Избранники Тёмных сил - Наталья Якобсон

Я снял с ее руки перчатку, чуть наклонился и, наверное, действительно, стал похож на чернокнижника, пророчащего несчастья знатной даме.

Ее кожа была едва теплой, я перевернул тыльную сторону ладони, чтобы посмотреть на линии, даже провел по ним подушечками пальцев, чтобы не ошибиться. Впервые в жизни я был удивлен. У девушки, стоящей передо мной, не было никакой судьбы, потому что самой принцессы уже не должно было бы быть на свете. Смерть. Эта девушка давно мертва. Линии ее судьбы оборвались под колесами какого-то экипажа. Я даже мог назвать число, тринадцатое ноября истекающего года, среда, после полуночи.

Я еще раз взглянул на ее ладонь. Странно, но на ней больше не было заметно никаких морщинок или складок кожи, только две тонкие линии, пересекшиеся крестом. Мне показалось, что на миг эти линии вспыхнули алым светом. Крест на ладони у принцессы. Невольно я выпустил ее руку и отступил в тень.

Такой знак мне доводилось видеть только на проклятых, на тех, кто прячется в подвалах возле «Покровителя искусств», а ночью выбирается на охоту. Но у них этот тайный знак мог видеть только я, а клеймо этой девушки было выставлено на обозрение перед всеми. Если бы она была новичком в обществе теней, то я бы первым об этом узнал. Я бы определил ее в толпе по особой осанке и ленивой кошачьей грации, присущей только вампирам, но эта девушка была не из них. Она была никем, она была мертвой. Если только я все-таки не ошибся.

— Вам страшно?

Еще никто не задавал мне такого вопроса. Обычно страх людям внушал я сам, при этом не пугаясь никого.

Принцесса все поняла и снова натянула на руку надежный плотный бархат перчатки. Он скрыл все.

— Никто не может объяснить, почему так со мной вышло, — как будто извиняясь, произнесла она. — Я только знаю, что в нынешние время такой знак вполне могут счесть за ведьмину метку. И, чтобы на костер инквизиции вместе со мной заодно не попала моя высокопоставленная подруга, мне приходится все время носить перчатку.

И снова невозможно было понять, говорит она серьезно или только подшучивает над собеседником.

— Тише! — предупредил ее я.

— Почему? Вы ведь не инквизитор.

— Нет, я звездочет, но это еще не значит, что я не могу поспособствовать инквизиторам в поисках подсудимых.

— Вы говорите загадками, — она обиженно надула губки, знакомая мимика на незнакомом лице, точно к таким же жестам когда-то прибегала другая, о которой я предпочитал не говорить ни с кем.

— Я так привык, не раскрываться ни перед кем до конца, потому что стоит кому-то открыться, например, вам и, заглянув мне в душу, вы испытаете такой страх, который заставит вас поседеть прежде времени.

Она не нашлась, что сказать, но посмотрела мне в глаза так, будто очень хочет сквозь них увидеть мою душу, сознательно идя на страх, даже ощущая комфорт от фатального поступка, точно так же, как мотылек, летящий на пламя свечи. А ведь она, правда, могла сгореть, если бы осталась со мной хоть на один вечер. Мне совсем не хотелось видеть ее гибель, пусть я прочел по ее руке, что она мертва, но она двигается, она говорит, ее жесты полны изящества, речь музыкальна, улыбка светится жизнью. Нельзя обратить в прах такое прекрасное тело и при этом даже не ощутить раскаяние.

— Снимите маску! — вдруг попросила она, и я подчинился. Какая-то сила заставила меня обнажить свое неземное, совершенное лицо перед толпой танцующих масок. Я откинул с головы капюшон, и блики люстр на миг вспыхнули в моих волосах, превратив их в червонное золото. Без впечатляющей страшной маски я стал юным и с виду незащищенным, но если какой-то грабитель попытается напасть на меня на улице Рошена ему не поздоровится. Интересно, кого видели во мне те, кто устремлял любопытные взгляды в мою сторону. Идеальную статую в расшитой тайными знаками накидке колдуна на мраморных плечах.

— Таким я вас себе и представляла, — выдохнула принцесса, и я сам взял ее руку, чтобы приложиться к ней губами, чтобы отвлечь внимание девушки от черной крылатой тени, ползущей по стене у меня за спиной.

Внезапно я ощутил тревожный сигнал, все мои внутренности, как будто пронзило стрелой в предвкушение страшной трапезы. Скоро последуют рези в желудке, которые можно будет унять, только вкусив чьей-то крови. Рядом опасность, в толпе затаился кто-то, кто желает мне зла, тот, кого я должен настигнуть и убить, прежде чем он попытается убить меня.

Я выпустил руку собеседницы и с нарочитой небрежностью огляделся по сторонам. Я прикрыл веки, надеясь, что никто не заметит острого блеска нечеловеческой зоркости в моих глазах. Я искал того, кто желает моей гибели. Кто это может быть? Под множеством ярких карнавальных масок человек ни за что не смог бы отличить друга от врага, но для меня маски были ничем, ведь я мог читать мысли.

Павлиньи перья, шелка, костюмы разных эпох и национальностей, за всей этой мишурой мне предстояло отыскать изменника, того, кто, вторгнувшись в тайны чернокнижия, решил не подчиниться повелителю всех магов. И я нашел его. Он стоял, прислонившись спиной к колонне в другой стороне зала. Маска с длинным птичьим клювом скрывала его лицо, плечи были прикрыты фиолетовым домино. Под маской нельзя было разглядеть выражение лица, но дрожь выдавала все его чувства. Другие не заметили, но я знал, что изменник вздрогнул, заметив устрашающую тень у меня за плечами. Он перевел взгляд на мое не прикрытое больше маской чело, дуги бровей, золотистые кончики ресниц. Наши взгляды перекрестились поверх голов танцующих гостей, преодолев расстояние зала, и он вздрогнул. Я знал, что напугало его. Он увидел то же, что видели многие смертники до него. Заглянув в глаза человека, он увидел в них душу дракона.

— Батист! — тихо позвал я. Я безошибочно прочел его имя, и оно показалось мне знакомым.

Юношу звук собственного имени, долетевший до него сквозь гвалт и музыку, испугал больше любых проклятий. Он бы так вечно и взирал на меня вызывающе и в то же время испуганно, если бы на маскарад не пожаловали новые гости.

Батист тут же обернулся, чтобы взглянуть на них, на сплоченный ряд из четырнадцати или пятнадцати человек. Они были одеты, как монахи. Батист вначале удивился такому странному выбору костюмов, к тому же, не дорогих и изысканных, как у прочих гостей, а кое-как пошитых из холста цвета темно-коричневой охры. Один такой монах на маскараде еще бы смотрелся довольно удачно, но больше дюжины злобных лиц без масок насторожили толпу. С недавних пор в Рошене горожанам начали внушать страх монашеские капюшоны. Неудачная шутка, сказал бы Батист. Вначале он и принял все за шутку, а горящую паклю факелов и образки за хорошо подобранный реквизит. Только потом к тугодуму, решившему сражаться со мной, пришло внезапное озарение. Нет, это не костюмы. На карнавал, действительно, пожаловали сторонники инквизиции.