Дневник дерзаний и тревог - Пётр Киле

Таким образом, сама сущность героя, совершенно особенная, подсказывает поэтику театрального представления. Моя цель - не создание трагедии в духе Шекспира, а именно мировой драмы, как театрального представления. Здесь уже не мистерии, а трагедия в чистом виде, как она зародилась в Древней Греции.

Трагедия здесь возникает, помимо событий, потому что ни боги, ни любые потусторонние силы не могут помочь человеку, кроме его воли, игры его фантазии, которой он зачаровывает себя или преодолевает страх, смерть - через жизнетворчество и творчество, через катарсис.

Таким образом, в ходе работы над трагедией «Державный мастер» я постоянно обращался к античности и к эпохе Возрождения в Европе и, кроме эссеистики, набрасывал стихи, с идеей обозрения мирового искусства, собственно бытия человеческого, в его высших проявлениях.

Так, неожиданно я набросал стихотворение о Шекспире, распавшее позже на два сонета, еще ранее стихи «Гоголь в Риме» и «Ясная Поляна». И вдруг предстало видение: осень, проселок, всадник... Кто он? Бедный владелец нескольких деревушек, собравшийся жениться на первой красавице Москвы, приехав устроить свои дела, из-за чумы застрял в деревне, и вот рой гостей досаждает ему, и, словно вышедшие из могил, они раскрывают «тайны гроба», и поэт, как бы помимо своей воли, - таковы его природа, его призвание, - дает им, как бог, бессмертие в их славе или позоре, - это «пир во время чумы», а внешним образом, исторически, это и будет «Болдинская осень».

Но столь обширное поэтическое содержание напрасно пытаться запечатлеть в одном стихотворении и даже в цикле, напрашивается целая поэма, а еще лучше - трагедия, с Хором Муз?! Так, неожиданно вызрел замысел новой мировой драмы с местом действия вплоть Древней Греции, с участием Муз, для которой проблемы с изучением материала не вставало, все было у меня под рукой, все читано и перечитано...

И я, еще не завершив работу над трагедией «Державный мастер», начал набрасывать трагедию «Мусагет» - драму о Пушкине, да еще в стихах. Ну-ка, придет ли это кому в голову? Главное, можно ли справиться? И мне бы никогда не пришло в голову, не говоря о героях, просто обратиться к драме в стихах в наше время, если бы не осознание ренессансных явлений русской жизни и культуры, с тем перспективы и масштабы творчества поднимаются на порядок выше, если не на два или три.

Я набросал трагедию «Мусагет» в течение первых трех-четырех месяцев 1997 года, еще до завершения «Державного мастера». Вопреки продолжающемуся развалу в стране, надо сознавать, что в творческом плане пока я переживаю лучшее время, какое может выпасть на долю поэта. И нечего роптать на одиночество и возможное и даже длительное непонимание, твердил я себе, поэтические создания останутся.

Именно в эти дни, продумывая темы стихов, собственно философской лирики, я неожиданно пришел к мысли, что вариации на эти темы и мотивы лучше всего, продолжая традиции Петрарки и Шекспира, исполнить в сонетах. Тому были весьма основательные причины. В обычных формах, даже объединяя в цикл, нельзя бесконечно варьировать одну и ту же тему, а в сонетах - это-то и предполагается. При этом я продолжаю классическую, ренессансную традицию, что и требуется и что соответствует моей поэтике и моему миросозерцанию, с совершенно новым и всеобъемлющим содержанием.

Я закончил две трагедии, большие по объему, как мировые драмы отнюдь не предназначенные для театра, типа «Фауста» Гете, почти одновременно. И вышел в город на поиски издателей.

Вы помните, как вышел Мастер у Булгакова со своим романом из своего подвала? В это время появилось множество издательств, но, странное дело, их найти, оказалось, весьма затруднительно или вообще невозможно. Многие издательства не имели своих помещений, лишь юридические адреса. А в тех, более преуспевающих, книги издавали за счет автора или вовсе не печатали современных писателей.

И всюду о драме в стихах и слышать не хотели. Со свободой печати выступил новый цензор - деньги, или иначе, вкус массовой публики. Классику издают широко, но малыми тиражами, что удорожает книгу. Классику издают красочно - как альбомы и подарочные наборы конфет, оказывается, для крупных фирм - для подарков в праздники и при деловых встречах.

Между тем приблизилась дата - 200 лет со дня рождения А.С.Пушкина. Возможно, «Мусагет» был бы издан, если бы не случился дефолт. Во всяком случае, так мне говорил Яков Гордин, известный историк, из семьи пушкинистов.

Затруднения с изданием мировых драм заставили меня вспомнить о театре. Возникали новые замыслы, в частности, об эпохе начала XX века, изучением которой я занимался с первых шагов в литературе. Становилось ясно, будут новые драмы, а вот от жанра мировой драмы должно пока отказаться.

«Державный мастер» и «Мусагет» подверглись большим сокращениям, выпали из них мифологические сцены, а из трагедии о Пушкине вся линия «Пушкин и Керн», из которой впоследствии вышла веселая драма в четырех действиях. «Веселая драма» - это выражение Моцарта, так он определяет жанр его «Дон Жуана».

Выработав собственную форму драмы (шекспировская форма с элементами древнегреческой трагедии), я не отказался от мысли создать мировую драму типа «Божественной комедии» Данте или «Фауста» Гете, всеобъемлющее произведение Новейшего времени. Для подобного замысла необходимы первоисточники, высокие произведения искусства не вырастают на пустом месте. В основании создания Гете лежит средневековая легенда, вынесенная им еще из детства, когда он видел представления кукольных театров о Фаусте.

К этому времени я закончил очередную обработку двух романов «Золотой парусник» и «Метаморфозы», которые соединились в один под новым названием «Мистерии Серебряного века» (ныне "Восхождение"). Это я сделал, зная уже, что этот роман, в основе которого легенда о русском художнике и путешественнике, открывшем тайну света, и послужит первоисточником мировой драмы, драматической поэмы или трагедии (все эти жанры в равной степени относятся и к «Фаусту» Гете), к осуществлению которой я приступил на исходе XX века.

Только жанр моей поэмы «Аристей» - мистерия. На сайте она не представлена (ныне представлена, да в двух частях), хотя и закончена вполне, я надеюсь еще вернуться к ней на исходе дней. Однажды я едва заикнулся о трагедии типа «Фауста» Гете, главный редактор издательства «Амфора» заявил: «Фауста» никто не читает». Что тут скажешь? Знаем ли мы о всех горных вершинах? Но они существуют. И на многие вершины с дивным упорством восходят альпинисты. Это масштабы Земли и человеческого духа, достойные удивления и восхищения.