Волчья ягода (СИ) - Юрай Наталья

Жаль было этого немолодого уже человека, жизнь которого не изобиловала счастьем, но я уже видела его судьбу — удар ножом в печень случится не так уж и скоро, но смерть будет достаточно быстрой. А еще в расстилающейся передо мной картине была старая хрущёвка и женщина, закрывающая лицо от свистящей в замахе тяжёлой пряжки солдатского ремня. Прозрачный экран треснул от надрывного крика, капли крови стекали по нему, ломаясь на сколах.

Дни тянулись невыносимо медленно, я готова была выть от беспомощности, но Эльмира — девушка, которая занималась со мною физиотерапией, на счастье была от природы оптимисткой и не давала разгуляться мрачным мыслям.

Вместе с нею мы радовались прогрессу, и хотя мышцы всё еще оставались дряблыми, я уже кое-что умела делать сама. А ведь когда-то в тренажёрном зале любовалась на свои хорошо проработанные рельефы. Смешно.

Егор приезжал через день, но больше не пытался поцеловать, всё чаще что-то обсуждал с отцом на кухне. На мои вопросы оба отшучивались и ссылались на Ромку-одноклассника, который постоянно латал мое "Рено". Они с Егором были коллегами, и якобы сейчас, когда финансов в нашей семье не хватало, Егор был готов взять на себя доведение до ума моей верной машинки.

Я делала вид, что верила, и мужчины снова закрывались «на чаёк».

Вопрос операции на колене мы еще не обсуждали, сперва нужно было привести в тонус весь организм, создать в нём запасы энергии и сил, выровнять биохимию, как говорила Эльмира.

И я в который раз сжимала в ладони упругий резиновый мячик.

— Глянь-ка то! — Марья вырвала меня из задумчивости. — Это что у нас за богатырь пузо на лавке мнёт?

Светлая голова ребенка, лежащая на согнутых руках, повернулась к ведунье.

— Вот, Марья Моревна, никак хворь не выходит. — я машинально положила ладонь на худенькую, чуть влажную спинку. — Гоним её, гоним прочь, да всё без толку!

— Гнать умеючи надобно! Дай-ка гляну! — мальчик засмущался, когда гостья стянула с него штаны и принялась рассматривать зеленовато-синюю, разбухшую как огромный чирий, рану.

В глазах Марьи я прочитала жестокий приговор. Мальчик не выкарабкается.

— Лешака позовём, заговорную песню мальцу споёт, чтобы не печалился. Дружок-то твой по лужам прыгает, а ты всё с ложки кашку уминаешь. Не к лицу молодцу!

У стола, сначала оглянувшись на ребенка, Марья шепнула:

— Мать зови, не жить ему. Пусть лучше дома...

— Неужели ничего сделать нельзя? Он же маленький совсем!

Моревна удивлённо посмотрела на меня, словно не веря ушам:

— Нешто маленьким в землю не ложиться? Всякому свой срок.

— Не дам я ему умереть, поняла! Яблоко дай!

— Негде взять, тебе последнее досталось, — прищур Марьи становился всё злее, — но коли печёшься о мальце, то так и быть — плескану ему живой водой.

Ведунья круто развернулась, ударив меня по коленкам тяжёлым, расшитым ракушечником накосником, и зашагала в сторону двери, ведущей в коридор.

Я знала, что спустя несколько минут она вернется в ярости из-за пропажи ценного лекарства. Но подготовиться к тому урагану, что обрушился на мою повинную голову и вошедшего так некстати Лешака, было невозможно.

Нет, Марья не кричала — она шипела по-змеиному, и в какой-то момент даже почудился длинный раздвоенный язык, метнувшийся к моему лицу. Глаза ведуньи выжигали кожу, Лешак стал тихо отходить за печь, но спрятаться не вышло. Моревна высказала ему за недогляд и попущение. Становилось физически плохо, разъярённая богатырка крепко держала за шею, и я была уверена, что при желании она сломала бы позвонки, однако сейчас Марья попросту выкачивала из меня жизненную энергию, упиваясь ею, как хмельной медовухой. Вот уже леденели ладони и перестали слушаться ноги, внизу живота нарастал холод.

