В Августовских лесах - Павел Федоров

- Ну, а как ребенок-то? - спросила Шура. - Ребеночек-то, Франтишка Игнатьевна, родился?

- Конечно, родился. Как же иначе? Пожил, пожил, да и умер. Мы тогда с Осипом лес корчевали. Трудная была жизнь... Ну, что вспоминать! Все прошло и быльем заросло. Вот вам этого не пережить, у вас мужья-то - соколы! Мой Осип тоже был сокол, да тогда взлететь ему было некуда... Я вот смотрю на ваших соколов да на этих воробушков, - Франчишка Игнатьевна потрепала Славу по голове, - сердце радуется, что я их молочком да сливками поить могу, хай растут, хай и моя тут будет малюсенька доля. А когда у тебя, Шура, детишки будут и у Гали, я им тоже принесу холодненького молочка по бидончику. - Франчишка Игнатьевна, моргнув Клавдии Федоровне, добавила: Но только скажу вам, дорогие мои, замуж вы успели выпорхнуть, а свадьбы я что-то ни одной не видела, кружку бражки иль доброй настойки не попробовала. Нехорошо, голубушки мои, нехорошо!

Франчишка Игнатьевна постучала костяшками пальцев о молочный бидон и укоризненно покачала головой.

- Правильно, Франчишка Игнатьевна! Я им все время говорю, что так нельзя поступать, - подхватила Клавдия Федоровна.

- Вот видишь! - Шура дернула за рукав Усова и, повернув голову к старушке, весело сказала: - Сегодня свадьбу справляем, обязательно приходите!

- Мой Костя придет, сразу будет две свадьбы! Костя давно к вам, Франчишка Игнатьевна, в гости собирается, - добавила Галина.

- Ну что ж, свадьба так свадьба! - тряхнув головой, согласился Усов.

Клавдия Федоровна пригласила женщин в комнаты.

Усов остался с присевшими на бревна мужчинами. С Викторовым он познакомился несколько месяцев назад, но много слышал о нем от Шарипова, с которым они вместе служили на Дальнем Востоке. Викторов по-прежнему часто бывал на заставах, интересовался жизнью солдат. Многих коммунистов и комсомольцев заставы райком партии привлекал для агитационной и пропагандистской работы в селах.

- Михальский опять вернулся в Гусарское, - пристально взглянув на Усова, сказал Магницкий. Лицо у него было угрюмое и встревоженное.

- Значит, отпустили? - спросил Усов, не успевший собраться с мыслями: новость была неожиданной.

- Отпустили совсем. Документы я проверял.

Председатель сельсовета расправил усы и недовольно кашлянул, видя, что Усов насторожился.

- Когда он вернулся? - спросил Усов.

- Вчера вечером. Напился пьяный, пришел ко мне и начал приставать. "Ты, - говорит, - написал на меня донос и штраф заставил уплатить за порубку леса". Я ему сказал, что если он будет снова безобразничать, то свяжу его веревкой и отвезу в район.

- Ну, а он что? - спросил Усов.

- Сразу притих, и, как обычно, в комедиантство пустился. "Ты, говорит, - Иван, теперь ученый человек, курсы прошел, знаешь, как управлять нами. Скажи мне: могу ли я, Юзеф Михальский, быть полезным Советской власти?" - "Нет, - говорю, - с такими мыслями, как у тебя, ты для Советской власти не годишься. Тебе, - говорю, - наверное, больше фашисты нравятся". Так ему и сказал. А он так нагло отвечает: "А я люблю сильную власть. Скажи мне: кто сильней все-таки - большевики или фашисты?" Я ему говорю, что когда в тридцать третьем году фашисты брали власть, я в Восточной Пруссии в батраках жил и видел, как они друг другу горло перегрызали из-за того, кому на какой должности быть. Так вот какой зверюга этот Михальский! Мне хотелось взять его за шиворот и так тряхнуть, чтобы душа выскочила!

- На кулаки тут, товарищ Магницкий, не возьмешь. Надо так работать, чтобы его сам народ тряхнул. Надо покрепче сколачивать сельский актив, который помогал бы тебе и мог бы дать отпор таким, как Михальский, спокойно проговорил Викторов, думая о том, насколько еще слаб сельский актив и как мало подготовлен он политически.

Колхоза в селе не было. Большинство крестьян почти все время работали на отхожих промыслах и домой возвращались только по праздникам. Массовая работа среди населения западных районов Белоруссии еще только развертывалась. Ощущалась нужда в хорошо подготовленных партийных и советских кадрах. Шла ожесточенная борьба с тайными шпионами Ватикана. Укрывшись за железными дверями костелов, они нелегально распространяли антисоветскую литературу, проповедовали скорое падение Советской власти, обещая населению "манну небесную", готовили фашистско-националистические вылазки. Обстановка была сложная и напряженная. Некоторые обманутые обыватели слепо верили проповедникам Ватикана.

- На мой взгляд, товарищи пограничники, - сказал Викторов Усову и Шарипову, - вам надо не только охранять советские границы, но и еще больше помогать местным органам. Вот мы открыли клуб, избу-читальню. А ведь ни белорусское, ни польское население этих районов ничего подобного никогда не знало. Вот и нужно помочь организовать работу и клуба и избы-читальни.

- Мы, Сергей Иванович, видим свою силу в крепкой дружбе с местными жителями, с народом, - вглядываясь в серые улыбающиеся глаза Викторова, отозвался Усов.

Шарипов предложил Викторову остаться обедать, обещая угостить жареными линями.

- Вот соблазн, а! - покачивая головой, сказал Сергей Иванович. - Но не могу остаться, друзья. Люди меня ждут в соседнем селе...

Попрощавшись, Сергей Иванович уехал. Никто тогда не знал и не думал, что их встреча была последней.

Наступил уже вечер, но предполагаемый свадебный обед все еще не начинался: Костя Кудеяров еще не приезжал.

Женщины успели не только испечь пироги и приготовить закуску, но и переговорить о своих житейских делах, пересказать и обсудить прочитанные за последнее время литературные новинки, пересмотреть и перетряхнуть купленные обновки и даже немножко попробовать удачно приготовленную Клавдией Федоровной настойку под предлогом того, что Франчишке Игнатьевне надо уходить домой, где ее ожидал Осип Петрович.

- Не дождешься твоего лейтенанта, - посматривая на Галину, с грустью сказала Франчишка Игнатьевна.

- Что вы, тетя Франчишка, он обязательно придет, - уверенно ответила Галина, но сама беспокойно поглядывала в окошко. - Слово моего Кости твердое. Тем более завтра мы поедем отсюда вместе с Клавдией Федоровной. Она у нас, в Гродно, будет жить. Ведь так? - спросила Галина Шарипову.

- Поедем, Галиночка, непременно поедем! - невесело, думая о детях, ответила Клавдия Федоровна. Трудно ей было расставаться с ними, но вместе с тем и хотелось попасть в хороший родильный дом.

- Твой Костя человек военный. Что ему начальство прикажет, то он и должен делать, голубушка.

Эта случайно брошенная Франчишкой Игнатьевной фраза всех насторожила. После ухода веселой, говорливой молочницы все притихли. Настроение взрослых передалось и детям.