Жена путешественника во времени - Одри Ниффенеггер

– Пойдем, пора к Лауре.

КЛЭР: Когда мы приходим, у Лауры вечеринка уже в разгаре. Генри напряжен, бледен, и как только мы снимаем куртки, направляется за выпивкой. Я после выпитого вчера вина все еще сонная, поэтому качаю головой, когда он спрашивает, что мне принести, и он приносит мне колу. Свое пиво он держит с таким видом, как будто это опора в жизни.

– Ни при каких обстоятельствах не бросай меня на поле брани одного, – требует Генри, глядя через мое плечо, и прежде чем я успеваю повернуться, около нас уже стоит Хелен. На секунду наступает неловкое молчание.

– Итак, Генри, – говорит Хелен, – мы слышали, что ты библиотекарь. Но ты не похож на библиотекаря.

– На самом деле я демонстрирую нижнее белье от Кельвина Кляйна. А библиотека – просто ширма.

Я никогда не видела выражения недоумения на лице Хелен. Жаль, у меня нет фотоаппарата. Однако она быстро приходит в себя, рассматривает Генри с головы до ног и говорит:

– Хорошо, Клэр, можешь его оставить.

– Какое облегчение, – отвечаю я. – Я потеряла чек.

Лаура, Рут и Нэнси стекаются к нам, выглядят настойчивыми и начинают допрос: как мы познакомились, где работает Генри, в каком колледже он учился, и так далее и тому подобное. Никогда не думала, что, когда мы с Генри окажемся в обществе, это будет одновременно настолько скучным и раздражающим. Я снова включаюсь в разговор, как только Нэнси говорит:

– Так странно, что тебя зовут Генри.

– Да? – спрашивает Генри. – Почему?

Нэнси рассказывает о ночном девичнике у Мэри-Кристины, когда волшебная доска сказала, что я выйду замуж за парня по имени Генри. Генри, кажется, впечатлен.

– Это правда? – спрашивает он меня.

– Ну да. – Я понимаю, что хочу пописать. – Извините, – говорю я, проталкиваясь через кольцо любопытных и не обращая внимания на умоляющее выражение лица Генри.

Хелен гонится за мной по пятам вверх по лестнице. Мне приходится захлопнуть дверь у нее перед носом, чтобы она не поперлась за мной в уборную.

– Открой, Клэр, – говорит она, поворачивая ручку двери.

Я не отвечаю, писаю, мою руки, поправляю помаду на губах.

– Клэр, – ворчит Хелен, – я сейчас пойду вниз и расскажу твоему другу об абсолютно всех ужасных вещах, которые ты делала в жизни, если ты немедленно не откро… – Я распахиваю дверь, и Хелен вваливается в ванную, чуть не падая.

– Отлично, Клэр Эбшир, – зловеще говорит Хелен. Закрывает дверь. Я сажусь на край ванны, она облокачивается на раковину, нависая надо мной на своих шпильках. – Сознавайся. Что у тебя на самом деле происходит с этим Генри? В смысле, ты там стояла и плела полнейшую чушь. Ты не знакомилась с этим парнем три месяца назад, ты его знала много лет! Зачем такая таинственность?

Я не знаю, что ей сказать. Рассказать Хелен правду? Нет. Почему нет? Насколько я знаю, Хелен видела Генри только один раз, и тогда он не сильно отличался от себя нынешнего. Я люблю Хелен. Она сильная, сумасшедшая, ее трудно надуть. Но я знаю, что она не поверит, скажи я: знаешь, Хелен, он – путешественник во времени. Чтобы поверить в это, нужно увидеть самой.

– Хорошо,– отвечаю я, призываю всю смекалку. – Да, я знаю его давно.

– Насколько давно?

– С шестилетнего возраста.

Глаза у Хелен вылезают как у мультяшного персонажа. Я смеюсь.

– Но почему… как… а сколько вы с ним встречаетесь?

– Не знаю. В смысле, было время, когда мы были на грани этого, но не перешли ее; то есть Генри был очень благородным и не собирался совращать невинного ребенка, поэтому я просто безумно на него злилась…

– Но… почему мы ничего о нем не знали? Не понимаю, зачем такая жуткая секретность. Мне ты могла бы и сказать.

– Ну, ты вроде бы знала. – Это глупо, и я это знаю.

Хелен выглядит уязвленной.

– Это не то же самое, как если бы ты мне сказала.

– Я знаю. Извини.

– Хм. Так в чем дело?

– Ну, он на восемь лет старше меня.

– И что с того?

– Поэтому когда мне было двенадцать, а ему двадцать, это была проблема. – Не говоря уже о том, когда мне было шесть, а ему – сорок.

– Все равно не въезжаю. В смысле, я понимаю, почему ты не хотела, чтобы твои родители знали, что вы играли в Лолиту и Гумберта Гумберта, но не понимаю, почему ты не могла сказать нам. Мы были бы только за. В смысле, мы все это время волновались за тебя, жалели и думали, почему ты такая монашка…— Хелен качает головой. – А ты вот, значит, как: все это время трахалась с этим Марио-Библиотекарем…

Ничего не могу с собой поделать: я ужасно краснею.