Заметивший неладное Лешак протянул было руку, пытаясь остановить неминуемую гибель, но ведунья вперила в него свой магнетический взгляд, и старик стал подходить ближе, пока в морщинистое горло не вцепилась такая слабая с виду женская ладошка.

— Охолонись, любушка, — пропел за спиной жены Иван, — чего людей страшить. Отступись.

Марья сощурила глаза, но мужа послушала, разжала пальцы. Лешак качнулся и с размаху сел на пол, а я пыталась сделать глубокий вдох. Видение предупреждало немного о другом, а кара за воровство всё равно настигла.

Глава 21. Лишь капли истины

Они стояли друг напротив друга, и между ними могло разгореться пламя, так казалось со стороны. Мужчина и женщина, идеально подходящие друг другу по стати и породе. Не день и ночь, не солнце и луна, а две страсти, отличающиеся лишь оттенками. Две натуры, которые притягивались и одновременно отталкивались с непреодолимой силой.

Похоже, ни Иван, ни Марья не осознавали в этот миг, что на них смотрят сразу несколько человек, находящихся в избе Лешака, включая обреченного на смерть ребёнка.

— Оно как... — прошептал рядом старик, с трудом сумевший подняться на ноги.

Оцепенение спало. Я смогла нормально дышать, Марья отвернулась от мужа и снова пронзила взглядом, и тут тело мое задвигалось подобно марионетке, сопротивляться было бесполезно — ноги несли за ведуньей по земляному коридору. Мы пошли уже довольно большое расстояние, когда Моревна повернулась к стене, повела рукой с факелом, и я увидела, как в нарисованном огнем круге расступается утрамбованная земля, и раскрывается перед нами полутёмное вонючее подземелье, в котором не было никакого света.

Меня занесло внутрь, но крикнуть и объясниться не было возможности. Марья постояла немного, вставила факел в железный поставец, и стена сомкнулась между нами.

— Хочешь? — отец гладил мои голые ноги, растирая костяшками пальцев ступни, разминая пальцы.

— Не знаю, пап. Бассейн — это столько препятствий! Не готова я еще.

— Ну так есть же, кому помочь. Егор не откажется, я думаю.

— Тогда точно нет!

Натянув мне колючие шерстяные носки и укрыв одеялом, отец сел в кресло, задумчиво покачивая ногой в старом кожаном тапке.

— Жалеешь себя?

— В смысле?

— В прямом. Пока жалеть себя будешь, не встанешь. Ты же сильная, дочь, ты же многого добилась сама.

— Есть физическая объективная реальность, как ты любишь говорить, папочка! Я не могу ходить, не помню большую часть жизни, потеряла работу, сижу на твоей шее. Этого мало, чтобы пожалеть себя?

— Мало.

— Вот только давай не будем сейчас говорить про ценность жизни и всякую подобную муть. Никому я кроме тебя не нужна.

— Научись себе быть нужной, Василёк. Для начала. Это ведь такое приключение — открывать мир заново, узнавать то, что раньше уже не удивляло! — отец щёлкнул пультом телевизора, и на большом экране появился диктор, сообщающий последние новости. — Пойду пройдусь. Если что, звони.

Жуткий полумрак, странные поскрипывающие звуки, холод, пронизывающий сразу и до костей, подвальный запах заброшенного дома, аммиачной своей составляющей вызывающий слабую резь в глазах. Тюрьма что ли? Я крепче сжала деревянную птицу в кармане широкой теплой юбки. Ладно, посидим в тюрьме. Сама убила бы эту Малушу, да и Волче прибила бы!

Огляделась, не обнаруживая, на что бы присесть, привалилась к ледяной стене. Марья, конечно, баба горячая, но не станет же она держать меня здесь без еды и воды. Или станет?

Глаза, постепенно привыкающие к мраку, выхватили из мглы железную решётку. Ну, точно клетка! Я подошла и провела по толстому металлическому пруту пальцами, растерла подушечками капельки влаги. Прислонилась лбом к кованой преграде.

— Грустишшшшшшшь — громкий шёпот совсем близко от лица и чье-то холодное и пахнущее сеном дыхание привели меня в парализующий ужас.

Из темноты смотрели горящие красным огнём глаза. Закрыв лицо руками, я завизжала во всю мощь лёгких, но сделать шаг назад так и не сумела — не слушались ноги.