Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

По мере катастрофического развития событий на фронте поток лиц, по разным причинам покидавших расположение воинских частей или отрывавшихся от них, нарастал. Слабел фронт, возникала угроза и для тыла. Лишь один пример: всего через две недели после начала войны, как констатировал нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, целые группы краснофлотцев и даже командиры, самостоятельно «эвакуируясь» с линии фронта и из прифронтовой полосы, захватывая автомашины, «беспрепятственно и бесконтрольно» попадали не куда-нибудь, а в Ленинград[171].

Вскоре с объединением НКВД и НКГБ в единый Наркомат внутренних дел туда из Наркомата обороны была передана военная контрразведка. 17 июля 1941 г. постановлением ГКО № 187сс как в действующей армии, так и в военных округах органы Третьего управления НКО от отделений в дивизиях и выше были преобразованы в особые отделы (ОО) НКВД, а само управление — в Управление особых отделов НКВД СССР. В качестве главной задачи особых отделов на период войны были определены «решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной Армии и ликвидация дезертирства в непосредственно прифронтовой полосе»[172]. Они получали право ареста дезертиров, а «в необходимых случаях» и расстрела их на месте. В их распоряжение выделялся личный состав из войск НКВД, а кроме того, поддержку им были обязаны оказывать начальники охраны войскового тыла, каковыми, к слову, были кадровые офицеры войск НКВД, преимущественно пограничных.

Для обеспечения оперативных мероприятий «по борьбе с дезертирами, трусами, паникерами, шпионами и диверсантами» при особых отделах в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л.П. Берии к 25 июля 1941 г. были сформированы: в дивизиях и корпусах — отдельные стрелковые взводы, в армиях — отдельные стрелковые роты, во фронтах — отдельные стрелковые батальоны. Все они комплектовались личным составом войск НКВД, находившимся в подчинении начальников охраны тыла фронтов.

Используя эти части, особые отделы организовывали службу заграждения, выставляя засады, посты и дозоры на дорогах, путях движения беженцев и других коммуникациях. Каждого задержанного командира, красноармейца, краснофлотца проверяли. Если его признавали бежавшим с поля боя, то он подвергался немедленному аресту, и по нему начиналось оперативное (не более чем 12-часовое) следствие для предания суду военного трибунала как дезертира. На особые отделы возлагалась обязанность приведения в исполнение приговоров военных трибуналов, в том числе перед строем. В «особо исключительных случаях, когда обстановка требует принятия решительных мер для немедленного восстановления порядка на фронте», начальник особого отдела имел право расстрелять дезертиров на месте, о чем должен был тут же донести в особый отдел армии и фронта (флота). Военнослужащих, отставших от части по объективной причине, организованно, в сопровождении представителя особого отдела, направляли в штаб ближайшей дивизии[173].

Однако в условиях постоянного отступления заградительные меры не всегда носили централизованный характер, часто их подсказывала сама обстановка. Приведем для примера воспоминания бывшего заместителя начальника Главного управления военной контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенанта в отставке А.И. Матвеева, а в дни описываемых событий — начало августа 1941 г. — оперуполномоченного 00 253-й стрелковой дивизии. В районе Кривого Рога при отходе полка, в составе которого находился оперуполномоченный, во время ночного марша «отдельные неустойчивые красноармейцы стали отставать от походной колонны с целью дезертирства. Что делать? Как приостановить этот опасный процесс? Опыта, конечно, никакого не было. Надо было принимать решение самому. Обсудили обстановку с командиром полка... Решили срочно сформировать заградительный отряд. Для этого использовали взвод конных разведчиков, усилив его коммунистами и комсомольцами. Поставили задачу — задерживать всех отставших и обеспечить их передвижение отдельной группой. Оперативная задача была решена успешно, выявлены зачинщики и приняты необходимые меры»[174].

Первый опыт деятельности заградительных отрядов показал, что она требует серьезного совершенствования. Управление ОО НКВД СССР констатировало, что проверка задержанных лиц проводится поверхностно, зачастую этим занимаются не оперативники, а обычные заградотрядовцы, не способные выявить немецкую агентуру из числа бывших военнослужащих Красной Армии, которые перебрасывались на советскую территорию под видом окруженцев и бежавших из плена.

