Постельный режим - Сара Билстон

— Больно? Как ты? Тебе плохо? Эй, кто-нибудь, ей плохо! Дайте ей что-нибудь! Ну что, так лучше?

Я чувствовала руки хирурга у меня в подреберье.

— Та-ак, ножки у меня… Тяну… тяну… есть! — восклицает он и весело заключает: — Вот и наш здоровенький мальчишка!

Пауза, короткий миг тишины и — крик, от которого тает материнское сердце.

Врачи из отделения детской интенсивной терапии взвешивают, обмеривают малыша и уходят со своими тележками, инструментами, инкубатором, в другую родильную палату, к другой женщине, к другому младенцу. Здесь они больше не нужны. Нашего сына вручают Тому, и тот стоит с полным смятением на лице. Самюэль Квинси удивленно разглядывает своего отца.

Все двадцать минут, что хирург штопает меня, наша троица глазеет друг на друга. Мы с Томом прикидываем, на кого из бабушек-дедушек он похож, а сын помалкивает.

Никаких видимых нарушений, говорят нам, хотя при весе в три триста он мог бы быть и подлиннее. Но ребенок здоровый, кричит громко и требовательно. «А я что говорила, этот парень еще задаст вам жару!» — ухмыляется доктор Вейнберг, заглянув проведать нас несколько часов спустя. Она гладит пальцем детский лобик, мы вежливо благодарим, но в этой палате она явно лишняя, воспоминание о другом мире, другой жизни, от которой нас уже отделяет целый океан.

Той ночью спали мы мало, все вместе в одной комнате, и новое чувство близости соединило нас с мужем. Своим существованием Самюэль обязан нашей любви; крохотное тельце — живое ее подтверждение.

А утром, когда Самюэль спал у меня на руках, Том подошел и присел рядом с нами на кровать. Взял меня за руку и поверх головки нашего сына заглянул в лицо.

— Я хочу что-то сказать тебе, Кью, — шепнул он, не сводя с меня сине-зеленых глаз.

У меня внутри все похолодело.

— Пожалуйста, Том, не надо, — зашептала я. — Только не сегодня! Если ты решил уйти, скажи об этом в другой день, но не сегодня.

Свободной рукой я гладила нежные кудряшки сына, а по щеке у меня катилась горячая слеза.

Муж крепче стиснул мне руку:

— Господи, Кью, я совсем про другое! Ну же, посмотри на меня. Посмотри, пожалуйста! Я хочу рассказать, о чем вчера утром говорил с Филом, нашим старшим партнером, как раз когда ты звонила из «скорой».

Я устало вздохнула:

— Ну да, понятно. Он, надо думать, сообщил, когда тебя повысят. Режим работы, обязанности, все такое. Право слово, Том, ты после все мне расскажешь. Поговорим, когда я вернусь домой.

— Да послушай же меня, Кью! Все совсем не так. И сказал он мне вот что: они не станут рекомендовать меня в партнеры. Все кончено, Кью. Я не вытянул. Не быть мне партнером у «Кримпсона».

Маленький Самюэль засопел у меня на руках, открыл ротик и зевнул, как котенок. Вздохнул, теснее прижался ко мне.

Я посмотрела на спящего сына, потом на мужа. Что он такое говорит? Быть этого не может!

— Они тебя не рекомендуют? Но ведь ты работал как вол, все шло так здорово! Уму непостижимо, Том, ей-богу…

— Точно, — тяжело вздохнул он, — непостижимо. Может, дело в последних месяцах — я, признаться, был довольно рассеян из-за тебя и ребенка, — а может, и не в этом. Думаю, мне так и не простили прошлогодних неудач, да к тому же я повел себя слишком «самоуверенно» (по словам Фила) с Рэндоллами. У фирмы одно желание: чтоб все было шито-крыто, главное — защитить клиента, любыми способами. А я… Ну ты понимаешь, Кью, правда? Ты и сама бы на такое не пошла. И это нравится мне в тебе больше всего. — Он нежно чмокнул меня в ухо. — Этих ребят надо вывести на чистую воду, и я не собираюсь их покрывать. Честно говоря, дела у меня на работе уже давно не ахти. Словом, пора искать другое место. Твой муж практически безработный. Что ты на это скажешь?

В глазах его сверкали слезы. И все же мне вдруг показалось, что он вовсе не так сильно огорчен, как можно было ожидать.

— Мы с тобой, родная, здорово не ладили в последнее время. Наверное, мне надо было объясниться, я ведь чувствовал: шансы на должность тают на глазах, вот и крутился как заведенный, пытался удержать все под контролем, укрепить как-то свое положение. А потом все посыпалось, и я не осилил…

Я тихонько высвободила руку из-под Самюэля и погладила Тома по щеке.

— Я проиграл, Кью, — дрогнувшим голосом сказал он, — но мне почему-то кажется, что из-за меня в проигрыше осталась ты.

Может, он и не так сказал, может, мне только хотелось, чтоб он сказал именно эти слова, но голову даю на отсечение, имел в виду он точно это. Или что-то вроде того. Меня захлестнула волна нежности.

