Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слезайте! Живо! – прикрикнули невольники.
Граф раздумывал пару мгновений, понимая, что его спутников могут ранить, если он попытается завязать бой верхом, и в конце концов, кивнув, спешился. Увидев это, Фийя и Кая последовали его примеру. Вицеллий тоже нехотя спустился на землю, продолжая держать в руках раскрытую книгу.
– Мы выходцы из Ноэля, – сказал граф, понимая, что это взбунтовавшиеся рабы. – Мы не рабовладельцы!
– Ага! – расхохотался раб со смуглым лицом. – Что же вы поперлись в стороне от города, а?
– Потому и поехали по окраинам, что лишь проезжие… Пропустите нас. Мы не враги вам!
На служанок, молоденьких и ухоженных, уже с вожделением поглядывали невольники, а их пальцы гладили грубо притороченные к седлу тесаки, на которых запеклась кровь.
– Правильно сказал Рингви, что все хитрожопые обойдут город вдоль гор. Еще и брехать будут, – не поверил другой раб. – Ну-ка, доставайте ваши кошели! Чтобы мы их потом долго не искали, ха-ха!
– Так вы, освободившись от оков рабства, стали свободными или разбойниками? – хмуро спросил Юлиан, растягивая время, чтобы оценить обстановку.
Сборище рабов примолкло, задумалось. Но их замешательство длилось недолго, и по губам мужчин расползлись грубые и довольные улыбки.
– Мы свободны! Поэтому теперь делаем что захотим: хоть грабим, хоть убиваем, хоть насилуем.
– Чур я первый! – один уже спешился и принялся спускать с себя шаровары. – А ты пока последи за этими богатеями.
– Дурак, э-э-э! Сначала надо со стариком и богатеем разделаться! – зашипели на него. – Девок-то потом!
Ощерившись самым разным оружием, рабы двинулись в сторону Юлиана. Некоторые, тяжело управляя лошадью, неуклюже сползли наземь и выставили копья, пока другие, поумелее, остались в седле. На лицах невольников изгибались змеями злорадные ухмылки. Было понятно, что путники не представляют совершенно никакой опасности. Да, у высокого богатея из далеких земель был меч, но что сделает один против шестерых? Да ничего! И все же они двинулись к нему вместе, чтобы покончить сначала с ним, а потом взяться за остальных.
Фийя и Кая всхлипнули и перепуганно оглянулись. Старик Вицеллий, к удивлению, продолжил читать, лишь время от времени поглядывал исподлобья на подходящую ораву вооруженных и громких рабов.
– Слышь, а этот старый… Он ничего не боится, что ли? – ошарашенно произнес первый раб.
– Может, он маг-клеймовщик? – прокатилась волна страха.
– Тогда бы он уже убил нас! – заметил кто-то. – Сначала молодого. Потом его!
Юлиан выжидал, заметив краем глаза, как Вицеллий ему одобрительно кивнул, на миг отвлекшись от чтения. Что есть шестеро для бессмертного, пусть даже некоторые и верхом? Украшенный в рукояти цветами меч еще лежал в ножнах, но уже подрагивал, точно чувствуя, что пришло время показаться на свет. Пусть они все подойдут… Еще… Чуть ближе… Ну же! Сначала нужно убить двух владельцев копья и меча. У остальных были при себе лишь грубые тесаки, а также короткие булавы, но они управлялись со скакунами неумело, и потому с ними будет легко разобраться. Пальцы дернулись в желании ухватиться за рукоять. Однако когда он уже разгонял кровь в жилах, когда все в нем бурлило, готовое посеять смерть…
– Эй! – издалека послышались оклики.
Из-за холма, того самого, откуда вышли рабы, показался еще отряд невольников, одетых побогаче, хотя богатство выглядело на этих иссушенных солнцем телах, изношенных в полях, явно нелепо. В чем-то даже чуждо. Рабов было больше десяти, некоторые ехали верхом, поэтому пальцы Юлиана соскользнули с рукояти. Бороться почти с двумя десятками – нелепая затея даже для бессмертного, тем более обремененного вполне себе смертными спутниками.
Впереди отряда ехал краснолицый мужчина, без магического клейма на щеке. Юронзий, понял граф, да к тому же не пропечатанный магами. Видимо, и правда бунт поднялся именно с них.
– Что тут происходит? – спросил юронзий. Его слова перевел бегущий рядом мальчик.
– С рабовладельцами разбираемся! – ответили ему.
– Мы не рабовладельцы, – заметил Юлиан как можно спокойнее. – Мы всего лишь проезжаем этот город, не вмешиваясь в ваши разборки с господами. Ни к какому рабскому торжищу мы отношения не имеем.
