Люди ветра - Пол Андерсон

— Хорошо сказано, — одобрила Айат. — Так мог бы сказать мой нареченный!

— Что значит честь для землянина? — Фыркнул Драун. Табита бросила на него полный ярости взгляд. Прежде чем она смогла что-либо сказать, не поняв, очевидно, сказанной на планхе фразы, землянин продолжал:

— Я думаю, что после войны я поселюсь на Авалоне. Каким бы ни был ее конец. Но я верю в то, что он может быть только один. Кристофер Холм, прежде, чем влюбиться в эту леди, я влюбился в ее планету! Смогу ли я заставить вас понять неизбежное, прежде чем ужас опустится на Тэбби и Авалон?

— Нет, — ответил Аринниан.

— Я так и думал, — вздохнул Рошфор. — О'кей! Я пойду погуляю. Часа будет достаточно?

— О, да, — сказала на англике Айат.

Рошфор улыбнулся:

— Я люблю весь ваш народ!

Айат кивнула Аринниану.

— Я вам нужна? — Спросила она. — Ты собираешься объяснить идею в целом? Я ее уже слышала. — Она издала свистящий звук, обозначающий на планхе смешок. — Вы знаете, как жены ускользают от насмешек своих мужей?

— Гм?. — Сказал он. — Что же ты собираешься делать?

— Побродить с Ф. Фи-липп Хроаш Фор. Он бывал там, где сейчас Водан.

«И ты тоже?» — Подумал Аринниан.

— К тому же, он мужчина Хилл и наш друг, — добавила Айат.

— Иди, если хочешь, — сказал Аринниан.

— Значит, час, — коготки постукивали, шелестели перья, когда Айат шла за землянином. Она догнала его и взяла за руку. — Идемте, нам нужно о многом поговорить, — сказала она на своем певучем англике.

Он снова улыбнулся, поцеловал Табиту и повел итрианку за пределы дома. Когда они исчезли, установилась тишина, нарушаемая лишь шелестом деревьев. Аринниан не двинулся с места. Драун глумливо усмехался. Табита порылась в трубках, выбрала одну и закурила. Казалось, все ее внимание привлечено именно к этому занятию.

— Не нужно меня винить, — сказал Драун. — Если бы не Табита, я бы обошелся с ним так же, как и с его товарищем. Известно ли тебе, что она не позволила превратить его череп в кубок?

Табита окаменела.

— Что ж, скажи мне, когда ты устанешь от его приставаний, — продолжал Драун. — Я вскрою его живот на итрианском алтаре.

Она решительно повернулась к нему. На ее щеке белел шрам.

— Чего ты добиваешься, чтобы я положила конец нашему партнерству? Спросила она. — Или же хочешь, чтобы я тебя вызвала тебя на дуэль?

— Табита Фалкайн имеет право сама устраивать свою жизнь, Драун, вмешался Аринниан.

— Ак-р-ркх, может быть, я сказал не то, что хотел, — проворчал тот.

Перья его встопорщились, голова склонилась на бок. — Но сколько еще мы должны сидеть в этой клетке из земных кораблей?

— Столько, сколько будет нужно, — ответила Табита, все еще бледная и дрожащая. — Ты что, хочешь броситься и умереть ради собственной спеси, как герой какой-нибудь саги? Или вызвать такой штормовой налет, который уничтожил бы целый континент?

— Почему бы и нет? Наконец-то все умрет! — Усмехнулся Драун. — Какой бы получился грандиозный фейерверк! Лучше бы, конечно, было послать в адские ветры Землю, но коль скоро мы не можем этого сделать.

— Я бы предпочла, скорее, проиграть войну, чем убить планету, любую планету, — сказала Табита. — И тем сильнее было бы мое желание, чем гуще населена была бы планета. — Она понизила голос и прямо посмотрела на итрианина. — Твоя беда в том, что Старая Вера усиливает каждое проявление желания убить ту войну, что будоражит в тебе. А ты не имеешь возможности это сделать!

Выражение лица и тела Драуна говорило: «Возможно, с врагами я не церемонюсь». Но вслух он ничего не сказал. Табита не хотела смотреть на него. Вместо этого она обернулась к Аринниану:

— Ты можешь изменить это положение? — Спросила она. Улыбка ее была почти робкой.

Он не улыбнулся ей в ответ.

— Да, — ответил он. — Позволь мне объяснить, что мы имеем в виду.

Поскольку орнитоиды не привыкли уходить на большие расстояния, а во время полетов продолжительные разговоры невозможны, Айат вначале повела Рошфора к яслям. После повторяющихся визитов в течение последних нескольких недель она знала дорогу. Там жили несколько циррауков, лошадь Табиты. Последняя была меньше, чем ее соседи, и походила на них только тем, что тоже была теплокровной. Но те, хотя и не были млекопитающими в прямом смысле этого слова, использовались для аналогичных целей.

— Вы смогли бы снарядить ваше животное? — Спросила она.

— Да, теперь, когда я пожил здесь некоторое время. Раньше мне, похоже, приходилось видеть лошадь разве что в зоопарке. — Улыбка его была механической. — А не следует ли нам попросить разрешения?

— Зачем? Люди чоса должны соблюдать обычаи своих гостей, а во Вратах Бури не принято спрашивать, когда находишься в кругу друзей.

— Теперь мне очень хочется, чтобы мы действительно ими были.

Она подняла руку и мягко провела концом крыла по его щеке.

Они сели в седла и поскакали рядом по тропе. Листья шелестели от морского бриза, серебристые в этом ясном свете. Цокали копыта, но сырой воздух не давал подниматься пыли.

— Ты так добра, Айат, — сказал Рошфор несмело. — И большинство были так добры ко мне. Добрее, чем того заслуживает военнопленный и, боюсь, они лучше ведут себя, чем повели бы себя земляне в подобной ситуации.

Айат подыскивала нужные слова. Она часто пользовалась англиком, как ради практики, так и ради уважения к собеседнику. Но сейчас проблема состояла в том, чтобы найти нужное представление. Единственная, пришедшая на ум фраза, показалась подходящей.

— Война есть война!

— Это помогает. Если ты человек, конечно, — сухо сказал он. — А этот Драун.

— О, он не ненавидит тебя. Он всегда такой. Я чувствую. Жалость?. К его жене. Нет, не жалость! Это значило бы, что я думаю о ней как о стоящей ниже меня, а я считаю ее выносливой.

— Почему она остается с ним?

— Из-за детей конечно, и, возможно, она не так уж несчастна. У Драуна должны быть хорошие черты, раз он поддерживает партнерство с Хилл, и все же я буду в браке гораздо счастливее!

— Хилл. — Рошфор покачал головой. — Боюсь, что я навлек на себя ненависть вашего. Э. Брата, Кристофера Холма.

Айат вздохнула.

— Ясно, что он хотел попасть туда, куда ты пришел первым. Его рана так велика, что слышно, как капает кровь.

— А ты? Ведь вы так близки!

— Конечно, я не наблюдаю за его болью с радостью. Но он справится с ней. Кроме того, боюсь, что она могла слишком сильно его привязать. «Лучше не говорить об этом, девочка». — Айат посмотрела на человека. — По-моему мы говорили о том, что значит быть воином там.