Сияние Каракума (сборник) - Курбандурды Курбансахатов

— Снарядов хватит, товарищ майор, — ответил Комеков, — мы с газетчиком с утра проверяли…

— Постой, а его-то ты куда с рук сбыл? — спохватился майор. — Отправил честь честью?

— Никуда я его не отправлял. Он к Давидянцу в батарею пошёл от меня. Хочу, говорит, в деталях уточнить, как это можно из колченогих пушек стрелять. Для других — опыт.

— Н-да… — Фокин сдвинул на затылок фуражку, ногтем мизинца сквозь седые волосы поскрёб темя. — Н-да, зря он туда подался, жарко будет у Давидянца.

— Панов парень бывалый, он и не в таких передрягах бывал, товарищ майор, — похвалил журналиста Акмамед, прислушиваясь, как урчит за леском четвёртый «Студебеккер» батареи, и думая, что Рожковский — молодец, настоял-таки на своём.

— Тебе-то откуда известно, какая передряга ожидается здесь? — подчеркнул майор последнее слово.

— Догадываюсь, — сказал Комеков. — У Давидянца всего две пушки целых — куда вы его такого пошлёте.

— Плохо ты знаешь своих друзей, капитан, — засмеялся Фокин, снова почесал затылок и пожаловался: — Чёрт, скоро совсем, видать, облысею — зудит голова, спасу нет… Давидянц твой, он ведь чего учудил: он ночью откуда-то семидесятишестимиллиметровку разбитую приволок, снял с неё колесо и на свои пушки поставил. Утром увидел его — страх божий, не человек, одни зубы да глаза блестят. Хотел, говорит, у Комекова позаимствовать временно лишнюю пушку, да обошёлся на подручных средствах. Вот он какой, Давидянц твой.

— Он находчивый, — одобрил Комеков, — а у меня лишних пушек всё равно нет.

— Русановская-то цела?

— Цела.

— А расчёт?

— И расчёт есть, товарищ майор. Мы с Рожковским, — это его идея была, — всё обмозговали. Он даже сам вызвался за командира орудия стать.

— И ты согласился? — глядя исподлобья, спросил Фокин.

— Да нет, — сказал Комеков, — зачем же самому. Я Пашина командиром поставил. Наводчика четвёртого расчёта. Тем более, что парню давно расти надо.

— Пашин хороший артиллерист, — согласился майор. — И жилка командирская у него есть. Только он же заикается после контузии — не тяжело ему командовать будет?

— А он за командира и за наводчика, товарищ майор. Тут, как я понимаю, не команды его, а глаз точный важен.

— Тоже правильно, не возражаю, — согласился майор. — Молодцы всё же у меня ребята. Хоть и шалопуты малость, а молодцы — думаете, соображаете., действуете. Значит, твоя батарея тоже в полном составе?

— Так точно, товарищ майор, в полном… если считать только матчасть.

— Ничего, комбат, личный состав тоже пополним. — Фокин посмотрел на свои большие, довоенные «кировские» часы. — Одиннадцать часов пятнадцать минут. Давай-ка ещё прикинем, чтобы не упустить чего, и топай к Левину, согласовывайся с ним. С удовольствием присоединился бы он к твоей батарее, но, сам понимаешь, нельзя…

Когда всё было готово и батарея ждала команды двигаться, Комеков сказал Рожковскому:

— Порядок пока обычный — я на первой машине, ты замыкающим. А в посёлке смотри по обстановке. Там, может, каждому расчёту придётся самостоятельно задачу решать, но за тобой, как всегда, третье и четвёртое орудие.

— Пустил бы ты, что ли, меня вперёд, комбат, — безнадёжно попросил Рожковский. — Тоска зелёная в замыкающих свою прыть показывать.

Комеков хотел строго оборвать его за не относящиеся к делу разговорчики, но сдержался. Ему стало как-то не по себе, когда он словно впервые увидел серое, усталое лицо лейтенанта, белые от обильной седины волосы и понуро опущенные плечи с мятыми погонами. А ведь он мог бы уже носить полковничьи погоны. Как должно быть скверно на душе этого немолодого лейтенанта, потерявшего всё — дом, семью, воинскую удачу. Он безразличен к себе, равнодушно воспринимает и похвалу и выговор, но, может быть, за всем этим кроется не равнодушие, а отчаяние человека, не видящего выхода из положения?

— Не обижайся, Рожковский, — сказал капитан негромко, — не могу я пустить тебя вперёд, не по правилам это, не по уставу.

Он лишь криво усмехнулся.

— Нет правил без исключений, но исключения не нарушают правил, говорил ещё старик Сенека. Я тебя понимаю, комбат, и не обижаюсь, но понимает ли воробей, каково на душе у аиста, как говорил старик Гёте.

