Тайна, в которой война рождалась… (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну) - Игорь Овсяный

Премьер-министр еще не пришел к столь пессимистическому выводу и полагает, что можно найти какой-то выход. По его мнению, этот выход лучше всего искать в рамках прямого обмена мнениями между г-ном Гитлером и им. Он намерен прибыть в Берлин… (дата) в… часов. Времени, разумеется, мало, и поэтому он вынужден уведомить о своем прибытии лишь незадолго до него. Он, однако, надеется, что г-н Гитлер пожелает встретиться с ним. Премьер-министр готов прибыть в любое место, которое будет сочтено подходящим для этой цели.

Если же выступление произведет впечатление «умеренного», послание следует сформулировать так: после изучения текста этой речи премьер-министр вправе думать, что наши усилия добиться мирного и удовлетворительного решения окажутся, возможно, успешными».

После отъезда Гендерсона в Берлин 31 августа для Чемберлена начались дни, полные напряженного ожидания. Пристально следя за развитием обстановки, он должен был определить момент для осуществления своего замысла. «Если он удастся, – писал в те дни премьер в одном из частных писем, – его значение выйдет за пределы настоящего кризиса и, возможно, представится случай осуществить полную перемену международной обстановки».

Пожалуй, трудно найти в английской истории другой пример, когда личные взгляды и расчеты человека, стоявшего у штурвала государственного корабля, так полно и красочно выражали бы мировоззрение и надежды ее социальных «верхов». Кость от кости своего класса, сын видного идеолога британского империализма, сам крупный фабрикант, Невиль Чемберлен впитал с молоком матери характерное для состоятельных кругов Англии предубежденное отношение к неизбежному движению времени. Его характер, как политического деятеля, формировался в ту эпоху, когда солнце Британской империи начало быстро клониться к закату. Многолетние усилия остановить необратимый процесс развили в нем редкое упрямство, а неизменная поддержка со стороны крупного капитала – неоправданную самоуверенность. «Он считал себя способным, – ядовито замечает У. Черчилль, – понять все проблемы Европы и даже всего мира… У него было свое законченное мнение обо всех политических деятелях того времени в Англии и в других странах, и он считал, что может иметь дело с любым из них».

Те, кто привел Чемберлена к власти, не были смущены некогда брошенной Ллойд Джорджем фразой, что политические взгляды нового премьера ограничены кругозором «провинциального фабриканта железных кроватей». Они и не ждали от него откровений. Им нужен был послушный исполнитель, способный провести в жизнь замыслы наиболее реакционных и антисоветски настроенных кругов. Разумеется, прогрессивное общественное мнение страны могло поставить на этом пути немало преград. Тем более ценным казалось английским тори пресловутое упрямство нового главы кабинета.

Пытаясь реабилитировать политический курс правящих кругов западных держав накануне второй мировой войны, буржуазная наука фальсифицирует подлинный смысл позорного мюнхенского сговора. Все дело она пытается свести к случайному стечению обстоятельств, к слабостям и ошибкам отдельных политических деятелей и, в частности, Чемберлена. Указывая на отсутствие гибкости ума как на наиболее характерную черту английского премьера, Дж. Уиллер-Беннет пишет, что Чемберлен к тому же не любил «окольных» путей дипломатии и предпочитал более прямые методы, употребляемые в торговле. «Обладая мышлением бизнесмена, он привык к заключению сделок, в результате которых, хотя вкладчики и акционеры какой-либо вспомогательной компании могут временно понести ущерб, корпорация в итоге будет в выигрыше».

Не рискуя оспаривать губительные для дела мира последствия Мюнхена, буржуазная историческая наука на все лады фальсифицирует мотивы, какими руководствовались его организаторы. Главный аргумент, который обычно приводится в этих целях, сводится к следующему. Чемберлен якобы находился перед «ужасным выбором»: военное столкновение с Германией или попытка договориться с Гитлером. Но если альтернативой «умиротворению» была война, мог ли Чемберлен пойти на этот риск, когда Англия еще была не готова к такому испытанию?

