Будут жить ! - Галина Гудкова

Попова, как, впрочем, и других разведчиков артполка, ценили высоко и уважали чрезвычайно. Это не удивительно: они были глазами полка, и глазами очень зоркими. По их данным - учитывая, разумеется, сообщения артиллеристов стрелковых полков и общевойсковой разведки, - организовались мощные огневые налеты на оборонительные рубежи противника, на скопления вражеской техники, на позиции фашистских минометчиков и артиллеристов, на штабы и склады врага. Налеты, как правило, были весьма результативными.

Гитлеровцы отвечали огнем на огонь, обрушивали на рощи восточного берега и на Шебекинский лес десятки снарядов и крупнокалиберных мин. Пытались они обнаружить наши батареи с воздуха и бомбить их. Но при появлении фашистских бомбардировщиков начинали яростно бить все средства ПВО, сваливались на "юнкерсы" и "хейнкели" наши новые истребители - ЛаГГи и Яки. Воздушные бои нередко разыгрывались над полосой обороны дивизии.

Случалось, враг повреждал наши самолеты. Но не сбил ни одного! А сам нес большие потери. Чувствовалось: время господства фашистской авиации миновало, наступает время нашей.

Это улучшало настроение, и без того, признаться, неплохое. Ведь хоть и рвались вражеские снаряды и бомбы на левом берегу Северского Донца, хоть и трудно приходилось стрелкам и саперам, зарывавшимся в землю, возводившим новые огневые точки, ставящим минные поля и проволочные заграждения, хоть и черны от пота были гимнастерки артиллеристов, а все же нынешний ратный труд не шел ни в какое сравнение со сталинградской страдой.

Ветеранам же оборона вообще представлялась передышкой! Да, по правде сказать, и время свободное тогда выкраивать удавалось: люди могли и домой написать, и друзей повидать, и поговорить с ними по душам, без спешки...

Однажды в балке Чураевской (кажется, в Первомай) устроили концерт. Таня Конева и Клава Герасимова пели дуэтом, и Таня с разрешения майора Ресенчука даже надела для выступления черное платье, которое, оказывается, возила с собой. Ах, какой восторг оно вызвало... Какие воспоминания о мирных днях навеяло... И как чудесно пели девушки! Но в дивизии и другие таланты имелись.

...Как-то, разыскивая новый наблюдательный пункт 1-го дивизиона, вышли мы с Таней Коневой к блиндажу санитарной роты 229-го гвардейского стрелкового полка. Вечерело. Вдали изредка раскатывали дробь пулеметы, а из блиндажа доносились звуки гитары и скрипки, сопровождающие тоскующий тенор старшего врача полка Василия Ивановича Агапонова. "...Очи черные, очи страстные, очи жгучие..." - пел он.

Я, конечно, сразу узнала и голос и гитару, но вот кто был скрипачом? Приподняла край плащ-палатки, заменяющей дверь:

- Можно?

Струнный дуэт оборвался.

- Галина Даниловна... Проходите, здравствуйте! Да вы не одна... поднявшись с нар и положив гитару, весело заговорил Агапонов. - Давно не видел вас, давно!

Посредине блиндажа стоял молоденький, черноволосый, смуглолицый военврач III ранга, державший в одной руке скрипку, а в другой смычок. Большие бархатистые глаза смотрели приветливо, взгляд их перебегал с меня на Таню и обратно.

- Рекомендую: врач санитарной роты, гвардии лейтенант Чингис Максудович Гаджиев! - назвал товарища Агапонов. - А кто ваша прекрасная спутница?

Я представила Таню и спросила, не знают ли они, куда перебрался НП 1-го дивизиона.

- Знаем, - сказал Агапонов. - Но не скажем, пока не отопьете чаю, пока не споете с нами.

На наблюдательные пункты ходить полагалось затемно, чтобы лишний раз их не демаскировать. Поэтому обижать врачей отказом от чаепития не имело смысла. Агапонов тотчас поставил чайник, а я спросила Гаджиева, давно ли он в полку. Оказалось, недавно.

- А знаете, мы с ним и раньше встречались. Вернее, почти встретились! - пошутил Агапонов. - Я из Москвы в Сталинград команду врачей вез. Так вот, в соседнем вагоне кто-то постоянно играл на скрипке. Кто бы это мог быть, думаю? Обязательно на следующей остановке зайду и познакомлюсь. Но на остановках я только тем и занимался, что продукты своему воинству добывал. Так и не зашел в соседний вагон... А недавно этот молодой человек появляется здесь. Начинаем вспоминать, как и когда каждый из нас попал в Сталинград, и выясняется, что оба в одном эшелоне катили. И он мою гитару слышал! Нет, что ни говорите, судьба всегда сведет музыканта с музыкантом...

Вскипел чай, появились сухари и сахар. Потом мы вместе пели русские старинные песни, романсы и ушли от гостеприимных хозяев только в десятом часу. Гаджиев провожал нас до НП дивизиона...

Не торопилась я возвращаться в полк и посещая по делам службы медсанбат. Его развернули в школе и палатках на окраине села Крапивного, на восточной опушке Шебеюинского леса, под боком у штаба дивизии. Напряжение в медсанбате спало, хотя раненые имелись, а число терапевтических больных по сравнению с периодом тяжелых боев, естественно, возросло: обычные болезни напоминают о себе при первом же затишье.

По этому поводу хирург Нина Михайловна Сизикова как-то заметила:

- Больные - это прекрасно. Недавно оперировала язвенника. Так приятно было! Не пулю, не осколок извлекаешь, не конечность ампутируешь, а делаешь нормальную операцию...

В медсанбате произошли некоторые перемены. Вместо майора Борисова, назначенного на должность начальника санитарной службы дивизии, теперь командовал совершенно незнакомый мне майор Ф. Д. Телешман. Появились новый хирург Н. Н. Пинскер, несколько новых медсестер и санитаров.

Мое внимание привлекла прежде всего Нина Наумовна Пинскер: она была такого же росточка, что и я. Не приходилось сомневаться, что с ростом в 151 сантиметр у хирурга были трудности и при отправлении в действующую армию, и в самой армии. Я по себе знала, что значит быть маленькой: все считают тебя слабосильной, никчемной. Во всяком случае, чтобы добиться направления на фронт, мне, например, пришлось обращаться в Карагандинский обком партии. Интересно, а как у Нины Наумовны было?

Дуся Шумилина, посмеиваясь, по секрету сообщила, что ведущий хирург медсанбата Гусаков, впервые увидев Пинскер, побагровел и стал кричать, что не позволит устраивать из операционно-перевязочного детский сад, что ему не нужны хирурги, не способные дотянуться до операционного стола, что скамеечек для таких не приготовили! Он тут же написал рапорт с требованием отчислить новенькую и побежал к Борисову.

Как там было у Борисова - неизвестно, но вернулся Гусаков столь же решительно настроенным против Нины Наумовны. Однако должен был устроить ей экзамен. Подвел новенькую к операционному столу, где лежал больной с нагноившимся коленным суставом, и приказал сделать все необходимое. Под недоверчивым взглядом ведущего хирурга Нина Наумовна осмотрела больного и уверенно произвела нужную операцию.