Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

И все-таки мне, как и многим людям, изначально претила сама мысль о том, что мое благополучие зависит от таблеток. Поэтому через несколько месяцев общения с доктором Дж. я решила прекратить прием. С врачом я не советовалась, но затронула эту тему во время одного из сеансов. Я немного волновалась, готовясь отказаться от прозака, однако ничего плохого не произошло. Больше того — когда мой организм очистился от лекарств, я не почувствовала в себе вообще никаких изменений. Прозак помог мне так же, как миллионам других, но сейчас я понимаю, что в моем случае он сыграл роль пластыря, которым заклеивают ранку. Он притуплял тревогу и повышал настроение, но не помогал понять, почему я хандрю и нервничаю.

И наконец, я неожиданно для себя стала пунктуальной. Прежде я опаздывала всегда и везде, теперь же приходила с большим запасом. Особенно это касалось авиарейсов и сеансов психотерапии.

Дважды в неделю, когда у меня были утренние «встречи» (так я называла сеансы; доктор Дж. употребляла словосочетание «наша работа»), я просыпалась за час до звонка будильника и всегда выходила сильно загодя. И вдруг…

Одним жарким и душным июльским днем я застряла в пробке. Я ездила по делам в Эдинбург и на обратном пути намертво встала на шоссе М8. Было очевидно, что к половине седьмого в Глазго не успеваю. Мой новообретенный позитивный настрой стремительно улетучивался.

Я послушно ползла по своей полосе, следуя указателям, а некоторые выворачивали на встречную и врубали газ, без спросу ввинчивались перед более ответственными водителями. Поначалу я умудрялась сохранять спокойствие. Игнорировала нарушителей и делала дыхательные упражнения по методу индийских йогов. Закрывала одну ноздрю и глубоко вдыхала через другую. Досчитав до десяти, меняла ноздри и выдыхала. Замечательная вещь. Очень расслабляет. Правда, в итоге я чуть не грохнулась в обморок.

Слегка очухавшись, я поняла, что душевный покой меня покинул. На его место заступили старые верные друзья: нетерпение, раздражение и тревога. Буддисты утверждают, что ничто внешнее не способно вывести нас из равновесия и лишь мы сами нарушаем свою внутреннюю гармонию. Вынуждена сообщить вам — это не так. Если вы не сидите всю жизнь отшельником где-нибудь в пещере, усмиряя страсти медитацией, вы поймете: окружающие действительно могут раздражать. Провожая взглядом одного наглеца за другим, я все меньше чувствовала себя далай-ламой и все больше — героем Майкла Дугласа в фильме «С меня хватит». Я вспотела — да что там, взмокла как мышь — и вцепилась в руль до боли в мышцах. Уже подошло время сеанса, а я по-прежнему маялась в пробке, напоминающей гигантскую парковку на окраине города. Со мной случился мощнейший приступ того, что называют «дорожной яростью». Я принялась отчаянно сигналить, внеся свою лепту в оглушительный шквал гудков, и, подобно другим водителям, во все горло заорала из окна в сторону проносящихся мимо автомобилей:

— Вы, уроды, придурки, сволочи! У меня важная встреча! У меня сеанс у врача, вашу мать! Мне нельзя на него опаздывать, черт подери!

Спустив пар, я объяснила самой себе, почему так тороплюсь. «Потому что она истолкует мое опоздание на свой лад. Она решит, что это проявление пассивной агрессии. А я ни фига не пассивно-агрессивна, мать вашу!»

В кабинет я влетела на пятнадцать минут позже назначенного времени. Дрожащими ладонями утирая пот со лба, я рассыпалась в извинениях — забыла, что не стоит просить прощения за вещи, которые от меня не зависят. Затем произнесла речь о тяжелой транспортной ситуации в стране — витиеватую, со множеством лирических отступлений.

В какой-то момент мне в голову пришла революционная идея: пусть все дорожные работы проводятся исключительно с десяти вечера до шести утра.

За спиной у меня стояла мертвая тишина. Осознав это, я замолчала.

— Такое бывает, — раздался невозмутимый голос.

— Да, такое бывает! — истерически взвизгнула я. Выходит, я психовала, обливалась потом, мучилась от бессильной ярости, позорилась перед доктором Дж. совершенно зря. Моя проблема и выеденного яйца не стоит.

Я набрала воздуха в легкие, медленно-медленно выдохнула и улыбнулась. Доктор Дж. снова застала меня врасплох. Я уже начала привыкать к тому, что она во всем ищет скрытый смысл, и вдруг она внезапно сменила тактику.