Пора. Сейчас или никогда. Кью должна покаяться.

— Том… (Пауза.) Я… (Пауза.) Сделала кое-что плохое… — Я закусила губу. Между нами лежал Самюэль. Том, наверное, страшно разозлится. — Очень плохое. Вот уже несколько месяцев я помогаю жильцам Рэндоллов. Потому что мне их ужасно жалко. А на днях я… э-э… заглянула в твою черную папку! — выпалила я. — В ту, что ты случайно забыл дома. Обнаружила твое письмо Филу и… и прочитала.

— Что ты сделала? — выдохнул он.

Самюэль пошевелился.

— Что ты сделала? — повторил Том шепотом и замер с открытым от изумления ртом.

Я прикинула — какие у меня на руках карты, с какой пойти? Вот джокер: я дурочка, я плохо себя вела, но ты, шалунишка, поцелуй меня, и не будем об этом вспоминать. А вот королева, надменная и холодная: не тебе учить меня этике, мой друг, у тебя самого вот-вот земля уйдет из-под ног.

В конце концов я решила перестраховаться и выложить обе карты разом. Сработало.

— Безумие, Кью, чистое безумие! Но это я виноват — ты с утра до ночи одна-одинешенька, тут поневоле свихнешься, — вздохнул Том. — И откровенно говоря, — на губах его промелькнула тень улыбки, — когда повалили грозные письма от «Шустера», я и сам догадался, что без тебя не обошлось.

Я усмехнулась в ответ и, когда он повернулся за стаканом воды, облегченно перевела дух. Его преданность «Кримпсону» явно шла на убыль, и в последующем отрывистом и горячем разговоре вполголоса я заметила, что про фирму он говорит не «мы», а «они».

Мы бросились бы целоваться как шальные, но между нами спал наш сын, а потому, когда все слова кончились, мы просто сидели и смотрели друг на друга, крепко-крепко держась за руки.

Сейчас Том дома, собирает детские вещи и туалетные принадлежности для меня и мамы — она ночевала в больнице. До чего милой она стала, такой тихой, ненавязчивой, вся сияет от гордости. Настоящая бабушка.

— Какой он красивый, Кью, — сказала она, когда я в первый раз дала ей в руки своего сына. — Чудо какой красивый! Ты молодец, Кью. Честное слово, молодец!

69

Днем приходили Брианна и Марк.

— Очень миленький, — сказала Брианна, заглядывая в кроватку. — Хм, а у него все пальчики на месте? На ручках, на ножках? Вообще все остальное?

Похоже, всех слегка удивляет то обстоятельство, что у него не две головы. Все явно ждали, что эти три месяца добром не кончатся.

Марк осторожно вынул Самюэля из кроватки, уверенным отцовским движением прижал к плечу и с улыбкой обернулся к Тому:

— Симпатичный парнишка. Я так рад за вас!

Потом дружески похлопал Тома по спине, поцеловал меня в щеку и вытащил бутылку «Пайпер Хайдсик».

Мы разлили теплое шампанское по бумажным стаканчикам, закусили чипсами из больничного буфета.

— Ну так как, ребята? — Марк еле заметно усмехнулся. — Стоило ради этого мучиться, терпеть ваш постельный режим?

Мы с Томом взглянули друг на друга, потом на Самюэля. Стоило? Да, конечно.

— Хотя… Я тебе не говорил, Кью, боялся, это пошатнет твою решимость, но лично я не уверен, что он, режим то есть, был так уж необходим, — на полном серьезе заявил Том. — По-моему, как только у беременной начинаются какие-то проблемы и врачи не знают, что с этим делать, они тут же отправляют ее в постель. Викторианством отдает, если хотите. Но ради детей идешь на все, ведь так? — Он улыбнулся Самюэлю.

Я кивнула. Это точно. Идешь на все.

Никто не обмолвился ни словом, но все вспомнили о беременной Ларе. Всего каких-нибудь пять месяцев — и Марк снова придет сюда, на этот раз за своим собственным сыном, маленьким мальчиком, который войдет в этот мир, имея лишь, так сказать, половину родителей. Точно знаю — Том подумал об этом же, потому как, забирая у Марка Самюэля, украдкой поцеловал нашего мальчика в темечко и крепче прижал к себе.

Пока мы с Томом и Марком оживленно говорили о родах, о грудном вскармливании, о диковинной смеси восторга и усталости в первые дни после появления ребенка, Брианна, похоже, чувствовала себя не в своей тарелке. Кончилось тем, что она вся как-то сникла и ушла в себя. Я пыталась разговорить ее на другие темы — работа, друзья, — но она все поглядывала печально на озабоченное лицо Марка («Когда Эдуард родился, Лара целую неделю едва могла встать на ноги. Это ужасно — видеть, что любимой женщине так больно. Но Эд, по крайней мере, был спокойным ребенком, не то что Люси. Эта начала орать, как только высунула голову наружу»). Я обещала Брианне в самое ближайшее время сводить ее в ресторан, в благодарность за дружбу и поддержку, но она, по-моему, даже не услышала. Полчаса спустя они ушли, каждый погруженный в свои мысли.