Золотая Колыма - Герман Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дождешься, на-ко выкуси! — оборвал кто-то из хабаровцев.
И пошло:
— Транспорт где, Оглобин?
— Жрать чего, Оглобин?
— А золото где? Ученые, где золото? — это уже к разведчикам.
— Где обещанные участки?
— Понаехали на нашу шею...
— Праздник... Какой праздник на пустое брюхо?
Филипп Диомидович отступил в передний угол, встал под красное знамя, которое смастерил из своей кумачовой рубашки:
— Тихо, товарищи! Вот сделаю доклад, и все будет ясно!
— Какой еще доклад?!
— Опять про Чемберлена?
— Долой Чемберлена!
— Долой доклад!
— Пустое брюхо к докладу глухо...
— За транспорт говори!
— Скоро, товарищи, скоро должен подойти олений караван. Большой аргиш.
— Большой аргиш — шиш! Где он?
— Сами, товарищи, видите, какая зима выдалась. Такой, говорят, здесь не бывало. Снегу выпало много, рыхлый он, мы вот пошли в Олу, да вернулись...
— Трех лошадей за перевалом оставили, кобыла ваша мать!
— Да, три лошади пали, трех пришлось пристрелить... Рано вышли, поторопились. Теперь, видите, морозы ударили, наст будет, и караван наверняка пройдет. Он теперь, в пути, наверное. Скоро придет. А там, глядишь, и золото пойдет побогаче: сытому завсегда счастье подваливает...
— Подвалит — держи шаровары шире, а то не унесешь!
— Ученые обещали новые участки, да кукиш кажут.
— Какие они ученые! У них у самих в шурфах пусто.
— А премии получают за пустые шурфы-то...
— Им жить можно — у них жрать есть что и спирту завались!
— Они спирт, как буржуи шампанское, со льдом пьют. Для энтого на мороз вывешивают.
— Товарищи! — встрепенулся Раковский.— Вы тут преувеличиваете! Премии наши рабочие действительно получили за октябрь, потому что работали каждый за двоих... Ведь вы-то не пошли на шурфовку! Пошли бы, работали так же, как наши разведчики, получили бы и премии, а может, и по сто граммов спирта к празднику, хотя спирт у нас не для того, чтоб пить... Вывесили мы бутылки на мороз ради научных целей. Это понимать надо, товарищи... А что касается золота и новых участков, то ничего от вас никто не утаивает. Да, ключик Безымянный, как устанавливает наша разведка, оказался бесперспективным, то есть золота в его долине нет, и передавать вам на промывку нечего.
— А зачем нас сюда зазвали?
— Никто вас не звал! — в один голос ответили Билибин и Оглобин.
— Но мы дело не свертываем, товарищи,— продолжал Раковский все так же выдержанно и спокойно.— Напротив. Намечаем поставить разведку от устья Безымянного вверх по Среднекану. Возможно, россыпушка, за которую тут зацепились, в далекие геологические эпохи принесена древней рекой оттуда. Так, Юрий Александрович?
— Весьма возможно,— уже спокойнее и миролюбивее отозвался Билибин.
— И еще,— продолжал Сергей Дмитриевич.— По рассказам Поликарпова, Филиппа Романовича, Гайфуллина, Софрона Ивановича, давно работающих здесь, где-то в долине Среднекана мыл золото Бориска. И, как вы слышали, богато мыл!.. Но где, на каком ключе, точно пока никто не знает. И мы, товарищи, обращаемся ко всем вам с просьбой: по долинам и распадкам ходите на охоту...
— Кто-то ходит...
— Помолчи! Мужик дело говорит!
— ...ходите на охоту и, может, заметите — сейчас под снегом, правда, трудно заметить, но вдруг,— где-нибудь встретите ямки, человеком выкопанные, или бугорки наваленные — покажите нам.
— А вы там разведку поставите?
— Да, поставим,— твердо ответил Билибин.— И никому не разрешим копать так, как вы здесь.
— Вот завсегда так: наш брат, пришкатель, открывает первым! А ученые придут, сливки снимают, а нам — кукиш!
— Вы еще пока ничего не открыли,— снова повысил голос Юрий Александрович,— а уже первооткрывательские требуете. Получите, если найдете Борискин ключ и он окажется промышленным. А пока,— и тут вспомнил Билибин, как метко говорил в таких случаях алданский политкомиссар, и не удержался, повторил его слова,— пока вы здесь не первооткрыватели, а последние хищники! — и сам пожалел, что сказал, сразу смягчил: — Насчет жратвы. Тут кто-то говорил, что у нас жратва есть. Скрывать не собираюсь: кое-что еще есть. Из Олы мы взяли в обрез, рассчитывали, что наши подойдут к ноябрю, теперь сами растягиваем, перешли на урезанный паек, но кое-чем поделимся с вами. Так, Сергей Дмитриевич?
— Конечно, поделиться готовы, но сами, товарищи, поймите: нас — шесть едоков, вас — тридцать, если мы даже весь свой скудный запас отдадим, то и сами с голоду помрем, и вы долго не протянете. У меня есть еще одно предложение: пока транспорт не подошел, а якуты обещали кое-что подвезти только в декабре, то не направить ли нам в Сеймчан, к якутам, свою делегацию? Может, они чем-нибудь помогут, а Сеймчан — это не очень далеко. Софрон Иванович Гайфуллин там бывал, дорогу знает и по-якутски говорить умеет, проводником быть не откажется... Как, Софрон Иванович?
— Моя везде пойдет! Моя готова!
— И я пойду,— объявил Оглобин.
— Я тоже,— сказал Билибин.
— Так и решим,— подытожил Филипп Диомидович.— Пойдут три человека.
— Якуты — народ добрый, помогут!
— А теперь доклад давай, Диомидыч!
По дороге домой Юрий Александрович все похваливал Раковского:
— Молодец, Сергей Дмитриевич, умница и дипломат. А я вот не всегда могу ладить с этим народцем: иногда жалко его — темнота, своего счастья не видит, а иной раз такое зло берет...
ЗАПИСИ В ЧЕРНОЙ КНИЖКЕ
...Снова повалил крупный снег. Потом поднялся ветер — он задул с северо-запада, сильный, холодный. Через три дня стих, и ударили морозы! Прежде хоть в полдень отпускало, а теперь и днем и ночью шуршал, смерзаясь, выдыхаемый пар. Солнце не показывалось, бродило где-то за горами и розоватыми отблесками играло на вершинах далеких сопок.
Работать на воздухе было невозможно, но все же приходилось: заготавливали дрова — печку топили и днем и ночью,— были и другие неотложные дела. Да и не могли сидеть сложа руки. Раковский предложил проект устройства тепляков для промывки проб прямо на линии и при любом морозе. Билибин одобрил проект, и все взялись за его осуществление.
По вечерам под руководством Степана Степановича шили торбаса и рукавицы. Золотые у него руки были. Без единого гвоздя смастерил небольшие, легкие, но вместительные нарточки. Оглобин восхищался ими:
— Теперь можно в Сеймчан ехать! С такими самокатами — хоть на край света! И пора ехать. Продовольствия у нас почти нет, Последнюю кобылу тоже придется забить, хотя в ней одна кожа да кости... Берег ее для тяги, думал, в Сеймчан возьмем, подкормим, но она еле ноги переставляет. Но живы будем — не помрем!