В просторном мире - Михаил Никулин

— Миша, а председатель согласен с нами?

— Согласен, — улыбнулся Миша.

По пути к ферме им попалась стайка гусей — семнадцать штук. И вдруг передний гусь закричал так знакомо, что Миша и Гаврик остановились и стали присматриваться к нему.

Да, это был, безусловно, тот самый гусь, что громче всех кричал вдогонку золотистому петушку и беленькой курочке: «катай-катай!»

Незаметно Миша и Гаврик подошли к Крутой лощинке. На дне ее, в глинистом углублении, похожем на ковшик, кипел небольшой говорливый родник. Его прозрачная вода, стекая в загнутый кверху конец трубы, бежала по ней под уклон, к низкой постройке молочнотоварной фермы.

— Гаврик, я не угадаю: этот конец «прямого провода» был на «Большой земле» или на «Острове Диксон»?

— Миша, да что ты! Ну, конечно, на «Острове»!

— А как ты узнал?

— А ты присмотрись получше к левому краю — он же немного согнут.

Миша, не доверяя глазам, погрузил в воду два пальца и потом протяжно сказал:

— Да-а!

Гаврик рассказал, как однажды он по глупости от досады стукнул по трубе молотком:

— Что-то оперативное надо было передать тебе. Зову, а «Большая земля» заглохла, и ни звука! Я разгорячился и молотком стукнул.

Прислушиваясь к бульканью родника, ребята говорят, что теперь там, на ферме, телята и коровы пьют вкусную родниковую воду. Они договариваются обязательно скоро проведать коров и телят. Им особенно хочется увидеть телка «Трактора», посмотреть, хорошо ли ему на новом месте.

— Пошли теперь в школу. Зинаида Васильевна, наверное, уже там, — предложил Гаврик, и они направились к школе.

Войдя в коридор школы, где пахло свежей сосновой древесиной, они сразу заметили, что учеников, собравшихся для предварительной проверки, было очень мало. Это были те же самые мальчики и девочки, которые вчера встречали их. Точно стараясь заполнить просторный коридор, школьники перебегали с места на место, смеялись, спорили. Кто-то из новичков настойчиво вразумлял товарища.

— Витька, куда ты лезешь прямо в третий класс?

Ученики постарше посмеивались над Витькой:

— За день пройдет три класса, за другой — четыре..

— А потом придет за аттестатом.

Из учительской, где стоя разговаривали майор Захаров, Ольга Петровна и Зинаида Васильевна, вышел Алексей Иванович. Миша и Гаврик, зная его беспокойный характер, поспешили уступить ему дорогу, но председатель колхоза, будто понимая их мысли, сказал:

— Сейчас никуда не спешу. Майора проводить надо. Заслужил человек внимание и уважение.

Алексей Иванович был весел. Засунув руки в карманы серого френча, пошитого из шинели, он торопливыми шагами прошел к маленьким школьникам и стал их вразумлять:

— Вы же, малые, у старших спрашивайте, какой номер на дверях, на табличке, написан… А таблички прибиты вот такими гвоздиками. — Он вынул несколько гвоздиков из кармана френча и, показывая их ребятам, охотно пояснил: — Гвоздики хорошие, а найти их на голом месте было не так легко.

— Миша, майор совсем уезжает? — обеспокоенно спросил Гаврик.

Миша неопределенно повел плечами. Наташа Копылова, девочка с карими, умными и чуть строгими глазами, услышав вопрос Гаврика, ответила:

— Майор сейчас уезжает в район, а оттуда — на фронт.

Алексей Иванович, выходя из учительской, дверь оставил открытой. Мише и Гаврику видно было, что Зинаида Васильевна, завуч Ольга Петровна и сейчас только подошедший к ним Валентин Руденький разговаривали с майором взволнованно, радостно и в то же время немного грустно… Так разговаривают только с близкими людьми, надолго отъезжающими из дому. Неожиданная новость вызвала у Миши и Гаврика грустное сожаление, в котором было и зло на фашистов и зависть к майору, уезжавшему на фронт.

Из учительской, касаясь нового неокрашенного пола только носками своих маленьких туфель, выскочила Ольга Петровна.

— В классы! Скорей заходите в классы! — замахала она маленькой ладонью.

Через несколько секунд в коридоре никого не осталось. В классах еще гомонили с минуту, а потом неожиданно голоса стихли.

Миша, Гаврик и Наташа Копылова стояли сейчас среди комнаты, на двери которой было написано- «6-й класс». К ним вошел Юрий Зубриков, рослый паренек с большим рыжим чубом, в сапогах, в распахнутой черной поддевочке, в бежевой куртке на застежке «молния».

— В седьмом я пока один. Другие умнее нас не возвращаются из эвакуации, — громко заговорил он и почему-то засмеялся. — Да я и сам, может, уеду опять на Урал. Тут даже сидеть-то не на чем… Желающих приглашаю. Моя тетушка там шеф школы. Скажу — со мной приехали.