Своей директивой от 28 июля 1941 г. заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник Управления ОО НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга B.C. Абакумов потребовал укрепить заградительные отряды кадрами опытных оперативных работников, на которых возлагался опрос всех без исключения задержанных. Лиц, возвратившихся из плена, как задержанных заградительными отрядами, так и выявленных агентурным и другим путем, было предписано арестовывать и тщательно допрашивать об обстоятельствах пленения и побега или освобождения из плена.

С разоблаченной вражеской агентурой работали дальше, а военнослужащих, чью причастность к органам разведки противника следствие не выявило, из-под стражи освобождали и направляли на фронт. Там, правда, за ними должны были постоянно наблюдать как особый отдел, так и комиссар части[175].

Борьба с уклонением военнослужащих от участия в боях пошла с новой силой после широко известного приказа Ставки ВГК № 270 от 16 августа 1941 г. «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Ставка обязывала командиров и комиссаров расстреливать на месте «дезертиров из начсостава» — командиров и политработников, «во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу»[176]. Приказ был хорошо известен личному составу, поскольку был прочитан во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях и штабах. Таким образом, красноармейцы и командиры имели ясное представление о самых радикальных мерах, которые применялись к дезертирам (разумеется, не только из числа начсостава) и тем, кто добровольно переходил на сторону противника.

Однако навести должный порядок пока не удавалось. Активные действия врага, широко прибегавшего к обходам и охватам, танковым прорывам, непрерывным ударам с воздуха, выброске в ближайшем тылу десантов, наряду с деморализацией части военнослужащих, а также массовой гибелью командно-политического состава РККА, из-за чего личный состав подразделений, частей и даже соединений оставался без управления, приводили к тому, что многие воинские части буквально распылялись, подчас даже не успев как следует вступить в соприкосновение с врагом. Немало военнослужащих в калейдоскопе боя, при выходе из многочисленных окружений отставали от своих частей, а кое-кто и сознательно бежал в тыл. В общей массе растворялась и немецкая агентура.

Из последних, в частности, состояла обезвреженная зимой — весной 1942 г. группа лазутчиков, которая имела задание физически ликвидировать командование Западным и Калининским фронтами, включая командующих генералов Г.К. Жукова и И.С. Конева[177].

Уж какое пристальное внимание уделялось охране Москвы от дезертиров и вражеской агентуры, но они в немалом количестве умудрялись проникать и туда. Как докладывал комендант столичного гарнизона генерал-майор К.Р. Синилов наркому внутренних дел Берии, с 20 октября 1941 г. по 1 мая 1942 г. было задержано 9406 дезертиров и 21 346 человек, уклонившихся от военной службы, 69 уличенных в шпионаже и 8 диверсантов[178].

Тыл, таким образом, притягивал с линии фронта значительную массу людей, перед которыми в интересах государственной безопасности требовалось поставить надежный заслон. На заградительные формирования легла огромная нагрузка.

Как следует из справки, представленной руководителю НКВД СССР заместителем начальника Управления ОО комиссаром госбезопасности 3-го ранга С.Р. Мильштейном во второй половине октября 1941 г., только с начала войны и по 10 октября оперативные заслоны особых отделов и заградительные отряды войск НКВД задержали 657 364 бойцов и командиров. После проверки были арестованы 25 878 человек, среди которых особые отделы числили: шпионов — 1505, диверсантов — 308, изменников — 2621, трусов и паникеров — 2643, дезертиров — 8772, распространителей провокационных слухов — 3987, самострельщиков — 1671, других — 4371 человек. Был расстрелян 10 201 человек, в том числе перед строем — 3321 человек. Подавляющее же число — 632 486 человек (т.е. более 96 %) были возвращены на фронт[179].

Итак, менее чем за четыре месяца расположение своих частей по разным причинам покинули более 650 тыс. военнослужащих. Особые отделы НКВД с трудом справлялись с таким объемом дел, тем более что выставление заслонов в тылу было отнюдь не единственной их задачей. Ситуация потребовала создания специальных частей, которые бы прямо занимались предотвращением несанкционированного отхода войск с занимаемых позиций, возвращением отставших военнослужащих в их части и подразделения и задержанием дезертиров.