Витязь в медвежьей шкуре - Степан Кулик

— Резонно, — кивнул купец. — И потому отвечу я тебе, Степан. Вопреки всем наказам… Но не сейчас. Дождемся результатов поисков. Выберемся из города. И, когда вокруг только лес шуметь будет, посвящу я тебя в тайну.

— Думаешь, подслушивают нас?

— Того не ведаю, — неопределенно повел плечами Круглей. — Но я не из-за этого разговор откладываю. Просто слишком много тебе рассказывать и объяснять придется.

— Тупой я, что ли?

— Скорее, несмышленыш чужеземный, — хмыкнул Озар. — Коли прежде о Мальборке не слышал. Даже не верится, что есть на земле такое место, где люди о крестоносцах и их кровавой столице ничего не знают. А значит, разговор получится не на один час…

— И все-таки с Чичкой…

— Не торопись. Еще не утро. Дождемся, что Носач скажет. Западная Гать его город. И лучше него тут никто не справится.

Глава четырнадцатая

Солнце уже и на крыши домов взгромоздилось; петухи шестой раз прокукарекали; недовольно мычала запертая в хлевах скотина, требуя, чтоб ее выпустили на пастбище, — а стражника все еще не было.

На пустырь перед корчмой со стороны городка доносился негромкий гул, то усиливаясь, то затихая. Но вполне мирный. Никто не кричал, не бряцал оружием. Видимо, горожане хоть и не обрадовались обыску, но стражу свою уважали и действиям ее доверяли. Раз ищут, значит — надо!..

— Здоровы будьте, земляки!

Мы ждали одного десятника, а пожаловал другой, Раж.

— Сам-то как? — намекнул на опухшее лицо знаменосца Круглей.

— Лучше не спрашивай, — скривился тот. — Даже не пойму, с чего меня так разобрало. Не думал и не гадал гатинским сказочником становиться. А отец диакон как пристал с расспросами. Слово за словом, кружка за кружкой — и понеслась побасенка. Истинно помутнение рассудка.

— Бывает… — не стал ни сочувствовать, ни вникать в объяснения десятника купец.

— Кстати, вы не знаете, что у них тут за переполох? Я уезжать собрался, пока похмеляться не начал, а ворота на замке. По приказу городского старосты. И без его личного разрешения покидать город не велено.

Стража решила держать в секрете исчезновение девушки? Зачем? Она же чужая здесь. Впрочем, им виднее. Похоже, Круглей придерживался того же мнения и объяснять не стал.

— Понятия не имею. Нам сказали при обозе неотлучно находиться. Вот и сидим тут, как сычи.

— Угу, — Раж почесал пятерней грудь. — Ладно, зачем нам чужие напасти. От своих бы отбиться.

— Носач идет! — первым заметил приближение стражника Кузьма.

— Наконец-то, — обернулся Раж. — Эй, хозяин! Долго мне еще в Гати торчать? Я же на службе. Понимать должен.

— Что-то ты, служивый, вчера не слишком торопился, — не принял шутки Носач, но ответил: — Можешь ехать. Тех, кто без телег и больших тюков, велено выпускать.

— Спасибо.

Ража сегодня и не узнать. Ни надменности, ни спесивости. Неужто его с похмелья так плющит? Адреналиновое голодание?

— А что случилось?

— Ничего, — вполне убедительно пожал плечами Носач. — Сотник распорядился учения провести. Весной много новичков в стражу приняли, не обученных. Вот и натаскиваем.

— Я именно так и подумал, — кивнул Раж. — Вот, земляки соврать не дадут, как раз это им и говорил. Кстати, Круглей, я знаю, ты дальше с обозом пойдешь, а раненых тут оставишь?

— А что? Поправятся, в Белозерье вернутся.

— Пехом?

— В Гати лошадьми не торгуют. Ты чего спрашиваешь-то?

— Видишь ли, какая чудасия в моем отряде произошла. Охромела пара лошадок. И ровно столько, сколько у тебя раненых. Так, может, поможем друг другу по-свойски? Скажи обозникам, пусть приведут лошадей, когда возвращаться станут.

— Спасибо, — купец кивнул с уважением. — Я не забуду…

— Да чего там, свои же люди, земляки. Вот только… — Раж замялся. — Князю все равно, а метельник за утрату спросит. И, случись что, за лошадок тех из жалованья вычтет. А какое там жалованье у десятника?

— Что верно, то верно… — мимолетно поддержал его Носач. — Слезы…

— Ну, это дело поправимое, — погруженный в другие думы, купец наконец-то сообразил, что от него требуется. Сунул руку за пояс и вынул оттуда несколько жирно блеснувших кругляшей. — Вот, на всякий случай. И не подумай чего дурного. В честности твоей не сомневаюсь. Не хватит — вернусь и добавлю. Останется — лишнее воротишь.

— Добро, коли так. — Раж столь проворно ухватил деньги, что можно было не сомневаться: лишнего ни гроша не будет. — Тогда бывайте. Счастливого вам пути. Возвращайтесь с прибытком. Ну а если Людоеда где повстречаете — известите при случае. Очень князь за сына зол. Мне бы, по совести, стоило варвара с собой взять. Да ладно уже… — он замялся, но пересилил жадность, видимо не совсем пропащий, и остановил руку Круглея, потянувшуюся к поясу. — Вас и так всего ничего осталось, а дорога длинная. Только скажите еще напоследок. Правда, что Людоед сбежал, когда варвар его по хребту своей дубиной огрел? Или приврал вчера дядька Озар для красного словца?

— Ты же сам слышал, что оный великан уже возле Гати озорует… — пожал плечами Круглей.

— Слышал.

— Стало быть, правда.

Раж призадумался над ответом. Хмыкнул.

— Тоже верно. Если озорует, значит — сбежал. Ну, счастливого пути вам еще раз.

— И тебе удачи, десятник…

Круглей с трудом дождался, пока княжеский знаменосец отойдет хотя бы на десяток шагов, и бросился к Носачу.

— Ну?!

— Как сквозь землю провалилась… — виновато развел руками тот. — Всю Гать перевернули. В каждый дом, амбар, овин и хлев заглянули. Ни одного погреба или чердака не пропустили. Никаких следов. Псы и те ничего не учуяли…

— Ну, здесь ее, положим, на руках несли, — вмешался Озар. — А снаружи?

— Говорю же: никаких следов!

— Не на крыльях же она улетела? Значит, Чичка еще в городе.

— Глухой ты, что ли? — насупился Носач. — Стража осмотрела каждое подворье! Как я и говорил, когда староста узнал, чья племянница похищена, то даже к себе в дом людей пустил. Чтоб никакого подозрения у гостя не оставалось. А за ним и сотник последовал. Так-то!..

— А церковь? — это уже я свои пять копеек сунул.

— Чего церковь? — не понял Носач.

Угу, суду все ясно. Эти наивные души все еще отождествляют чистоту веры с помыслами ее служителей. А в моем веке уже каждый знает: жена кесаря вне подозрений не потому, что безгрешна, а потому — что оскорбленный папа быстро всякого сомневающегося на аутодафе спровадит.

— Церковное подворье осматривали? — объяснил я доходчивее, за что был награжден длинным и неприятным взглядом городского стража.