Штурмовая группа. Взять Берлин! - Владимир Першанин

Унтер-офицер не дергал затвор, сразу сообразив, что это бесполезно — автомат заклинило наглухо. Желание выжить подсказало единственный вариант. Он схватил лежавшую в нише ручную гранату «М-34», похожую на металлический стакан, и выдернул кольцо.

Бросить ее не успел. Вишняк, подбежавший к траншее, дал такую же короткую очередь. Разглядев в руках немца гранату, отпрыгнул назад, успев крикнуть уцелевшему разведчику:

— Ложись!

Взрыв добил унтер-офицера и обрушил окоп. Но разведчик, в которого угодили автоматные пули, был убит. Тело подхватили на руки и побежали прочь от траншеи. Из соседнего дома уже стреляли вслед. Пули взбивали под ногами фонтанчики влажной земли. Когда добрались до укрытия, долго не могли отдышаться. Доставая из кармана товарища документы, Вишняк с вызовом посмотрел на младшего лейтенанта:

— А по-другому не получалось. Они здесь до последнего воевать будут.

— Тебя никто не винит, — отозвался Петр Шевченко.

Погибшего разведчика оставили возле разрушенной котельной, накрыв тело плащ-палаткой. Через какое-то время увидели канал. Он был узкий, шириной метров семь. Пешеходный мостик связывал его с другим берегом.

Осторожно перебрались через канал. Немцев поблизости не было. Шевченко оставил для защиты перехода троих саперов с ручным пулеметом. Оглядел мутную стоячую воду, в которой плавал разный мусор, обрывки бумаг.

— Пехота здесь пройдет. Для танков, если понадобится, настил соорудим. Возвращаемся.

Но если разведка завершилась относительно благополучно, то штурм улицы длиной девятьсот шагов снова застопорился.

Сильный огонь из окон и амбразур не давал продвинуться вперед. Бойцы залегли среди развалин или укрылись в отбитых домах. В батарее трехдюймовых пушек «ЗИС-3» осталось в строю лишь одно орудие. Оно продолжало посылать снаряды, но темп замедлился — двое артиллеристов были ранены.

Взвод бронебойщиков вел беглую стрельбу. В свое время рассчитанные на борьбу против танков, бронебойные ружья неплохо проявили себя в начальный период войны. Усиленная броня немецких «панцеров» стала им уже не по зубам. Зато хорошая прицельность позволяла точно попадать в узкие окна и амбразуры.

Пули калибра 14,5 миллиметра, летящие со скоростью тысяча метров в секунду, пробивали броневые заслонки, щиты легких пушек, выламывали кирпичи. Раны, которые получали пулеметные и орудийные расчеты, были тяжелые, а чаще — смертельные.

Пролетая даже на расстоянии двадцати сантиметров от человека, пули сбивали динамическим ударом пулеметчиков и артиллеристов, наносили тяжелые контузии.

Старшина, командир взвода ПТР, вел огонь из самозарядного ружья Симонова. Поймав в прицел пушечную амбразуру, выпустил в нее пять пуль. Помощник быстро вставил запасную обойму.

Короткоствольная немецкая пушка молчала. Пули пробили откатник и разворотили плечо наводчику. Но взвод ПТР, при всей своей активности, не мог заменить артиллерию. Кроме того, минометный огонь и пули снайперов уже вывели из строя едва не половину бронебойщиков.

«Тридцатьчетверки» застряли перед обломками взорванного немцами дома, перегородившими улицу. Саперы под огнем торопливо расчищали проход.

Позади была еще одна груда развалин, которые танки с трудом преодолели. Сейчас они находились на узком пятачке, не в состоянии продвигаться вперед или временно отступить. Достать их из пушек немцы не могли, зато вели беглый огонь минометы. Артиллерийские наблюдатели корректировали наводку с верхних этажей.

Мины сыпались густо, взрываясь по две-три штуки сразу. «Тридцатьчетверка» Бориса Антипова получила удар в башню, спустя минуту еще одна мина взорвалась возле правого борта. Осколки с лязгом хлестнули по броне.

— Командир, надо искать укрытие! — кричал механик-водитель. — Перебьют гусеницу мы ее натянуть не сможем. Гляньте, что творится.

Очередная мина рванула перед люком механика. Машина Павла Ускова тоже получила прямое попадание. Заряжающий Карпухин сжался в комок. Не лучше чувствовал себя остальной экипаж.

По приказу Ольхова пулеметчики и снайперы стреляли по верхним этажам и крышам. Михаил Маневич искал отблески стереотрубы или бинокля. Но дым мешал обзору. Он забрался на третий этаж отбитого дома и пристроился возле окна.

Понял, что артиллерийские корректировщики вполне могли обойтись без оптики. На расстоянии трехсот метров они и так хорошо видели передвижение танков.

