независимо от повода выступления – будь то горе или радость – его голос всегда звучал ровно и мелодично, даже если он был навеселе. Все скорбно склонили головы.

– Господи Боже, в милости Твоей все жившие в вере обретут вечный покой. Благослови сию могилу и ниспошли ангелов охранять ее. Мы предаем земле тело Дэниела Глика. Прими душу его и позволь ей со святыми возрадоваться Тебе. Через Христа мы молим Тебя об этом. Аминь.

– Аминь, – вторили собравшиеся, и ветер разнес нестройный хор голосов.

Тони Глик обвел присутствующих затравленным взглядом. Его жена прижала ко рту салфетку.

– С верой в Господа нашего Иисуса Христа мы благоговейно предаем земле бренное тело этого мальчика. Вознесем молитвы с верой в Господа, дарующего жизнь всему сущему, о вознесении души в сонм ангелов.

Он перевернул страницу требника. Женщина в третьем ряду обступивших могилу людей начала громко всхлипывать. В чаще леса чирикнула птица.

– Вознесем молитвы Господу нашему Иисусу Христу о брате Дэниеле Глике, – произнес Каллахэн. – И сказал Господь: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет.

И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек». Господь, Ты оплакивал смерть друга своего Лазаря – утешь нас в нашей печали. Мы просим Тебя, ибо веруем.

– Господь, услышь молитву нашу, – отозвались католики. – Ты воскрешал мертвых к жизни, даруй нашему брату Дэниелу вечную жизнь. Мы молим об этом, ибо веруем в Тебя.

Взгляд Тони Глика потемнел, как будто до него стало доходить, что происходит.

– Наш брат Дэниел был очищен во крещении, позволь ему воссоединиться с ангелами Твоими. Мы молим об этом, ибо веруем в Тебя.

– Господь, услышь молитву нашу.

– Он вкусил от плоти и крови Твоей; даруй ему место у стола своего в Небесном Царствии Твоем. Мы молим об этом, ибо веруем в Тебя.

– Господь, услышь молитву нашу.

Марджори Глик стала со стоном раскачиваться.

– Утешь скорбь нашу о почившем брате; да будет вера нашим утешением, а вечная жизнь – надеждой. Мы молим об этом, ибо веруем в Тебя.

– Господь, услышь молитву нашу. – Каллахэн закрыл требник и тихо добавил: – Помолимся, как учил нас Господь. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое…

– Нет! – закричал Тони Глик и рванулся вперед. – Я не позволю закапывать сына! – Его пытались остановить, но он вырвался и, подскочив к краю могилы, не удержался и свалился в нее, ударившись о гроб с громким стуком.

– Дэнни! Вылезай немедленно! – прорычал он.

– Боже милостивый! – воскликнула Мейбл Уэртс и поднесла траурный шелковый платочек к губам. Ее глаза жадно горели, как у белки, запасающей орехи на зиму.

– Дэнни, черт тебя побери, хватит валять дурака!

Отец Каллахэн кивнул двоим прихожанам, но им понадобилась помощь еще троих, включая Паркинса Гиллеспи и Нолли Гарденера, чтобы вытащить из могилы отчаянно упиравшегося и осыпавшего всех проклятиями Глика.

– Дэнни, прекрати немедленно! Ты пугаешь маму! Я всыплю тебе по первое число! Пустите меня! Пустите! Верните мне мальчика… пустите… сволочи… Господи!

– Отче наш, сущий на небесах… – снова произнес Каллахэн, и слова молитвы, подхваченные остальными, вознеслись к равнодушному куполу неба.

– …да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое…

– Дэнни! Вылезай немедленно! Ты слышишь меня?!

– …да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам…

– Дээннии!..

– …и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава вовеки. Аминь.

– Он не умер, – всхлипывал Тони Глик. – Это невозможно! Ему всего двенадцать лет! – Он зарыдал и, вырвавшись из державших его рук, упал на колени перед Каллахэном, хватая его перепачканными землей руками. – Прошу, верните мне моего мальчика! Перестаньте меня дурачить!

Каллахэн мягко положил ему ладони на голову.

– Давайте помолимся, – произнес он и почувствовал, как забилась в рыданиях голова Глика.

– Господи, ниспошли утешение в горе этому человеку и его жене. Ты очистил в крещении их ребенка и дал ему новую жизнь. Позволь нам в отведенный час воссоединиться с ним и разделить небесные радости во веки веков. Мы молим об этом во имя Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Он поднял голову и увидел, что Марджори Глик лишилась чувств.

Когда все ушли, Майк Райерсон вернулся на кладбище и, устроившись на краю еще не засыпанной могилы, принялся доедать последний бутерброд, дожидаясь возвращения Ройала Сноу.

Церемония проходила в четыре, а сейчас было уже почти пять часов. Тени стали длинными, а солнце скользило по кронам высоких дубов. Чертов Ройал обещал быть не позднее четверти пятого, куда он мог запропаститься?!