Золото Югры - Владимир Дегтярев

Вдосталь наматерившись, потом на коленях попросив у артели прощения за матерность и пообещавши, что Макар каждому нальет самогонного вина за его счет, Хлыст согнал уставших людей валить еще деревья, чтобы связать плоты.

Два плота решили дело. Ушкуйный перемет легко потянулся за ними, по мере увеличения глубины воды вставая вертикально. Уже ближе к вечеру оба конца перемета привязали за крепкие, столетние ели и вернулись на Березовый остров.

Солнце садилось. Макар приложил ладонь ко лбу и долго смотрел на воровское изобретение. Как из преисподней кто подсказал… Издали казалось, что по краям широкого русла реки образовался затор из деревьев, каких река катила много в период половодья. А вот на самой середке Оби, где как бы есть фарватер, течение от деревьев чистое. Видать, тут самое глубокое место, река здесь свободна. Любой шкипер направит корабль туда…

В тот вечер капитан Ричардсон решил сам постоять за рулевым колесом шхуны. Рулевого послал в камбуз, сварить капитану грога. Подшкипер сидел под рындовым фонарем и ругался черными словами по-валлийски, разглядывая копию карты Пири Рейса.

– Чего лаешься? – крикнул ему капитан. – По этим картам плавал еще капитан Колумб! Неужели мы не проплывем?

Подшкипер опять выругался.

Матрос в бочке, что принайтована к верху грот-мачты, предупреждающе крикнул сверху.

Капитан глотнул горячего грогу, только потом спросил:

– Что?

– Вроде залом из деревьев! Триста ярдов по курсу!

Солнце уже садилось, огромное, кроваво-красное. Но косой солнечный свет помог Ричардсону хорошо разглядеть то, о чем кричал «бочковой» матрос. В половодье и не такие переплетенья дерев случаются. Даже на Темзе. Обычно деревья цепляются за береговые подтопленные коряги и кусты. Фарватер обычно от деревьев чист.

И сейчас отчетливо было видать, что фарватер чист. Тридцать ярдов чистой воды посередине реки – разве не удача?

Капитан Ричардсон скомандовал перемену галса. За пятьдесят ярдов шхуна скрипнула всем корпусом, косо приняла встречный ветер и рванулась в чистый от залома проход.

Почти сразу раздался нехороший треск, будто огромным тупым топором ударили в доску. Нос шхуны поднялся дыбом и медленно осел.

Корабль капитана Ричардсона встал, дрожа корпусом, как лошадь после гандикапа.

Вторая шхуна, в точности повторявшая маневры первой, переменив галс, не успела отвернуть от внезапно вставшего на дыбы корабля Ричардсона. Зацепив носовой частью за корму попавшей в «ушкуйный перемет» шхуны, капитан Артур Пекни отчаянно вывернул рулевое колесо вправо, стараясь отвести свой корабль от корабля Ричардсона. И тут же врезался в нагромождение деревьев в воде. Обе шхуны под напором течения сошлись бортами и сцепились такелажем.

Из трюма первой шхуны медленно поднялся боцман, постукал по палубе боцманской тростью, медленно оглядел окрестности. Потом повернулся лицом к капитану:

– Два специально заостренных бревна на фут торчат в трюме. Течение их сильно водит. Бревна начинают ломать обшивку. Вода в трюме уже поднялась на фут.

В люке около сапог боцмана появилась голова перебежчика Николы Сужина.

– Ушкуйный перемет! – крикнул он капитану.

Ричардсон крика не понял, но боцману сказал:

– Этих двоих ставь на помпу. Пусть работают, как рабы, но воду в трюме – держать на малом уровне. Готовь матросов и пилы. Отпилить колья в трюме! Готовьтесь заводить пластырь! Плотника на вахту – забивать пробоины в днище!

Подошел к краю капитанской надстройки и оказался почти лицом к лицу с капитаном второй шхуны Артуром Пекни.

– Выламывайся из ловушки, цепляй нас на канат и отходи назад на сорок ярдов. Будешь нас тащить. По течению тащить легко. К утру мы управимся, заделаем проломы и пойдем дальше, согласно плану…

Капитан Пекни отдал честь и собрался идти распоряжаться. Ричардсон его остановил:

– Вон тот остров, в трехстах ярдах… Хоть там и лес густой, но мне кажется, что я вижу мачту. Тебе удобнее стрелять в ту сторону. Три пушки поставь на палубу и кинь на остров пару десятков ядер. Если там что зашевелится, пали непрерывно, на полный убой… Всего, что шевелится. Подожди уходить! Вели своему боцману поднять английский флаг! И я – прикажу… А то крадемся как крысы…

– Крысы по воде не ходят, – возразил Артур Пекни.

– Как крысы по земле, которая через год будет уже наша! – упрямо досказал капитан Ричардсон.

Через половину часа над грот-мачтами обеих шхун весело завились по ветру английские флаги.