– Ага, ага! – расхохотался один раб.
Он повернулся к широкоплечему юронзию, который глядел глазами хладнокровного убийцы и прислушивался к мальчишке, переводящему сказанное, и доложил:
– Слышь чего. Не рабовладельцы они! Брешут, поди, черти. Вот мы их и решили… того… как и надо.
– Рингви говорил опрашивать проезжающих! – прикрикнул юронзий на своем языке. – А уже потом решать, что с ними делать. Или тебе напомнить о его словах, пес? Расспросить сначала надобно, кто они есть такие. Эй, женщины! – И он обратился к притихшим служанкам-айоркам: – Вы свободные или рабыни?
– Свободные… – промямлила Фийя и втянула голову в плечи. Ей было страшно видеть эти жадные взгляды, устремленные к ней.
Кая промолчала, лишь хмуро посмотрела сначала на хозяина, отчего ее лицо перекосилось от ненависти, потом безразлично на графа. Еще девочкой ее купил на невольничьем рынке Вицеллий гор’Ахаг, и Юлиан не сомневался, что с раннего возраста ее принуждали к близости. Однако Кая всегда показывала себя тихой скромницей, не жаловалась и все терпела. По закону у нее была возможность покинуть старика дважды, но она продолжала жить с ним. Когда граф обращался к ней и тоже наставлял, что ответить, если спросят, айорка лишь безучастно кивала и соглашалась, мол, да, скажет что нужно.
– Мы рабыни! – наконец возвестила Кая хриплым голосом. Затем, предчувствуя возможность мести, указала пальцем на старика. – Он купил меня девочкой в Зунгруне! Говорил обо мне и прочих как о червях! Оскорблял!
На небольшой отряд из Ноэля вновь наставили копья и тесаки. Нахмурившись, Вицеллий поднял от книги взгляд, предчувствуя проблемы уже куда более опасные и серьезные.
– Ну вот и расспросили… – расхохотался юронзий. – Все вы такие трусливые, сладкожопые, все желаете спастись от смерти, боясь ее, как нечто страшное. Хотя порой она может принести вам лишь последнюю и единственную в вашей жизни честь.
Вицеллий сделал вид, что убирает книгу в суму.
– Что же ты теперь будешь делать, Кая? – спросил он, глядя только на айорку.
Лицо у той вытянулось, она похлопала глазами и задумалась. Казалось, Кая еще не терзалась мыслями о будущем и жила лишь настоящим, но спустя миг она взяла себя в руки и гордо задрала нос.
– Я посмотрю сначала, как вас… – Она запнулась на последнем слове, а после продолжила уже куда более развязно: – Как тебя, чертов хрен, посадят на кол! Плюну на твое старое тело, которое ты смел класть на меня. А потом уйду и буду свободной! У меня нет рабского клейма, я буду счастлива!
– И на что же ты будешь жить? – продолжил спокойно веномансер. – Ведь до сего дня одевал тебя, дарил украшения и кормил я.
Кая подернула плечами, она не знала.
– Какая тебе теперь разница?
– Ну что ж, раз пришел, как ты говоришь, мой час, то уже никакой… – с легкой насмешкой в голосе ответил Вицеллий. – Но я бы на твоем месте забрал у меня, твоего бывшего господина, все золото. Оно ведь тебе понадобится, Кая? Или ты отдашь его прочим рабам, чтобы те распотрошили то, что твое по праву, а? Разве ты не достойна его? Посмотри, на него ты сможешь купить хороший дом, начать новую жизнь где угодно, не обременяя свою пустую голову вопросами о пропитании.
С этими словами Вицеллий достал руку из сумки, показал пухлый кожаный кошель и потряс им в воздухе. С загадочной улыбкой он наблюдал за бегающим взглядом Каи, а также почти всех присутствующих. Потом развязал шнуры кошеля, картинно загреб ладонью золотые монеты и ссыпал их обратно в кошель.
Айорка видела прикованные к кошелю взоры других рабов, и алчность в ее глазах все разгоралась. Наконец, не выдержав, она подошла ближе, потом резко выкинула вперед руку и жадно вырвала у бывшего хозяина его большое богатство. Она прижала его к своей груди и вернулась к кобыле, испуганными глазами оглядевшись по сторонам: уж не покусится ли кто на ее сокровище? Ей казалось, что раз уж она обвинила господ, обрекла их на смерть, то с ней должны считаться!
Однако к кошельку тут же потянулось множество жадных рук. Его грубо отобрали, потянули разом, золото рассыпалось – и монеты начали нагребать в сапоги, в свои
