Русская готика - Михаил Владимирович Боков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малолетки считали за честь поздороваться с Витьком за руку. Для них он был символом блатной романтики и свободы. Взрослые побаивались Витька, обходили его гоп-компанию стороной.
Вскоре не замедлила появиться и женщина… Вообще, как я думаю сейчас, Витек всегда был падок до женщин. Женщины были его роковой страстью – одни устраивали скандалы, другие – как описано выше – засаживали его в тюрьму. Вероятно, без этого он не мог чувствовать, что живет полноценно. Та женщина, появившаяся, могла бы стать ему хорошей парой. Она вся была какая-то резкая, острая: острый нос, острые коленки, острые короткие волосы, обсецвеченные пергидролем. Витек стал задерживаться со своими выходами на улицу. Бывало, несколько дней его вообще не видел никто, но когда он наконец появлялся в своих трениках и закуривал, от него разило сексом так, что даже самый малолетний пацан во дворе не мог не понять, чем он там, Витек, занимался дома. Они могли бы стать хорошей парой с этой женщиной, да. И имя у нее было подходящее – Оксана. Витя и Оксана – почти что Бонни и Клайд.
Но семьи не получилось. И счастья не произошло. И свадебный Оксанин венок не улетел в толпу знакомых. А вместо этого начало происходить странное.
Впоследствии в суде это назовут «чудовищной деградацией», а адвокат Вити не согласится и скажет, что это были «всего лишь поиски собственного «я». Неизвестно, чья формулировка точнее, но факт остается фактом – пресытившись Оксаной, Витя начал меняться. Причем меняться так, что скоро даже его татуированные друзья стали открещиваться от знакомства с ним.
Все началось с местных панков – неожиданно Витек стал захаживать к ним: сначала просто послушать песни под гитару, потом переписать кассету с Егором Летовым, и наконец, в один прекрасный день он явился с таким ровным ирокезом на голове, что даже завсегдатаи тусовки обалдели. Панки в нашем дворе находились в положении гонимых, всеми презираемых существ, даже взрослые не любили их больше, чем всех остальных. «Ну не педерасты ли, честное слово», – бывало, позволяли они себе ругнуться при детях. И непременно добавляли: «Никогда не будь таким, сына».
Быть панком означало загубить свою жизнь и жизнь своей семьи. Никто не знал, что были там какие-то «Секс Пистолз» и «Клэш», что в основе всего лежали бунт и отрицание – хорошие вещи, в принципе, всем было глубоко по барабану до этого. Реальность в нашем дворе определялась другими вещами, а именно – уходить на работу в восемь утра, приходить домой в пять пятнадцать, требовать двойной тариф за сверхурочные и, главное, никогда, никогда не покупать спирт у бабки из первого подъезда, потому что это смерть. Коктейль этот бабкин так и называли: «смерть пролетария» – от него людям становилось плохо, они падали прямо на улице, блевали кровью, а потом их увозила неотложка, и они получали статус инвалида.
Как бы там ни было, а Витек задержался в панках ненадолго. Но о его ирокезе до сих пор ходят легенды. Местные панки рассказывают о Витьке как о былинном герое: он был один, он пошел против системы, его гребень гордо смотрел в небо, и все были в ахуе.
На самом деле примерно так все и происходило. От гребня действительно все были в ахуе, если только литература приемлет такое слово. На Витька оборачивались, вслед ему показывали пальцем, а один мужичок, особенно резкий, даже попытался вступить с ним в драку… но быстро получил бланш под глазом и ретировался. Витек подал панкам пример, он показал им, как вести себя по-пацански, и когда они влюбились в него, в его бесстрашие и признали своим гуру, он снова все изменил.
К тому времени Оксана уже была далеким прошлым. Выдержать метаморфозы Витька ей, дворовой девчонке, оказалось не под силу. На ее свадьбе с парнем из соседнего двора гуляли многие, а Витька в этот день никто не видел… как и во многие последующие дни. Он появился неожиданно на дискотеке в местном клубе, а надо сказать, дискотеки эти были те еще. На дворе стоял 2005 год. Во всем мире рейв отбушевал десяток лет назад – те, кто хотел танцевать, утанцевались до упаду, те, кто хотел химии, наелись ею досыта, но только не в нашем маленьком городке. В нем, в 2005-м, все только началось. Начались фэтбой слимы, танцы по шесть – десять часов кряду и передозы на танцполе, что приводило в шок местных милиционеров. Они, бедняги, не знали, что и делать с теми, кто перепил бутирата – они и слова-то такого не знали, «бутират», не говоря уже обо всех остальных вещах. Кончалось тем, что жертв передоза свозили в приемный покой, и если наутро они все еще не могли отчетливо выговорить свое имя, их переправляли в дурдом. Именно в этот момент всеобщей вакханалии, замешательства и эйфории и появился Витек. Он был во всеоружии, потому что, едва появившись – под этот громкий райт-эбаут-нау-ю-фанк-со-бразер-бит, – с ходу предложил мне попробовать экстази. Мне – потому что я первым подвернулся ему под руку на танцполе. Подвернись ему кто-то другой, он предложил бы и ему. Мне кажется, для него не было большой разницы, кого приобщать – лишь бы рожа была хотя бы отдаленно знакомая, а дальше – как, вероятно, полагал Витек – все срастется само собой.
– Экстази? – удивился я. – Что это такое?
Он ухмыльнулся и протянул мне таблетку – голубую, с выгравированным на одной из сторон дельфинчиком:
– Попробуй.
И я попробовал. А за мной попробовали и остальные – голубые с дельфинчиками, зеленые с Гарри Поттерами, розовые с евро и, наконец, белые – просто белые – самые убийственные.
Сложно сказать, что со мной произошло. Сложно сказать, что произошло со всеми нами. Витек вновь стал гуру, он почувствовал наше слабое место, раскусил нас и преподнес что-то новое – запретный плод, мечту на ладошке, удар под дых… да что там говорить – уже назавтра мы боготворили его.
Появления Витька ждала вся дискотека. И когда, наконец, он являлся, его обступали все без исключения – мальчики, девочки,