— Что ж, — понимающе ухмыльнулась я в потолок, — наверное, иногда банан — это просто банан. Как в том анекдоте про Фрейда. Видимо, некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть. Не копать глубоко, не искать второе дно.

Я была довольна собой. И совершенно успокоилась.

Когда доктор Дж. заговорила, ее слова потрясли меня до глубины души.

— По-прежнему пытаетесь угадать правильный ответ, высказываете предположения, перестраховываетесь.

Эта фраза тяжело повисла между нами. Теперь даже теплый бархатный аромат кофе, неизменно заполнявший ее кабинет, казался горьким и неприятным.

Нет, банан — это не просто банан. В тот самый миг, когда я осмелилась это предположить, высказала догадку, что вещи надо принимать такими, какие они есть, допустила, что необязательно искать во всем второе дно, этот несчастный банан стал уликой против меня. Это был проблеск в мрачном таинственном океане моего подсознания, и, почуяв подводные россыпи золота, доктор Дж. тут же начала погружение.

Я была так ошарашена, что потеряла дар речи. Она никогда не выражалась столь резко и прямолинейно. И до финала было еще далеко.

— Снова пассивность, снова подхалимаж, снова инфантильное подобострастие по отношению к тем, кто, по вашему мнению, находится выше вас в иерархии. До сих пор вы ни разу открыто мне не возразили. Вы словно извиняетесь за свои мысли еще до того, как их выскажете. Почему вы всегда стремитесь передать власть над собой кому-то другому — мне, мужчинам, вашей сестре, — вместо того чтобы распоряжаться собой по своему усмотрению?

Она так на меня накинулась, что я почувствовала себя провинившейся школьницей в кабинете директора. Некоторое время я прислушивалась к тихим звукам, наполнявшим пространство вокруг, — монотонному тиканью часов, щебетанию птиц. Несмотря на открытое окно, в помещении стояла страшная духота.

— Хм-м, — вздохнула я.

— Хм-м? — повторила она с вопросительной интонацией. — Что «хм-м»? Вы согласны с моей интерпретацией или хотите сказать, что я ничего не понимаю и выжила из ума? Старайтесь выражаться яснее. Как я уже говорила, на психотерапии, которую можно рассматривать как репетицию реальной жизни, необходимо точно выражать свои чувства, а не прятаться за пустыми словами.

Такая прямота окончательно выбила почву у меня из-под ног. Я была готова послать ее подальше, или хлопнуть дверью, или разрыдаться, умоляя не мучить меня. Вместо этого я беспомощно промямлила:

— М-м, ну да, простите… Да, пожалуй, я согласна с вашим наблюдением.

О боже. Я поправилась, пока она не прицепилась к моим словам:

— То есть я согласна. Да, я согласна. Я согласна. Я не «пожалуй» согласна и не «в общем» согласна. И я не «возможно». Я просто согласна. Согласна.

Я уже забыла, о чем, собственно, идет речь.

— Вот так значительно лучше. — В голосе доктора Дж. угадывался тончайший намек на улыбку.

Осмелев, я решила откровенно высказать ей то, что думаю. Она сама часто меня к этому подталкивала. И мне хотелось бросить ей вызов.

— Простите, не хочу вас ни в чем обвинять, но вы замечали, что вы… э-э… и сами довольно часто произносите «хм-м»?

Да я самая настоящая бунтарка!

Помолчав пару секунд, она сказала:

— Меня разочаровывает, что вы начали свой вопрос — абсолютно разумный и правомерный — с извинения. Меня также разочаровывает тот факт, что вы со мной неискренни. По крайней мере, я надеюсь, что это неискренность. Неужели вам в самом деле не хочется обвинить меня в лицемерии?

Мой бедный мозг плавился от напряжения. Когда мне казалось, что я все поняла про психотерапию, усвоила все уроки, изучила все фирменные приемчики доктора Дж., она отправила меня в нокаут.

А терапевтша тем временем продолжала:

— Я проигнорирую первую часть вашего вопроса и отвечу на вторую. И кстати — хорошо, что вы его задали. Да, я полностью отдаю себе отчет в том, что в ходе нашей работы я часто говорю «хм-м». И надеюсь, мое следующее замечание поможет вам понять почему: вы мой пациент, а не наоборот. Если бы вместо того, чтобы анализировать свои собственные поступки, вы стали разбирать мое поведение, это была бы непростительная трата вашего времени и денег. Вам следует сосредоточиться на себе и на тех трудностях, о которых мы с вами говорили ранее.

Два раза «ох». Вместо того чтобы озадачить ее, я сама в который уже раз погрузилась в озадаченное молчание.