Облик Зоны (Сборник) - Александр Вороненко

Даже обнажить ствол в Баре — и то являлось грубейшим нарушением дисциплины, причем каралось незамедлительно. Любителей поразмахивать оружием, позволявших себе этакое в заведении, долговцы отваживали от подобного выпендрежа раз и навсегда. Разве что в порядке самообороны применение оружия простилось бы — но для этого нужно не пропустить момент, когда противник достанет ствол, да еще опередить его в стрельбе, что совсем не просто….

Ситуацию нужно было как-то разрешать, и поскорей. Я в очередной раз подумывал потянуть кружку на себя, что бы затем резко отпустить — скорее всего, у Быка скорость реакции недостаточная, рывок он компенсировать не успеет, так что пиво выплеснется ему на свитер, а то и в лицо. Он, конечно, объявит себя оскорбленным, а тогда выход простой — встретиться на Арене. Не любитель я поединков этих, до смерти одного из противников, причем поединков из-за гонора пустого — ни славы особой, ни денег они не приносили, а рисковать приходилось всерьез.

Но, похоже, выбора у меня не оставалось, репутация — штука дорогостоящая, и ее нужно беречь. Большая часть посетителей с большим вниманием и интересом наблюдала за разгорающейся ссорой, и я не сомневался — каким бы образом все не завершилось, очень скоро эта новость разнесется по всей Базе, а там и дальше пойдет гулять, по всей Зоне. Драки в Баре бывают нередко, а вот поединки — дело особое. Так что я приготовился воплотить свой план в жизнь, и уже было напряг мышцы руки, когда позади раздались неожиданные слова: «Это вы напрасно, ребята, не нужно этого».

Не прекращая говорить, выступивший из-за спины Быка парень — странно выглядевший (в каком-то тряпье оборванном, без оружия, вообще выглядевший чуть ли не бомжом) развел наши руки, отодвинув злополучную кружку пива далеко в сторону, и продолжил, гипнотизируя меня, Быка, да и, по-моему, всех присутствующих, своим мягким, негромким говорком. Его голос погружал меня и, видимо, моего соперника, в вязкую тину словесного потока, не позволяя вырваться, встрепенуться, начав действовать. Понимание этого удивительного эффекта лениво скользнуло по поверхности мыслей и неспешно погрузилось куда-то в глубинные слои сознания. Делать не хотелось ничего, абсолютно — только слушать и слушать…..

— Вот ты, Петр, конечно, думаешь, что славно было бы Перо отделать, да как следует, — продолжил неожиданно прервавший нас человек. А ведь силу свою рассчитать не сможешь, угробишь парня — а друзья его, что, так и забудут тебе этакое? Нет, будут они тебя подстерегать, когда ты за пределами запретных для смертоубийства помещений окажешься, так что придется тебе все время остерегаться, ночью во двор не выходить, для сна — запираться всегда. И так эти прятки тебя достанут, что изведешься ведь, в каждой тени убийц видя, в каждом звуке неожиданном — угрозу. Это и не жизнь уже будет, а бесконечный, изматывающий страх, всегда и везде. Это тебе надо?

— Или ты, Сергей, — продолжил этот непрошенный миротворец, — смерть свою в Зоне по разному представлял, и погибнуть уже мог по-всякому, а калекой, инвалидом хоть раз видел себя, а? Вот что ты будешь делать, возможности ходить-бродить по Зоне лишенный, вынужденный милостыню клянчить — это с гордыней-то своей, пусть и глубоко в себя загнанной? Нет, люди, не нужно вам такого — обоим не нужно. А пиво, из-за которого сыр-бор разгорелся, давно уже свой вкус потеряло, нагрелось, да и пропало практически, после злости-то вашей да ненависти взаимной. Вот бармен вам обоим свеженького нальет, и пейте себе на здоровье….

Картины нам этот человек изобразил невеселые, а главное, слушая эти нелепые вроде бы рассуждения, я и мой оппонент Петька Бык словно оцепенели — неожиданно, волшебным образом утратив способность сопротивляться магии этого негромкого, завораживающе журчащего голоса. Гнев, агрессивность, да весь наш боевой запал куда-то делся, перегорел, так и не вспыхнув огнем схватки. Теперь мне казалось странным, что из-за такого пустяка мы чуть не вцепились в глотки друг другу.

Видимо, Бык чувствовал себя точно также, и мы, смущенно, растерянно глянув друг на друга поверх злополучной кружки, оставшейся на стойке, разошлись в разные стороны. Разнявший нас парень, выглядевший натуральным оборвышем, каких я в Зоне еще не видел, спокойно прошел в дальний угол Бара, где присел за столик, скромно глядя на окружающих.