Глава тридцатая

– А теперь – что? – спросил Макар у Хлыста.

Тот сидел на широком суку толстой, старой сосны и разглядывал действо англов после попадания в ушкуйный перемет.

– Подтянем наш бриг к берегу… На случай сполоха. Да прикажи нашим, пусть на мачту брига привяжут елку. Или березку.

– Да пошто?

– Сейчас почнут палить из пушек… У них глаз морской, голую мачту сразу узнают. И по ней пальнут.

Макар сорвался с места, сам вместе с другими тянул за канат, притягивая бриг к берегу. Ерошка уже сидел на мачте и вязал к ее верхушке саженную березку, когда три английские пушки ударили по острову первым залпом.

О чем думали английские наводчики, неведомо, но ядра пропахали ту часть Березового острова, которая смотрела на север и поднималась выше других островных земель над водой. Ватажники сидели на южной оконечности острова, им ядер не досталось.

– От же, сволочи! От же, подлая нация! – опять в голос начал ругаться Хлыст. – Ты на них посмотри, а! Флаги свои уже подняли. Уже нас завоевали!

– Они на кораблях флаги подняли, что ты, Хлыст? Так положено… – принялся успокаивать атамана рыжебородый шкипер.

– А я им разрешил здесь свой флаг подымать? Белый флаг, сигнал полной сдачи в плен, это поднимай, это пожалуйста! Но королевский штандарт – хрен тебе! Меньшой! Ерошка! Есть у нас, что поднять заместо нашего флага?

– Только разве что твой оберег, атаман!

– Чего? А! Тащи его сюда!

Молодший Ерошка сбегал к табору ватажников, предусмотрительно раскинутому в крутом распадке, среди огромных старых валунов. Оттуда он притащил полусаженной ширины ткань, намотанную на деревянный вал.

Ткань смотали с вала.

Макар отшатнулся. На него с боевого, клиновидного по краям стяга, свирепо глядел Иисус, вышитый с иконы «Спас ярое око»

– Это не украдено, Макар, – совершенно серьезно сообщил Бывалый Сенька. – Это нам как бы награда. Не всем награда… а деду. Вот его, деду Хлыста.

– Дедова ватага … еще до воцарения Ивана, нашего царя, помогла псковской рати отбить подлых шведов, – пояснил Хлыст. – Лезли и лезли, черти… А ватага деда их резала и резала… Вот и наградили псковские люди атамана Проню, деда моего…

Макар перекрестился, за ним перекрестились остальные. Перекрестились истово и от сердца.

– Вон у нас самое высокое дерево, туда крепи! – подал Макар стяг Молодшему Ерошке. Крепко вяжи!

– А зачем не на мачту?

– А пока побережем корабль. Боевой стяг где хочешь можно подымать. Мы поднимем на нашей земле – хоть и на острове!

Ерошка радостно глянул на Макара и полез со стягом на дерево.

Ударил второй пушечный залп. Потом солнце село и даже птицы замолчали.

– Уффф! – выдохнул Макар.

Но тут в стороне, где сидели английские шхуны, сверкнул огонь, потом по-над землей ударило, и два дерева на Березовом острове со стоном и скрипом повалились на землю, калеча другие деревья.

– Тяжко нам станется, когда завтра солнце взойдет, – сказал Хлыст. – Пошли, ребята, укроемся в таборе.

Опять у шхун сверкнули узкие языки огня. В сторону Березового острова снова пальнули пушки. Но потом все стихло до утра.

Перебежчики Никола Сужин да Самарин совсем выдохлись, качая рычаги помпы. Вода держалась на одном уровне и до конца не уходила. В дыры пробоин обязательно и упрямо вливалась свежая вода.

В трюм с фонарем спустился боцман, потопал ногой по воде. Под водой в свете его фонаря виднелись крупные камни – балласт.

Боцман повернул красное лицо к перебежчикам:

– Давай, давай!

И ушел.

Самарин тут же бросил ручку помпы, отошел к канатному ящику и упал на канаты. Лежал бездвижно. Никола Сужин подошел к напарнику, потрогал лоб. Лоб Самарина горел огнем. Простуда опасная. Проклятые англы! Ведь загоняют до смерти! А куда было подаваться тогда, на пустом берегу, когда они с Самариным, сбежав от атамана Хлыста, решили пробиваться к людям?

Куда пробиваться, к каким людям? Пустыня лежала вокруг, куда смотрел глаз. До самого горизонта – пустыня. Так что корабли англов были им, Сужину да Самарину, как воскрешение из мертвых…

Никола тронул Самарина. Тот не дернулся. Видать, лишился сознания, так сильно простывши.

Самарин, как и Никола, перед бегством с брига надел новую солдатскую форму немецких пехотинцев. Китель той немецкой формы имел как бы для красоты вставные плечи. В те вставные плечи они с Самариным тайком зашили по десять больших и тяжелых, как куриное яйцо, иноземных золотых монет, украденных у этого сумасшедшего боярского сына Макара.