– Я не трахалась с ним все время.

– Ой, да ладно тебе.

– Правда! Мы ждали, пока мне исполнится восемнадцать. Это произошло на мой день рождения.

– Ну и что, Клэр… – начала Хелен, но тут в дверь сильно постучали, и низкий мужской голос спросил:

– Что это вы там, девушки, делаете?

– Продолжение следует, – прошипела мне Хелен, когда мы вышли из ванной под аплодисменты парней, стоящих в коридоре в очереди.

Я нахожу Генри на кухне, он терпеливо слушает невероятную футбольную историю одного из невероятно чумовых друзей Хелен. Я замечаю его блондинистую подружку с носом-пуговичкой, она утаскивает его выпить.

– Смотри, Клэр, Младенцы-панки! – говорит Генри.

Я поворачиваюсь и вижу, что он показывает на Джоди, четырнадцатилетнюю сестру Лауры, и ее друга Бобби Хардгроува. На Бобби зеленые индейские штаны и порезанная на лоскуты футболка, ожерелье из булавок, а Джоди пытается выглядеть как Лидия Ланч, но вместо этого она похожа на лохматого енота. Почему-то создается впечатление, что они пришли на Хэллоуин, а не на Рождество. Они сидят как на иголках – с показным независимым видом. Но Генри таращится на них с интересом.

– Ничего себе. Сколько им лет? Двенадцать?

– Четырнадцать.

– Значит, четырнадцать, отнять от девяносто одного, это получается… Господи, они родились в тысяча девятьсот семьдесят седьмом! Ну и старик же я. Мне нужно еще выпить.

Через кухню проходит Лаура с подносом «Джелло». Генри берет два и опустошает один за другим, тут же корчит рожу.

– Фу. Жуть какая! – Я смеюсь. – Как думаешь, что они слушают? – спрашивает Генри.

– Не знаю. Подойди и спроси.

– Нет, я не могу, – волнуется Генри. – Я их напугаю.

– Я думаю, они напугают тебя.

– Ну, может, ты и права. Они выглядят такими нежными, молодыми, зелеными, как молодой горошек или что-то в этом роде.

– Ты когда-нибудь так одевался? Генри иронически усмехается.

– Как ты себе это представляешь? Конечно нет. Эти дети копируют британских панков. А я американский панк. Нет, я больше походил на Ричарда Хелла.

– Почему бы тебе не поговорить с ними? Кажется, они скучают.

– Подойди к ним, и представь меня, и держи меня за руку.

Мы осторожно направляемся через кухню, как Леви-Стросс к парочке людоедов. Джоди и Бобби выглядят бодливо, словно олени на канале «Природа».

– Эй, привет, Джоди, Бобби.

– Привет, Клэр,– отвечает Джоди.

Я знаю ее всю жизнь, но она вдруг смущается, и я решаю, что неопанковский наряд – это, наверное, идея Бобби.

– Ребята, у вас какой-то скучающий вид, и я привела Генри познакомиться. Ему нравится, как вы… одеты.

– Привет, – говорит Генри ужасно смущенно. – Я просто хотел спросить, мне интересно: а что вы слушаете?

– Слушаем? – переспрашивает Бобби.

– Музыку. Какую музыку вы любите?

– Ну,– расцветает Бобби.– «Sex Pistols»,– говорит он и замолкает.

– Конечно, – кивает Генри.– A «Clash»?

– Да. И еще – «Nirvana»…

– «Nirvana» – это здорово.

– «Blondie»? – говорит Джоди, как будто ответ может быть неправильным.

– Мне нравится «Blondie», – говорю я. – А Генри нравится Дебби Харри.

– «Romance»? – спрашивает Генри. Они одновременно кивают. – А как насчет Патти Смит?

И Джоди, и Бобби глядят непонимающе.

– Игги Поп? Бобби качает головой.

– «Pearl Jam»? – продолжает Генри.

– У нас здесь не так много радиостанций, – вмешиваюсь я. – У них просто нет возможности узнать о них всех.

– Ясно, – отвечает Генри. – Слушайте, вы хотите, чтобы я вам кое-что записал? Чтобы вы послушали?

Джоди пожимает плечами. Бобби кивает, серьезно и взволнованно. Я достаю из сумочки бумагу и ручку. Генри садится за кухонный стол, Бобби пристраивается с другой стороны стола.

– Ну вот, – говорит Генри. – Придется вернуться в шестидесятые, так? Начните с «Velvet Underground», Нью-Йорк. Потом прямо сюда, в Детройт, тут у нас «MC5», Игги Поп и «Stooges». И потом обратно в Нью-Йорк, и тут «New York Dolls», «Heartbreakers»…

– Том Петти? – спрашивает Джоди. – Мы о нем слышали.

– Э, нет, это совсем другие «Heartbreakers»,– объясняет Генри.– Большинство из них умерли в восьмидесятые.

– Разбились на самолете? – спрашивает Бобби.

– Героин,– поправляет Генри.– В общем, тут «Television», Ричард Хелл, «Voidoids» и Патти Смит.