Задержи дыхание (рассказы) - Анна Малышева

До крови расчесываю тело, искусанное незаметной мошкарой. Значит, жизнь здесь все-таки есть.

День седьмой.

Этот лес! Этот лес! Теперь я вижу его совсем ясно! Это не деревья, это грибы! Клянусь, что я видел грибы невероятных, гигантских размеров, метров пятьдесят в высоту. Растущие, гниющие, толстые, тонкие — всякие. То, что я принимал за стволы, — это их ножки, а кроны мнимых деревьев — шляпки. Один гриб, за которым я следил, стремительно рос на моих глазах в течение нескольких часов, а потом переломился. Брызнул млечный сок.

Портативная энциклопедия дала мне кое-какие сведения о грибах — о тех грибах, что некогда росли на Земле. Их нет уже столько веков, что сведения давно не освежались.

Их ели! С ума можно сойти!

Итак, грибы — это не растения и не животные, а нечто иное. Они росли намного быстрее, чем любой другой организм на Земле. Любили влажность и небольшое количество света. Были калорийны и плохо переваривались. Делились на съедобные, несъедобные, условно-съедобные и ядовитые. Съедобные грибы могли стать ядовитыми, и наоборот — ядовитые можно было приготовить таким способом, что они становились съедобными. Их называли «лесным мясом».

Грибы делились на высшие и низшие. Высшие грибы, собственно, собирали и ели. Низшие с трудом можно было разглядеть в микроскоп. К тому времени, когда грибы стали исчезать, насчитывалось более ста тысяч их видов. Новые виды и формы появлялись каждый год. Этот лес уж точно состоит из высших грибов — во всех смыслах этого слова.

Основная масса грибов скрывалась под почвой и была во много раз крупнее плодовых тел на поверхности. Эта масса называлась грибницей или мицелием. И грибница и сами грибы состояли из однородного вещества — тонких нитей, так называемых гифов. Плотная сеть, сотканная из белков, жиров (!), минералов и микроэлементов.

Так растения то были или животные? Грибница существовала глубоко под землей, обладала свойством перерождаться самым невероятным образом, менять место обитания и свои качества. Тончайшие нити гифов могли проникать в мельчайшие отверстия, что позволяло грибам внедряться в растения и в животных в любом месте, где поверхностные ткани были повреждены (раны, порезы). Многие деревья сплошь порастали грибами. Паразитами их назвать было нельзя. Они что-то брали, но что-то давали взамен. Гриб поставлял своему растению-хозяину воду с минеральными веществами (из почвы, по нитям гифов, как по трубопроводу). От хозяина он получал готовые органические вещества, которые не мог синтезировать сам. Определенные виды грибов предпочитали определенные виды деревьев. Доказано, что гриб, который собирались срезать, слегка пригибался, прячась под листву. Правда, невооруженным глазом этого разглядеть было нельзя.

То есть они были разумны?

Мы остановились на границе леса. Все вымотаны и одновременно возбуждены. Я запретил отряду туда идти. Поспим, сколько удастся, а утром посмотрим…

День восьмой.

Ужасные сны…

Смотрел в энциклопедии — это называется «кошмары». Никогда в жизни мне не снились сны. Капитан рассказывал, какими они бывают, но не испытав этого, нельзя понять… Ты живешь и вместе с тем не живешь. Однако та жизнь, что происходит во сне, вполне реальна.

Клоны снов не видят. Наверное, именно поэтому многие из нас склонны к мистике и интересуются историей религий. Нужна же какая-то замена… В душе бывают полости, пустоты, которые должны чем-то заполняться. Так любая рана должна, в конце концов, затянуться… Видел в энциклопедии картинку — дерево «береза» все в грибах. Возможно, для «березы» снами или религией были эти самые грибы, которыми она залечивала свои раны и заполняла гниющие пустоты.

Перечитал последние записи и заметил, что снова начал употреблять слово «клоны». Впервые за многие годы. Это я-то! Но здесь, далеко от Земли, оно уже не кажется оскорбительным. Все условно.

Проснувшись, вспоминал, как стоял с плакатом перед зданием суда. И как меня избили… Тогда я выкрикивал лозунг: «Перед Эволюцией все равны!» И все-таки люди били меня… Разве мне так уж нужно было избирательное право? Я далек от политики. Мы получили право входить в кафе для людей… Ах, господи, за это ли мы боролись!

Тот мальчик, который держал в руках плакат, хотел сказать всем только одно. Он, как и все, родился не по своей воле. И не его вина, что он появился на свет в этом теле… А главное — с этой душой. Я не оспаривал того, что тело мне отдал капитан. Так отец отдает тело сыну. Но душа! Послушайте! Неужели она могла быть точно такой же, как у него? И что это вообще такое?

