Вечная иллюзия - Глория Даймонд

Вертолет приземлился, винт замедлил вращение и остановился. Где Энтони? Пора прощаться.

Глубоко вздохнув, Лин поднялась и пошла к дверям. Он придет. Она знала, что он появится. Благодарный за ночь, возможно, нежно поцелует ее на прощание. Сердце сжалось. Как все это перенести?

Линда открыла дверь, и сразу же под порывами холодного ветра ее волосы разметались, и юбка облепила ноги. Она смотрела на вертолет и видела, как кто-то вылезает из кабины. Удивленная, она сделала несколько шагов, чтобы рассмотреть, кто это.

По телу разлилось тепло. Это был Тролль. Она улыбнулась, несмотря на то, что при виде толстой повязки у него на голове в горле образовался комок. Как она тогда испугалась, увидев его лежащим на крыше… И все же несчастье сблизило их с Бруком. Они оставили в стороне холодную любезность и вместе спасали его. И тогда Линда впервые увидела, насколько нежен может быть Энтони…

Но сейчас Лин старалась об этом не думать.

Сейчас она была счастлива, что увидела старика вновь. Она должна была бы знать, что Оллкрафт не позволит Тони провести праздник в одиночестве.

Линда помахала рукой, но Тролль повернулся к вертолету и начал вытаскивать красиво упакованные коробки. По меньшей мере две дюжины, всех цветов радуги, перевязанные яркими лентами, красными, зелеными, голубыми, серебряными и золотыми. Стоя среди растущей кучи подарков, старик был похож на высокого смуглого Санта-Клауса.

Затем появился пилот, и опять какое-то движение приковало глаза девушки: кто-то маленький и худенький с короткими темными волосами, подстриженными шапочкой, выбирался из вертолета.

Это что, сон? Похоже на… Вдруг сердце Линды заколотилось, и, вскрикнув, она бросилась к вертолету, не обращая внимания на ветер и холод. Она не чувствовала холода. Ее охватил прилив радости и счастья.

Ей не казалось. Это была Долли!

Только через два часа все немного успокоилось. Это был сумасшедший дом. Лин тискала сестру, смеясь сквозь слезы. Тони вышел встретить их, сразу же очаровав Долли представлением, которое они устроили с Троллем. Все коробки сложили под елкой. Энтони проводил болтающую не переставая, счастливую Долли в комнату для гостей. Лин приняла первый теплый душ за последние два дня, затем Тони.

Наконец, разогнав всех, Тролль отправился на кухню, где собирался, как он сказал, без посторонней помощи создать кулинарный шедевр к рождественскому обеду.

К полудню Линда была одна в большой комнате, раскладывая подарки под елкой, пытаясь понять, что все произошедшее означает.

Брук был очень краток.

— Поскольку мы все уже подготовили к празднику, разумнее встретить Рождество здесь. — Вот все, что он сказал.

Этого было недостаточно. Лин пыталась вытянуть побольше из Тролля, но тот лишь улыбался, потирая подбородок и одобрительно поглядывая на хозяина.

Итак, ей дали еще один день… Это единственное, в чем она была точно уверена. Она хотела бы, чтобы все это значило больше, но боялась огромного, от которого перехватывало дыхание, переполняющего ее чувства любви к Тони. Поэтому просто ждала, перекладывая подарки с места на место и стараясь особо ни на что не надеяться.

— Не выбирать, мисс Грейс, — услышала она родной голос и от неожиданности выронила из рук коробку. — Никаких подарков до праздника.

— Да, конечно, традиция Бруков. — Она медленно повернулась к нему, почти не дыша. Он был таким красивым, свежевыбритым, с еще влажными после душа волосами. — Традиционный омлет с кукурузными лепешками.

Он улыбнулся.

— Думаю, что старик приготовит что-нибудь повкуснее.

Она тоже улыбнулась.

— Еще лучше, чем это? О!

