Северный ветер с юга - Виталий Владимиров

- Не в браке дело. Что мое замужество? Да, я его любила, вернее, ждала любви, а ответа не нашла. Он вроде добрый, хороший. но он никакой, понимаешь? Если я его прошу о чем-то, а это редко бывает, он не ищет ответа вместе со мной, он только повторяет мой вопрос - что делать? Любовь у меня ушла и ушла не потому, что что-то стряслось, просто я разглядела его и поняла, что он не живет, а существует, причем существует только для себя. Жили мы вместе с его родителями. Мать его привыкла и меня на свое место ставила, только пониже: муж - хозяин, стирай ему, готовь. Но ведь это она всю жизнь, как была уборщицей, так и помрет ею, только после смерти за ней приберут, а так она за всеми. Он с отцом каждый день по стакану, свекровь самогон гонит. Поужинали и в постель. Переспали и на работу. Пока ухаживал - в кино водил. в театр. Женились - только телевизор, фонарь проклятый, жвачка для мозга. Свекровь за каждый промах выговаривает, а я терплю, ведь не ради себя - любви. А ему плохо ли? Долго я терпела. Просила его, давай разъедемся, он а как же мама? Ей ведь тоже помогать надо. Да и куда мы уедем? Вои и дотерпелась до больницы. Когда заболела, никому ничего не сказала, но вещи свои к своей маме перевезла. Он приезжал сюда, звал обратно, но с родителями разъехаться не согласился, так ему удобней.

Наташа говорила тихо, все время водила пальцем по краю своего стакана, смотрела в него, как в омут прошлого, не отрывая глаз, потом подняла глаза:

- Скучная история, не правда ли? Я тебя только об одном прошу - не бери это в голову, давай лучше за твое здоровье!

- Он и так здоров, как бык.

У стола стоял, широко улыбаясь, Эдик.

- Ну, вы даете, - продолжил он, садясь за свободный стул.

- Я его ищу, можно сказать, по всему лесу, а он... Эдик, - представился он Наташе. - Я ведь что хотел тебе сказать, Валерка, чем поделиться? И радость у меня, и горе. Все вместе. Нашел-таки я свою бутылку. День сегодня ясный, теплый, снег осел, вот и торчит она, родимая.

- И ничего? Не испортилась?

- Что ей сделается? Только этикетка слезла, стала она родимая, как голая. - Эдик горестно возвел глаза к небу. - Только вот беда, пустая. Видно, неосторожно я ее поставил, донышко и кокнулось.

- Ну, это не беда, - рассмеялась Наташа. - А если и беда, то поправимая.

- Так я ж теперь гулять нипочем не пойду, будь она трижды неладна. Я, можно сказать, из-за нее почти два месяца на свежем воздухе провел, а теперь...

- К нам присоединяйтесь, - предложила Наташа.

- Не люблю бессмысленной ходьбы, особенно в домах отдыха: соберутся всем кагалом, гармонист впереди и поперли... вдоль по Питерской. У людей рабочий день, они в поле пашут или на прополке спину гнут, а тут компания с песнями бродит. Вот когда праздник, то другое дело... Кстати, восьмое марта не за горами, отметить бы надо.

- Ужин будет праздничный, - сказала Наташа, - концерт самодеятельности устроят, вина сухого нальют... Кстати, Эдик, угощайтесь.

- Конечно, - съязвил Эдик. - Лучшим номером будет художественный кашель. А кислятину эту, организм мой не приемлет. С утра разве что, после вчерашнего...

- Зря, - сказала Наташа. - Сама читала в "Неделе", что сухое вино очень полезно для легочников. Целая подборка на всю страницу была опубликована. Кому-то помог кумыс, кому-то барсучий жир, а кому-то сухое вино. Бывает же такое - вместо антибиотиков, три раза в день по стаканчику перед едой - и будь здоров!

- Не знаю, что там "Неделя" пишет, - покачал головой Эдик. - Тут дело индивидуальное по моему разумению. Помните, Наташа, Елисееву из шестой палаты? Ну, смуглая такая.. Вот-вот, в сиреневом махеровом платочке ходила. Ей врачи операцию рекомендовали, она согласилась, уже и день назначили, а она возьми и откажись накануне. Не вам мне объяснять, что наши любимые фтизиатры тоже свой гонор имеют - раз отказалась, значит, лечиться отказывается. Выписали ее тогда за нарушение больничного режима.