Может быть, я сильно ошибался, когда тряс плакатом перед зданием суда. В ту пору мне не снились сны, и я считал себя обделенным. Если бы я знал, что это такое!.. Я думал, люди устроены сложнее нас, любое повторение несовершенно, и потому чувствовал свое унижение и боролся за равные права. Сейчас я понимаю, что был не прав. Каждому свое! Тот, кто выступает против расизма, сам в душе расист, просто потому, что понимает, что это такое. Свободный человек не ведает ни страха, ни унижения, как бы его не пугали и не унижали. Свобода внутри тебя, а плакаты и марши протестов тут ни при чем.

Я встал на колени и помолился:

«Non timebo milia populi circumdantis me. Exsurge, Domine, salvum me fac, Deus, quoniam intraverunt aquae usque ad animan meam. Infixus sum in limo profundi, et non est substantia»[2].

Мне снилось нечто вне разума, нечто вне меня. Я был на Земле — и вместе с тем, это была не та иссохшая морщинистая Земля, с которой мы взлетели.

То была младенчески влажная, зыбкая Земля. Зародыш Земли, край папоротников, копошащихся в тине червей и хрупких креветок. На горизонте извергался вулкан, и вода с шипением принимала в себя раскаленную лаву. Это было похоже на бесконечные родовые схватки — огонь пожирал воду, вода исторгала пар, пар становился дождем, дождь гасил огонь…

Мглистое небо обрушивало на землю шквальный дождь, а безбрежные болота извергали теплый туман. Их воды встречались, смешивая земное с небесным. Здесь были вечные жемчужные сумерки, и пока никаких континентов, никаких морей… Сплошная трясина, дождь и туман, и было так далеко до мальчиков с плакатами перед зданием суда… Но в каждом пузыре на поверхности болота, в каждой капле дождя было все предрешено. И я, и синяки на том, что я зову душой, загадочная смерть капитана, наш корабль, бунт, и этот лес на горизонте…

Тучи прорезал багровый шар. Вода вскипела, и горячие волны плеснулись на изменчивый болотистый берег. Нечто вонзилось в материнскую мглу болот и осталось там, затаившись, как зародыш… А потом на Земле появились грибы. Сперва образовалось нечто вроде влажной щетины. Затем на ней появились черные точки — шляпки, глаза? День пришел, и день ушел, и они стали выше папоротников и разумней креветок.

И я прожил во сне миллионы лет. Я видел первых чешуйчатых тварей, населивших Землю, и почва уже не прогибалась под тяжестью их медленных шагов. Я слышал тяжелый запах гниющих болот, под моей ногой хрустела, ломалась засохшая тина. И воздух становился все суше, а солнце ярче, дождь шел уже через день, а не каждую минуту… Наконец, я увидел деревья, похожие на те, что были в моей энциклопедии на самых первых страницах. А еще миллионы лет спустя я столкнулся с предком человека — сутулым, злым, заросшим рыжими волосами. А вот грибы…

Они стали меньше раз в пять. И если те особи, что вышли из корабля в первые минуты после падения, оказались сильней и разумней всех видов жизни на Земле, то эти были воистину жалки. Они все еще разглядывали странный, новый мир своими матовыми разноцветными зрачками. Так же вытягивали шеи, стараясь увидеть побольше, так же прятали головы, когда их хотели съесть…

В ту пору их как раз и стали массово поедать. И чешуйчатые твари, и волосатые предки людей, все хотели добыть это покорное, вкусное мясо, не способное ни ударить, ни укусить в ответ… Хотя, скажу я вам, в ту пору все ели всех. Если не ел ты — ели тебя.

Грибы пытались защищаться. Многие стали ядовитыми. Некоторые — несъедобными. Они меняли внешность быстро, чтобы охотники не могли их распознать, но это мало помогало. Тогда они стали уменьшаться и вскоре, чтобы найти их в зарослях травы и папоротников, приходилось низко нагибаться.

Чешуйчатые твари вымерли, а грибы выжили. Мир менялся так стремительно, что у меня кружилась голова. Появлялись и пропадали континенты, разверзались пропасти и поднимались горные хребты — а они жили, исподволь разглядывая мир, окончательно спрятав тело под землей и выслав наружу разведчиков — свои глаза.

Они были инородцами в этом изменчивом, коварном мире. Но сумели сохранить себя, приспособиться, переждать, притвориться своими. У них была цель — когда-нибудь вернуться на свою планету, на родину. Не знаю, что случилось с их кораблем, но починить его они не смогли, построить новый тоже. Им оставалось только ждать попутки…