Но хотя легкое подшучивание было в высшей степени доброжелательным, она едва сдерживалась, чтобы не пасть духом. Она чувствовала легкое головокружение от жажды услышать что-то более значимое, чем остроты, подходящие для дружеской вечеринки. Ответь мне, Тони. Скажи правду, хотелось ей попросить. Скажи, почему ты не отправил меня домой?

Она вздохнула и промолчала.

— Устала? — Он поднял ее подбородок, заглядывая в глаза. Лин знала, что выглядела усталой. Но не от недостатка сна, а от беспокойства и страха. Она так близка к тому, чтобы потерять его… Лопасти вертолетного винта, вращаясь, казалось, отрезали кусочки от ее сердца.

— Немного, — тихо ответила она, покрываясь румянцем при мысли, что они очень мало спали. Почему же он не выглядит усталым? Он ведь встал намного раньше ее.

Энтони продолжал рассматривать ее лицо, изучая каждую черточку, словно ища какой-то знак.

— Скажи мне, Линни, наконец произнес он. Голос звучал низко, без особых шутливых ноток. — Ты жалеешь о том, что произошло ночью?

Ей больно сжало грудь.

— Нет, — медленно проговорила она, стойко встречая его взгляд.

Его глаза потемнели.

— А вот то, что ты сказала мне… Ты не жалеешь об этом?

— Нет, — ответила она настолько твердо, насколько позволили дрожащие губы. — Я люблю тебя, Энтони. Может быть, и не стоило говорить, но я никогда не пожалею о нашей ночи.

Он порывисто вздохнул.

— Я бы все понял, — сказал Брук мягко. — Ночью нас обоих захватила страсть. В такие моменты люди часто говорят «люблю»…

— Но ты же не сказал. — Ее голос предательски дрогнул.

— Да, — согласился он. — Я не знал, любовь ли это, и способен ли я чувствовать ее. Я так долго жил совершенно в другом мире. Я не хотел бы, чтобы ты доверилась мне, не зная, смогу ли я дать тебе то, чего ты ждешь.

Он вытащил из кармана квадратную коробочку. Завернутая в прозрачную бумагу цвета лунных лучей и перевязанная бледной ленточкой, коробочка казалась вырезанной из ледяной стены Хрустального аббатства. Ошеломленная, Лии уставилась на нее, точно так же, как Энтони на подарок дочери, боясь взять в руки, боясь, что это не то, что она ожидает. Вдруг этот подарок маленькое дорогое спасибо за прошлую ночь.

— Это для тебя, Линни, — сказал Тони, вкладывая коробочку в ее руку. — Открой.

Пальцы сделались слабыми и неловкими, но ей как-то удалось справиться с оберткой. Она все еще не решалась открыть коробочку, и Брук сделал это сам.

— О! — вырвалось у нее. — О, Тони!

Это было самое красивое кольцо, какое она когда-либо видела. Прекрасный бриллиант окружал венок с рубинами и изумрудами, которые переливались разноцветными огоньками, как лампочки на рождественской елке в ее сне.

Глаза наполнились слезами от чувств, которые она сдерживала все утро, по щекам побежали теплые ручейки влаги.

— Я сейчас скажу. — Его голос стал глубоким и хриплым. — Я люблю тебя, дорогая. Я полюбил тебя уже в первый день. Ты была такой холодной и сердитой и такой красивой, такой энергичной и полной жизни. Но я еще не понимал своих чувств — до вчерашней ночи. Я думал, может быть, это вожделение, или сочувствие, или одиночество. Или даже какая-то отчаянная необходимость, которую я не могу определить. — Он дотронулся до ее щеки. — И утром, пока ты спала, я позвонил в аэропорт. Мне сказали, что небо чистое. Именно в тот момент, когда я осознал, что собираюсь отправить тебя, я понял, что не могу без тебя жить. Я понял, что люблю тебя.