Фанфан-Тюльпан - Пьер Вебер

Камеристка вздохнула с облегчением. Выводы Фегреака сняли камень с ее души.

Маркиза де Помпадур ответила тоном, полным иронии:

— Таким образом, сударь, вы полагаете, что эти люди были обычные воры? Но я, напротив, твердо уверена, что эти негодяи имели определенную цель — убить меня!

— Мадам, позвольте мне в этом усомниться!

— Что ж, у вас своя версия, сударь, у меня — своя. Вы можете быть свободны.

Расстроенный ее ответом, секретарь повиновался, бормоча:

— Во всяком случае, мадам маркиза, мы непременно выясним, кто сообщники убитого, и доложим о результатах расследования лейтенанту полиции, который, разумеется, лично будет руководить дальнейшими розысками.

Когда Фегреак удалился, маркиза услала госпожу Ван-Штейнберг и сказала госпоже Фавар:

— Этот болван решительно ничего не понял. Я убеждена, что покушение было задумано давно и готовилось заранее. Но я скажу все королю. Необходимо, чтобы истина была раскрыта до конца.

— Мадам, — ответила актриса, — я совершенно согласна с вами. Очень рассчитываю на то, что виновных найдут и арестуют и что они будут наказаны, как того заслуживают. Но, мадам, приближается утро, и я прошу вашего разрешения уехать к себе домой и выяснить, что произошло с нашим Фанфаном. Мы не должны допустить, чтобы он проявил неосторожность.

— Поезжайте! — воскликнула маркиза. — И поблагодарите его от меня еще раз. Он — храбрый мальчик, и я желаю ему всяческой удачи!

Обе дамы почтительно откланялись, поцеловали руку маркизы и поспешно отправились к своей карете; лошади уже ржали в упряжке у главного входа в замок.

Оставшись одна, маркиза де Помпадур подошла к окну. Она поглядела на роскошный парк перед окнами замка, вздохнула и сказала, глядя вдаль взглядом, полным ума и лукавства:

— Мое бегство в Шуази могло бы дорого мне обойтись. Но зато теперь, я уверена, оно даст мне много преимуществ!

Глава XX,

в которой Бравый Вояка убеждается, что шелковая веревка куда надежнее, чем все хитросплетения сочинителя пьес

Маршал Саксонский приехал в свой замок Шамбор после тяжелого и утомительного путешествия. Как только он обосновался в великолепном поместье, подаренном ему королем в благодарность за его заслуги, его сразу же охватила скука, и результатом ее было то, что темпераментный воин начал почти непрерывно ощущать приступы подагры, а вскоре они перешли в непрерывную мучительную боль.

В то утро, после бессонной ночи, он сидел в своем рабочем кабинете, украшенном портретами знаменитых королей Франции. Вытянувшись в глубоком кресле, положив забинтованную ногу на табурет, в парике, надетом кое-как, и все время морщась от боли, он с выражением нарастающей ярости наблюдал за своим домашним врачом, доктором Жеромом-Гиацинтом Симоненом, который сидел с тревожным выражением лица в нескольких шагах от него, и его тощий профиль вырисовывался на фоне окна.

Этот ученый врач, которого называли просто Симонен, был маленький человечек с невзрачной внешностью и слезящимися глазами, непрерывно моргающими за стеклами огромных очков в костяной оправе. На нем был плохо напудренный грязно-серого цвета парик, пряди которого спускались с обеих сторон худого лица. Глядя на него, хотелось сравнить его с маленьким спаниелем, делающим стойку перед большим догом, лежащим на подстилке.

Доктор Симонен ждал, пока маршал перестанет ворчать; воспользовавшись паузой, он решился заговорить:

— Господин маршал, этот приступ — второй за последние два месяца, и я очень обеспокоен…

Маршал ответил ему свирепым взглядом.

— Господин маршал, — продолжал врач, — надо было бы, хотя бы пока длится приступ, отказаться от вина, от крепкого спиртного, от дичи, от говядины, от жареного и от сладкого…

— И еще от чего?! — зарычал военачальник.

— Нужно питаться, — советовал робко и терпеливо врач, — овощным бульоном три раза в день.

— Гром и молния!

— Вы много едите и, особенно, много пьете, господин маршал…

— Дьявольщина! — ревел маршал громовым голосом. — Ты меня считаешь пьяницей, что ли?

И, схватив с табурета палку, он, уже вне себя от гнева, хотел поколотить бедного врача. Тот, достаточно хорошо знакомый с взрывами своего неукротимого пациента, уклонился от удара и воздел длани к небу, призывая в свидетели собрата по медицине, Эскулапа. Маршал уже чуть-чуть приподнялся, чтобы броситься за Ним, но это усилие вызвало такую резкую боль, что он в изнеможении упал в свое кресло, продолжая рычать, и вскоре немного утих.

Выбегая из кабинета с опущенной головой, несчастный доктор налетел на лакея и сбил с него парик. Но и это не остановило его. Он кинулся в комнату стражи с такой стремительностью, словно на нем горело платье.

Невозмутимый лакей поправил парик, подождал, пока маршал перестал клясть всех богов и чертей, — а их было много! — затем, пользуясь минутой передышки, открыл дверь и объявил:

— Управляющий труппой госпожи Фавар просил оказать ему честь быть принятым господином маршалом.

Услышав любимое имя, Морис Саксонский сразу сменил гнев на милость и почти веселым голосом приказал:

— Ну, ладно, бездельник, пригласи этого чудака сюда!

Бравый Вояка, проехав без единой остановки весь путь, в самом деле прибыл в Шамбор. Еще вчера, выйдя из тюрьмы Фор ль'Эвек, он покинул Париж на почтовой лошади, рассчитывая переночевать в какой-нибудь гостинице и продолжить путь на следующее утро. Но неожиданный случай ему помог. В Этампе, когда он приготовился к заслуженному отдыху в гостинице «Оловянное блюдо», рядом с ним за столом оказался капрал экипажа, который осуществлял регулярную связь между генеральным штабом и Шамбором. Ветеран и солдат за кружками пенистого вуврэ сразу же познакомились. И кавалерист, который вынужден был ездить по ночам на перекладных и рад был случайному попутчику, предложил старику, поскольку тот тоже направлялся в Шамбор, поехать с ним вместе. Письмо, которое вез Бравый Вояка, было официально адресовано маршалу, что позволяло ему получить в любое время суток лошадей, нужных для его доставки. Хотя старик устал, но предложение принял с энтузиазмом, так как очень хотел прибыть как можно скорее к месту назначения. Таким образом, они вдвоем путешествовали при лунном свете, внося разнообразие в монотонность ночной езды старыми военными шуточками, которые были в ходу во все времена во французских войсковых частях.

Итак, Бравый Вояка, весь в пыли, с болью в пояснице, ждал аудиенции у маршала. Старый солдат с восхищением и почтением рассматривал величественное старинное оружие и доспехи, развешанные по линеечке на стенах огромной комнаты охраны, и говорил себе, что ему повезло жить в эпоху, когда все это громоздкое железное снаряжение больше не нужно, чтобы выполнить столь срочное поручение. В это время вошел лакей и церемонно пригласил его следовать за ним. Когда они прошли целую анфиладу комнат, слуга исчез, сказав, чтобы он вошел в кабинет маршала.