Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

Но у этих людей не было вовсе никаких чувств. Вообразите воду без веса и влаги. Вот чем были для меня эти люди. Они были лишены всего, что делало их не только людьми, но и вообще живыми существами. Для меня это было так, словно я видел, как камни поднимаются из земли, бормочут и ссорятся друг с другом. Маленькая девочка нашла горшочек с вареньем, засунула туда руку и вытащила, чтобы облизать ее. Взрослый мужчина отвернулся от груды сожженной ткани, в которой он рылся, и подошел к девочке. Он схватил горшок и оттолкнул ребенка в сторону, не обращая внимания на сердитые вопли. Никто и не подумал вмешаться.

Чейд собрался спешиться, но я подался вперед и схватил поводья его гнедого. Я безмолвно закричал на Уголька, и, несмотря на усталость, мой страх придал ей сил. Она бросилась вперед, а мой рывок за поводья заставил гнедого скакать вместе с нами. Чейд едва не вылетел из седла, но вцепился в шею лошади, и я поспешил убраться из города как можно быстрее. Позади слышались крики, леденящие душу хуже, чем волчий вой или завывание ветра в трубе, но мы были на лошадях, а мною овладел ужас. Я не останавливался и не отдавал Чейду поводьев, пока дома не остались далеко позади. Дорога повернула, и около маленькой рощицы я наконец придержал лошадей. Не думаю, что до этого я даже слышал сердитый голос Чейда, требовавшего объяснений.

Особенно внятных объяснений он и не получил. Я припал к шее Уголька и ласкал ее, ощущая ее усталость и дрожь собственного тела. Смутно я чувствовал, что лошадь разделяет мою тревогу. Я подумал о пустых людях там, в Кузнице, и толкнул Уголька коленями. Она устало побрела вперед. Чейд держался рядом, пытаясь получить ответ на свои многочисленные вопросы. Мой рот пересох, голос дрожал. Не глядя на него, я бессвязно высказал то, что чувствовал и чего испугался.

Я замолчал, а наши лошади продолжали идти шагом по утоптанной земляной дороге. Наконец я собрал все мужество и посмотрел на Чейда. Он глядел на меня, как будто на моей голове выросли рога. Раз узнав о своем новом чувстве, я уже не мог пренебречь им. Я чувствовал скептицизм Чейда и то, что он немного отодвинулся от меня, как бы защищаясь от кого-то, внезапно ставшего чужим. От этого было еще больнее, потому что он не отодвигался от людей Кузницы, а они были во сто раз более чужими, чем я.

– Они были как марионетки, – говорил я Чейду. – Как деревяшки, которые вдруг ожили и начали играть какой-то зловещий спектакль. И если бы они увидели нас, то без промедления убили бы ради наших лошадей, плащей или куска хлеба. Они… – я подыскивал слово, – они даже не животные. От них ничего не идет. Ничего. Они как отдельные маленькие предметы. Как ряд книг, или камней, или…

– Мальчик, – сказал Чейд, голос его звучал мягко, но все еще немного раздраженно, – ты должен взять себя в руки. Это было долгое ночное путешествие, ты устал. Когда слишком долго приходится обходиться без сна, в голове начинают возникать сновидения наяву.

– Нет, – я отчаянно хотел убедить его, – это не то. Это не оттого, что мы долго не спали.

– Мы вернемся туда, – рассудил Чейд.

Утренний ветер развевал его черный плащ, и это было так буднично, что я почувствовал, будто мое сердце вот-вот разорвется. Как в одном и том же мире могут существовать такие люди, как те, в поселке, и обычный утренний ветер? И Чейд, разговаривающий таким спокойным и обыкновенным голосом.

– Эти люди – самые обыкновенные люди, мальчик, но они прошли через ужасные испытания и поэтому ведут себя странно. Я знал одну девочку, которая видела, как ее отца убил медведь. Она была такой же больше месяца, только смотрела и ворчала и еле-еле могла ухаживать за собой. Эти люди оправятся, когда вернутся к обычной жизни.

– Впереди кто-то есть, – предупредил я.

Я ничего не слышал, ничего не видел, только почувствовал, как колышется паутина, которую я открыл сегодня. Но когда мы посмотрели вперед, то увидели, что догоняем процессию оборванных людей. Некоторые вели нагруженных животных, другие тащили тележки с забрызганными грязью вещами. Они искоса на нас посматривали, как будто мы были демонами, явившимися из ада, чтобы преследовать их.

– Рябой! – закричал мужчина в хвосте каравана и поднял руку, показывая на нас. Лицо его было искажено усталостью и страхом. Голос его надломился. – Легенды оживают, – предупредил он остальных, которые в страхе остановились, уставившись на нас. – Бессердечные призраки ходят по руинам наших домов, и Рябой в черном плаще несет нам болезнь. Мы слишком хорошо жили, и древние боги наказывают нас. Сытая жизнь обернется смертью для всех нас.