— Понимает! — с вызовом ответил капитан, подавляя раздражение, которое стремилось вытеснить сочувствие к лейтенанту. — И «воробей» тебя понимает, Василий Сергеевич, и «орлы» понимают! Не надо только считать, что если арба опрокинулась на случайном камне, то это устои мира рухнули!

— У каждого свои устои, свой мир… Ладно, капитан, будем считать, что поговорили, — Рожковский махнул рукой и пошёл к своей машине.

Не получилось разговора, подумал Комеков. не зная, на кого досадовать — то ли на себя, то ли на Рожковского. Но тут подошёл комсорг Пашин и попросил разрешения обратиться.

— Чего тебе? — спросил капитан.

— 3-задание у нас очень о-ответственное… — начал Пашин.

— Ну и что?

— Времени не б-было, товарищ капитан, для специальной беседы, но я п-поговорил с ребятами на ходу. И комсомольцы и все мы… с-словом, за нас можете быть уверены, не подведём!

— Спасибо, Пашин, — поблагодарил капитан, — я знаю, что вы не подведёте. Спасибо.

Машины батареи медленно подтянулись к краю лесопарка и остановились в ожидании сигнала — белой и зелёной ракет. Рожковский почему-то в кабину не сел, а пристроился в кузове, среди бойцов. Оригинальничает, подумал Комеков, продолжает в обиженного играть. Но спустя несколько минут и сам перебрался в кузов — оттуда был лучше обзор, легче ждать сигнала.

На переднем крае началась перестрелка, и почти тотчас с позиций второго эшелона ударили стопятидесятидвухмиллиметровые пушки-гаубицы, а чуть погодя заиграли «Катюши» и воющий огненный шквал забушевал на линии немецкой обороны. Потом медленно всплыли вверх белая и зелёная хвостатые звёзды, и Комеков подал команду: «Вперёд!».

Возбуждение близкого боя передалось бойцам. Они жаждали встретиться лицом к лицу с врагом, хотели не ждать, а действовать. Но видимость действия создавало только стремительное движение машин, которые, урча железными глотками могучих моторов, виляя на поворотах хвостами прицепленных пушек, мчались всё дальше и дальше, в сторону от шума сражения. Они промчались мимо каких-то длинных дымящихся развалин, из-под которых вкривь и вкось торчали стволы орудий без дульных тормозов, и даже мимолётного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь точным прицельным огнём реактивных снарядов была накрыта вражеская батарея, контролировавшая дорогу.

Комеков остановил колонну, сверился с картой и стал высматривать округу в бинокль: где-то здесь его могли ожидать автоматчики Левина. Но их не было. Зато неожиданно совсем рядом в лесу проскрипел миномёт и гулкие частые фонтаны взрывов выросли прямо на ходу движения колонны. Между деревьями замелькали фигуры гитлеровцев, залаяли «шмайссеры», запели в воздухе их тупые девятимиллиметровые пули.

— Орудия к бою! — скомандовал Комеков, оглянулся и увидел, что Рожковский опередил его: четвёртый расчёт уже разворачивал отцепленную пушку.

Молодец, подумал комбат, не теряется. Вот только третий расчёт не подвёл бы. Но и там всё было в порядке.

— Осколочный… за-заряжай! — слышался голос Пашина.

Опять застрекотал в лесу миномёт — гитлеровцы торопились накрыть огнём колонну. Но тут ударили пушки Комекова, круша деревья и вражескую засаду. Больше миномёт не стрелял, фашисты, пригибаясь, прячась за деревьями, разбегались в разные стороны.

Всё было кончено в считанные минуты. Капитан велел прекратить огонь и быстрее прицеплять пушки. Любая задержка была сейчас неоправданной, тем более что левинских автоматчиков здесь наверняка нет, так как судя по всему, действовал второй вариант, который они предусмотрели.

— Вперёд! — подал команду Комеков, и машины тронулись к посёлку, который уже виднелся за последним поворотом сквозь разреженные деревья.

Первомайск встретил их тишиной и безлюдьем.

— Большой посёлок, — уважительно сказал Карабеков, придерживая на ухабах машину. — У нас такой городом назвали бы, правда, Акмамед? И тихо тут как, а?

Капитан не ответил, напряжённо посматривая по сторонам и не ожидая от этой тишины ничего хорошего. Он не любил неожиданных облегчений в решении боевой задачи — они зачастую только казались лёгкими и почти обязательно таили в себе какую-то каверзу. Правда, парнишки утверждали, что воинских частей гитлеровцев в посёлке нет, однако всё равно слишком уж быстрым, похожим на игру, было взятие населённого пункта, находящегося в тылу вражеской обороны. Впрочем, если бы «Катюши» не уничтожили немецкую противотанковую батарею, если бы вражеские миномётчики были порасторопнее и точнее, дело могло обернуться не так просто. И всё же напряжение не отпускало Комекова, пока по крыше кабины не застучали и Мамедов не сообщил, что видит за поворотом, на соседней улице четыре немецких танка.