Юрка встряхнул головой, чтоб показать, как рассыпается его рыжий чуб.

Миша и Гаврик уже видели настоящих шефов, знали им цену, сами мечтали скорей стать шефами и потому ничего не ответили Зубрикову.

— Наташка, поедем со мной… Там хоть и морозы, но у меня шуба и валенки… Ничего…

— А у меня валенок нет, — сказала Наташа и, отойдя от Юрки, стала между Мишей и Гавриком.

Разговор невольно оборвался. Все четверо теперь молча прислушивались к голосам взрослых. Сейчас говорил майор:

— Ребята вот за этим окном, говорят, было у вас сельпо. Туда бегали за тетрадями и карандашами… Теперь там, как и кругом, — пустое место. Кто разрушил все это?

— Гитлеры! — вдруг ответил ему заикающийся, хрипловатый мальчишеский голос, вздрогнувший на звуках «л» и «р».

В шестом классе сразу узнали, что майору за все одноклассников ответил Саша Котиков. Он был много дней под сильной бомбардировкой и стал заикаться. Порок речи сделал его застенчивым и молчаливым, и потому в шестом классе заговорили:

— Сашка-то нынче какой разговорчивый! — обрадовалась Наташа.

— Запомнил фашистов на всю жизнь, — пояснил Гаврик.

…Против раскрытой двери шестого класса неожиданно появился майор Захаров. Круто повернувшись в сторону следовавших за ним Зинаиды Васильевны, Ольги Петровны, председателя колхоза и Валентина Руденького, он настойчиво заговорил:

— Товарищи, больше я в классы не захожу. Вы незаслуженно долго прощаетесь со мной. Потом же надо спешить на станцию… Да-да! И мне надо спешить и вам, Ольга Петровна!

И он с шутливой угрозой выставил руку с наручными часами.

— Но в шестой-то класс вы хоть на секунду да заглянете, — сказала Зинаида Васильевна, не сомневаясь, что майор сделает так, как она советует ему.

— Невозможное дело — не зайти к хорошо знакомым людям, — решительно отмахиваясь от слов майора, заговорил Алексей Иванович.

Майор повернул голову и увидел Мишу и Гаврика.

Показывая Мише и Гаврику свои часы, он сделал вид, будто щелчком сбил стрелки в обратную сторону, и, обрадовавшись этому, как находке, сказал:

— А вот теперь у нас есть время, чтобы попрощаться с друзьями!

Ступив через порог, майор остановился, задумчиво глядя на Мишу и Гаврика и одновременно прислушиваясь к оживленному, веселому разговору Алексея Ивановича.

— Товарищ майор, посмотрите в это окно, на бугор… и увидите тех самых коров, что они пригнали… А дальше, в степь киньте взгляд, где дым и пламя, там на конях свозят сорняки и жгут их.

У майора от этих слов вдруг на сердце стало так хорошо, что он растроганно заговорил:

— Да, Алексей Иванович, я вижу и коров и лошадей. Вижу, что колхозники жгут сорняки, а завтра придут туда тракторы поднимать зябь… Знаю, что до этого дыма — четыре километра, а от зари вы побывали там уже два раза…

— Откуда вы это знаете? — с шутливой недоверчивостью спросил Алексей Иванович.

— Френч ваш дымом здорово пропах, — ответил майор, кладя руку на плечо председателя колхоза. — Все вижу и скажу там, что вы не из таких, чтобы перед трудностями склонять голову.

Миша и Гаврик могли поручиться, что майор, глядя вдаль перед собой, думал сейчас о фронте, о пушках, об артиллерийской подготовке, и не удивились его словам:.

— Я о вас расскажу все, что знаю, артиллеристам. Обещаю вспоминать, когда из пушек будем бить по врагу.

Не привыкший говорить длинно, майор вдруг нахмурился. Быстро обшарив карманы кожаного пальто, он достал три новенькие записные книжки с вложенными в них карандашами. Одну он дал Мише, другую — Гаврику, а третью — Алексею Ивановичу.

— У больших хозяев всегда найдется что записать. Тем более, что вам, дорогие друзья, — обратился он только к Мише и Гаврику, — надо возрождать пионерскую организацию. Что и как надо делать, спросите у них, — оглянулся он на Валентина Руденького и на Зинаиду Васильевну. — Мы кое о чем уже договорились. Я знаю, что на вас можно надеяться и в самом трудном деле.

Он прощался с Мишей и Гавриком без снисходительности взрослого человека. Но под конец, когда покрасневший от нетерпения Миша сильно толкнул Гаврика и Гаврик, порывисто вздохнув, спросил: «Товарищ майор, неужели ж нам никак нельзя с вами на фронт?», он вместе со всеми засмеялся и, прежде чем выйти в коридор, успел обоим взъерошить волосы.