Огромный интерес в связи с этим представляют ставшие доступными протоколы секретных заседаний английского правительства. В отличие от документов, опубликованных ранее Форин оффисом и содержащих лишь информацию от британских послов в Берлине, Париже и Праге, а также направлявшиеся им инструкции, из которых заботливо изъята аргументация предпринимавшихся действий, протоколы кабинета раскрывают то, что на протяжении трех десятилетий правительство не рисковало вынести на суд истории. Несмотря на характерный для них лаконизм и многочисленные умолчания, они раскрывают подлинные мотивы курса, проводившегося в тот период британскими «умиротворителями».

Убийственные для организаторов Мюнхена разоблачения содержит, в частности, протокол заседания английского кабинета 30 августа 1938 г. Министр иностранных дел Галифакс сделал для членов кабинета обзор международной обстановки. Единственным средством предотвратить нападение Германии на Чехословакию, признал он, было предупредить Гитлера о решимости Англии вступить в этом случае в войну. Однако Галифакс был против подобного курса.

«…Он спрашивает себя, – говорится в протоколе, – оправдано ли идти на безусловную войну сейчас ради предупреждения возможной войны в будущем?»

Смысл сказанного Галифаксом сводился к следующему: зачем Англии вступать в борьбу с Германией, когда, отдав ей Чехословакию и направив таким образом ее агрессию на Восток, против СССР, может быть, удастся избежать войны?

Искренность и прямота не относились к числу достоинств министра иностранных дел. «Лорд Галифакс, – отмечает один из его биографов, – никогда не выходил из тумана мифов, которые окружали его имя. Он внимательно слушал, что говорили подчиненные, но редко сообщал им свое мнение. Держался он обособленно и уклончиво». Тем больший интерес представляют заключительные фразы его доклада. Лишь тут он позволил себе неосторожность на мгновение откинуть обычную маску миролюбия.

«Нельзя гарантировать, – заявил он, – что эта политика принесет успех, но единственной альтернативой является применение прямой угрозы в отношении Германии. Он хочет, чтобы ясно было понято: если эта политика потерпит неудачу, правительству будет предъявлен упрек, что, прояви оно только мужество в своих убеждениях, оно могло бы предотвратить несчастье. Его обвинят также в отказе от принципов коллективной безопасности и тому подобное. Но эта критика не трогает его».

Куда девалась «обезоруживающая мягкость манер» потомственного лорда? Его точка зрения сформулирована резко и прямо. Сделанное им резюме – не несколько случайно сорвавшихся фраз, а формула глубоко продуманного и отстоявшегося курса. У министра иностранных дел нет сомнений, что можно спасти Чехословакию и создать барьер на пути германо-фашистской агрессии. Но он уклонился от обсуждения имевшихся возможностей противодействия агрессии на основе сотрудничества Англии с другими государствами и без всяких аргументов отмел «коллективную безопасность и тому подобное».

Галифакс предложил другой курс, опасность которого была очевидна, надежда на успех сомнительна, но который представлял неудержимый соблазн. Указание премьера хранить «план Z» в строгой тайне кладет печать на его уста. Он лишь позволяет себе сказать, что следует оставить Гитлера «теряться в догадках» о намерении Великобритании. Но о каких «догадках» можно говорить, когда он лично в беседе с Гитлером менее года назад дал понять, что Англия не будет настаивать на сохранении статус-кво в отношении Австрии, Чехословакии, Гданьска, что она готова превратить их судьбу в предмет торга с Германией, оговорив лишь условие, чтобы рейх не прибегал открыто к насильственным мерам, а действовал путем «мирной эволюции»[73].

В поддержку предложенного Галифаксом курса выступил Чемберлен. Все сказанное им имело одну цель – доказать нецелесообразность принятия Англией каких-либо мер для спасения Чехословакии.

«Допустим, – сказал он, – что мы прибегли к угрозе и что в данном случае она даст желательные результаты; будет ли это концом истории?»

Выступление Чемберлена подсказывало мысль – дело явно идет к большой войне. Не лучше ли Англии поэтому остаться пока в стороне, не оказывая противодействия движению Гитлера на восток?

Одним из аргументов, наиболее настойчиво выдвигаемых защитниками Мюнхена, является утверждение, что западные державы были вынуждены уступить перед шантажем Гитлера якобы в силу недостаточной их подготовленности к войне. Марксистская наука давно уже вскрыла несостоятельность подобной версии. Протоколы британского кабинета полностью подтверждают этот вывод.