Удивительно, ведь оборванец вроде бы — комбез вольных сталкеров давно в лохмотья превратился, обтрепавшись до невозможности, ботинки жуткие, стоптанные да еще проволокой скрепленные, вместо шнурков. Но при этом одежда чистенькая, похоже, что многократно, до дыр стиранная. Перегара, вечного спутника обнищавших и спившихся сталкеров, я тоже не заметил. И еще очки — такие аккуратные, с круглыми интеллигентными стеклами и тонкой металлической оправой, они совершенно не подходили к образу забулдыги, опустившегося на самое дно сталкерского общества.

— Я не понял, — недоуменно проворчал Бык, оглядываясь по сторонам и обращаясь непонятно к кому, — это че за хрень сейчас была? Че это было?

Тут же к нему подскочил Спам, вечно отиравшийся вокруг посетителей Бара в поисках покупателя на разную информацию — от простых слухов до секретных кодов, и других дорогостоящих тайн.

— Это ж Костя, — услужливо пояснял Спам, ну этот, как его ….фетишист? Не, пофигист…, а пацифист, во, вспомнил! Он же по Зоне так и бродит — без ствола, без снаряги почти, прикинь? И там, где он объявится, никогда ни разборок, ни стрельбы, даже Долг свои войнушки заканчивает, в натуре. Ты че, не слыхал, как вояки завелись на Кордоне с нейтралами, а тут Пацифист этот нарисовался, и все разрулил? Так я тебе недорого все обрисовать могу, слышь….

И Спам придвинулся к Быку, нашептывая ему что-то на ухо. Я прошел в другой угол Бара, подойдя к выручившему меня парню, предложил выпить пива. От угощения он не отказался, и не спеша, маленькими глотками прихлебывая холодное пивко, мы заговорили о том, о сем.

Заинтересовал меня это персонаж всерьез. Что-то такое я уже услышал, какие-то байки про миротворца в Зоне, но чтоб военные действия прекращать — это уж ни в какие ворота не лезет, верилось в такое с трудом, и хотелось побольше узнать об этом человеке.

— Да ничего такого фантастического в моей жизни нет, — смущено отвечал на мои вопросы Костя, и стал рассказывать.

Первое время он бродил по Зоне, пытаясь, как и все, жить обычным сталкером. «Хабар» подороже добыть, денег накопить, снаряжение получше купить….Но, видно, не суждено было ему успеха на этом пути добиться. Первое время все Костя в толк взять не мог, что с ним такое — оружие чуть ли не в руках рассыпалось, детекторы из строя выходили на первом же километре, снаряжение защитное отказывало ни с того, ни с сего.

И однажды он оказался в одиночестве, за много километров от ближайшей Базы или схрона, совсем без патронов и с автоматом, затвор которого безнадежно заклинило, к тому же в рваном защитном костюме. Даже без ножа, клинок которого неожиданно сломался о простую деревяшку. Готовился Костя к гибели, а на Кордон вернулся целым-невредимым, без единой царапины.

И не то, чтобы на пути ему никто не встретился, нет — стая собак слепых попалась, и немалая. Приготовившись к смерти, пребывая в состоянии отрешенном, Костя с любопытством стал разглядывать подбиравшихся к нему псов — рычащих, истекающих слюной, готовых наброситься на беззащитного человека, разорвав его в клочья. Он впервые наблюдал этих тварей вблизи, и страх смерти незаметно отошел на второй план, уступив место любопытству, желанию понять — что они такое, эти мутанты. Внезапно агрессия стаи резко, необъяснимым образом, пошла на убыль. Стая обошла неподвижно замершего, ожидающего свою гибель Константина, не прикоснувшись к нему ни клыком, ни когтем.

Потом все было — и дрожь нервная, и пот, и накрывшая с головой волна ужаса от пережитой опасности, но самым ярким оказалось удивительное чувство единения с детьми Зоны, когда человек и псы смотрели друг на друга без ненависти, с пониманием и состраданием.

— Вот так Зона вразумила, растолковала, что все эти автоматы-бронежилеты-детекторы мне ни к чему, — закончил свой рассказ Костя, — и, в конце концов, смирился я, понял, что судьба у меня особенная, и жизнь тоже. От аномалий да мутантов что-то оберегает меня, а воевать я вообще не способен оказался.

— А как ты вообще это делаешь — ну, вот эти свои речи примирительные, как слова находишь, интонации нужные? — продолжил я расспросы.

— Это словами описать сложно, даже невозможно, пожалуй. Сами слова из меня выходят. Я себя, да и других людей в такие моменты почти не слышу — сердцем слушаю. Наверное, оно и помогает говорить то, что требуется. И ведь важно не только, что сказать, но и как сказать….Нет, объяснить не смогу. Все понимаю, но когда объяснить пытаюсь — слов не хватает, — закончил попытку объяснить свой феномен Константин.