Через комнату от него вел огонь станковый пулемет Горюнова. Расчет, не жалея патронов, всаживал очереди в места, где сверкали вспышки чужих выстрелов. Затем пулеметчики сменили позицию, а Маневич поймал в прицел вспышки немецкого пулемета.

Он выстрелил два раза, кажется, попал. Огонь прекратился, но через минуту скорострельный «МГ-42» ожил. Михаил хорошо видел пулеметчика в знакомой за годы войны массивной немецкой каске.

Подвел перекрестье прицела и плавно нажал на спуск. Немец исчез, а Маневич, двинув затвором, дослал в ствол новый патрон. В сумятице боя, среди грохота взрывов, клубящегося дыма сержант не заметил немецкого снайпера.

Обер-фельдфебель с Железным крестом потерял вчера напарника. Снайперская винтовка была разбита, а сам он едва выбрался из-под артиллерийского огня. Снаряды разнесли крупнокалиберный пулемет вместе с расчетом, находившимся рядом с ним. Обер-фельдфебель был оглушен, хотел уйти в лазарет, но командир роты его не отпустил.

— Юрген, ты один заменяешь целое отделение. Останься, если сможешь.

— Винтовку разбило, да и головой крепко приложился. Гудит, как колокол. Не будет с меня толку, надо отлежаться.

— Выпьешь, поспишь. А винтовку мы тебе найдем.

За столом в подвале сидел еще один офицер. Это был эсэсовец. Он сверлил снайпера взглядом упрятанных в подлобье глаз.

— Ты ведь, кажется, не ранен? — ровным голосом спросил эсэсовец.

— Меня контузило. Снаряд разорвался в пяти шагах.

— Я тоже сегодня был контужен. Но если начнем прятаться по лазаретам, русские нас быстро сомнут.

Юргена покормили, он сменил порванную одежду, а утром получил новую винтовку с оптическим прицелом. Он успел увеличить свой личный счет еще на двух человек, когда поймал в прицел русского снайпера. Точнее, это был белорус, но обер-фельдфебеля национальность не интересовала.

Он дал ему отстреляться по пулеметному расчету, проследил до новой позиции, а затем поймал в кольцо своей трехкратной оптики. Хотя винтовка была новая, Юрген вел огонь по-прежнему без промаха.

Пуля ударила Михаила Маневича под горло. За секунду до этого он почувствовал смерть. Даже сделал движение, пытаясь уйти от вражеского выстрела. Но опередить пулю, летящую со скоростью девятьсот метров в секунду, не успел.

Михаил лежал на полу полуразрушенного немецкого дома и с тоской думал о том, что он так и не успел ничего узнать о судьбе своей семьи.

Его деревня, как и сотни других белорусских деревень, была сожжена карателями. А на письма, отправленные им, пришел лишь ответ из военкомата, что сведений о семье пока нет.

— Снайпера убили, — сказал пулеметчику Райкову его помощник.

— Забери документы и награды. Винтовку не забудь. Пригодится.

Помощник, восемнадцатилетний парень из недавнего пополнения, снял с гимнастерки погибшего три медали и орден Красной Звезды. Со вздохом подумал, что сам он уже не успеет заслужить наград. Война к концу идет.

Вытащил из карманов документы, стопку писем и зеленую записную книжку. Из любопытства бегло перелистал. На последней странице Михаилом Маневичем был подбит итог снайперской работы, будто он предчувствовал смерть. Стояла цифра 119 — наверное, столько фрицев убил сержант, строго глядевший в потолок незрячими глазами.

Боец неумело прикрыл застывающие веки, подобрал винтовку с оптическим прицелом. Вернувшись, доложил низкорослому командиру пулеметного расчета Рябкову, вчерашнему ефрейтору, а теперь сержанту:

— Снайпер-то заслуженный. Сто девятнадцать фрицев на счету имеет. А почему Героя не получил?

— Потому, — неопределенно ответил сержант Рябков. — Бери ленты, меняем позицию.

Спустя несколько минут ПОЯСНИЛ:

— Звезд на всех не хватает. А может, послали, а он получить не успел.

В окно влетела пулеметная трасса. Оба бойца бросились на пол. Пули врезались в перегородку, оставив строчку мелких отверстий.

— Засекли, сволочи. В этом Берлине ухо востро держи, — рассуждал сержант Рябков. — Башку в момент снесут. Ладно, пошли дальше. Вон в ту угловую комнату.

Старший лейтенант Антипов понимал, что крутиться на пятачке и ждать, пока саперы, спрятавшиеся от мин, снова продолжат разбирать завал, становится смертельно опасно.

В одном из домов немцы втащили наверх 50-миллиметровую пушку и открыли огонь прямой наводкой. Успели выпустить с полдесятка подкалиберных снарядов.