– О, будь оно все проклято! Я не хотел показываться в таком виде. – Бледные руки Чейда схватили узду, поворачивая гнедого. – Следуй за мной, мальчик.

Он не смотрел в сторону того человека, который все еще показывал на нас дрожащим пальцем. Чейд двигался медленно, почти вяло. Он увел лошадь с дороги и направил ее вверх по травянистому склону. Он вел себя так же спокойно, как Баррич, когда он уговаривал настороженную собаку или лошадь. Его усталый конь неохотно покинул ровную дорогу. Чейд правил наверх, к группе берез на вершине холма. Мне оставалось только удивляться.

– Следуй за мной, мальчик, – через плечо приказал он мне, почувствовав, что я медлю. – Ты что, хочешь, чтобы нас забили камнями на дороге? Это не такое уж большое удовольствие, чтобы стоило его добиваться.

Я осторожно двинулся вслед за ним, заставив Уголька свернуть с дороги, словно совершенно не подозревал о существовании повергнутых в панику людей. Они колебались между яростью и страхом. Это чувство было красно-черным пятном на свежести дня. Я увидел, как женщина наклонилась, увидел, как мужчина отвернулся от своей тачки.

– Они идут! – предупредил я Чейда, когда люди побежали к нам.

Некоторые схватили камни, другие размахивали только что сломанными ветками. Все они были грязными и выглядели как горожане, вынужденные жить на природе. Это были немногочисленные жители Кузницы, которые избежали участи стать заложниками пиратов. Все это я понял за мгновение до того, как ударил Уголька каблуками и она рванулась вперед. Наши лошади выдохлись; их попытки увеличить скорость, несмотря на град камней, стучавших по земле на нашем пути, были бесплодными. Будь горожане отдохнувшими или не такими испуганными, они бы легко нас поймали. Но я думаю, что они испытали облегчение, увидев, что мы бежим. То, что бродило по улицам их сожженного города, пугало их куда больше, чем два обратившихся в бегство чужака, какими бы устрашающими они ни были.

Они стояли на дороге, кричали и размахивали палками, пока мы не достигли деревьев. Чейд ехал впереди, и я не задавал ему вопросов, пока он не вывел нас на другую дорогу, где мы не могли встретиться с беженцами из Кузницы. Лошади перешли на вялую трусцу. Я был благодарен высоким холмам и разбросанным деревьям, которые позволили нам уйти от погони. Увидев блеск воды, я молча указал туда. И все так же в молчании мы напоили лошадей и вытрясли им немного зерна из запасов Чейда. Я ослабил сбрую и вытер их грязные шкуры пучком травы. Что же до нас, то мы могли утолить жажду и голод холодной речной водой и черствым дорожным хлебом. Я как мог привел в порядок лошадей. Чейд, по-видимому, был поглощен своими мыслями, и долгое время я не смел ему мешать. Наконец, уже не силах сдержать любопытство, я задал вопрос:

– Ты в самом деле Рябой?

Чейд вздрогнул и уставился на меня. В его взгляде были одновременно изумление и грусть.

– Рябой? Легендарный предвестник болезней и бедствий? О, полно, мальчик, ты же не глуп. Этой легенде сотни лет. Конечно же, ты не можешь верить в то, что я настолько древний.

Я пожал плечами. Мне хотелось сказать: «Ты покрыт шрамами и несешь смерть», но я не произнес этого. Чейд иногда выглядел очень старым, а иногда был так полон энергии, что казался юношей в теле старика.

– Нет, я не Рябой, – продолжал он, обращаясь больше к самому себе, чем ко мне. – Но после сегодняшнего дня слухи о его появлении разнесутся по Шести Герцогствам, как пыльца по ветру. Начнутся разговоры о болезнях и эпидемиях и божественном наказании за воображаемые грехи. Жаль, что они увидели меня таким. Народу королевства и так хватает бед, которых стоит бояться. Но у нас есть более насущные заботы, чем глупые суеверия. Не знаю, как тебе это удалось, но ты все понял правильно. Я тщательно обдумал то, что видел в Кузнице. Я вспоминал слова беженцев, которые пытались побить нас камнями, и то, как они все выглядели. Я когда-то знал людей Кузницы. Это был отважный народ, совсем не того сорта, чтобы просто так пуститься бежать в суеверном страхе. Но эти люди, которых мы видели на дороге, именно так и поступили. Они покидали Кузницу навеки, – по крайней мере, таковы были их намерения. Забрали все, что осталось, все, что могли унести. Оставили дома, где были рождены их деды, и бросили родственников, которые рылись в развалинах как бесноватые.