- За это не выписывают, - возразил я. - Иначе ей бы бюллетень не стали оплачивать. Мне знакомый художник рассказывал, что, когда он выписался из санатория по собственному желанию, то просто написал заявление, что, мол, отказываюсь от лечения - и все.

- Значит, с нее тоже подписку взяли, - легко согласился Эдик. - Факт тот, что после этого она вообще перестала лекарства пить. И пошла на поправку. Через полгода ее вызвали в диспансер, снимок сделали. Чисто, все зарубцевалось. А ты говоришь...

- Умница, молодец, - задумчиво похвалила ее Наташа. - Значит, поняла, что природа сама справится с хворью или очень верила в это.

Наташа посмотрела на меня и тихо добавила:

- Или кто-то верой своей ей помог.

Я улыбнулся Наташе и смотрел на нее, хотя говорил в это время с Эдиком:

- В этой истории самое замечательное, Эдик, что если бы она хоть что-то принимала бы в это время, ну, например, сок алоэ, то потом всем доказывала бы, что спасло ее именно алоэ.

- Это верно, - Эдик тряхнул редеющими кудрями. - А что мы все время про болячки свои, как старики, а? Слушай, Валерка, Круглов из соседней палаты, чернявый такой, на таракана похож, во отмочил! Написал всем своим, пардон, Наташа, дамам сердца поздравительные открытки с международным праздником Восьмое марта. И сдуру перепутал - все открытки домой отправил, жене. Так что она теперь имеет полную картотеку любовниц своего ненаглядного.

- Ой, что же теперь будет? - испугалась Наташа.

- Так ему и надо, кобелю, - махнул рукой Эдик. - Крути любовь пока встречаешься, а разошлись, чего деньги на открытки тратить?

- Все равно нехорошо получилось, - пожалела Круглова Наташа.

- Он от расстройства даже храпеть перестал во сне, - с серьезной миной сказал Эдик. - Раньше его соседи по палате жаловались, что уснуть не могут, настолько могучий храп у человека, а сейчас уснуть не могут, привыкли, ждут, когда захрапит.

- Ой, я сейчас вам про храп случай один расскажу, - оживилась Наташа. - Гостила я как-то в Одессе у знакомых и решила в Москву через Киев вернуться, так мне хотелось в Киевско-Печерской лавре побывать. Поезд вечером уходит, утром приходит, очень удобно. В купе еще одна женщина ехала, в годах уже, такая, знаете, дамистая: тюрбан, ожерелье, браслеты... И очень она беспокоилась, что к нам в купе пьяные подсядут. Я спросила ее, почему она так боится пьяных. Ну, что вы, говорит, они же лягут спать и начнут храпеть, а я этого не выношу совершенно. И действительно, как по заказу, за минуту до отхода поезда входят двое мужчин, наши соседи.

- Бухие в лоскуты? - усмехнулся Эдик.

- Нет, но под мухой и очень крепенько. Командировочные. Домой в Киев возвращаются. Поставили сразу на стол недопитую бутылку горилки с перцем, грамм сто в ней оставалось, и бутылку пива. Дама наша в панике стала бегать по вагону, хотела обменяться с кем-нибудь местами, но ничего у нее не получалось. Одессит же из соседнего купе сказал ей, что он и без вина храпит так, что все равно весь вагон не уснет. А тут проводник ходит, деньги за постель собирает. И оказывается, что у командировочных уже ни гроша за душой не осталось. Тогда им этот умный одессит из соседнего купе и советует, а вы продайте водку с пивом, может кто и купит за два рубля. Командировочные стали ему же и торговать, но тот отказался и сказал нашей даме, а знаете, мадам, вам имеет полный смысл купить этот гастрономический набор, потому что его хозяева сейчас его опустошат и вот уж тогда точно будут храпеть. Я бы, говорит, просил вас, мадам, приобрести набор не только ради вашего драгоценного сна, пусть все ваши сны сбудутся, но и ради нас всех. Совершите общественно-благородный поступок, это такая редкость и теперь, и что такое в конце концов два рубля, разве это деньги, разве они вас спасут?