Подозреваются в любви (СИ) - Комольцева Юлия

Она снова оказалась на тропинке и, шатаясь, поплелась вдоль парка. Ей встретилась веселая компания студентов с гитарой. Дашка открыла рот, чтобы расспросить их, но из горла вылетели какие-то нечеловеческие звуки.

Ребята обошли ее, стараясь не задеть.

— Бомжей-то расплодилось, — услышала Дашка.

Она дернула головой, будто пыталась увернуться от жестоких, банальных слов.

И снова пошла.

— Ну откуда такая красавица? — Навстречу ей показался человек в форме. — На дворе еще практически утро, а эта уж на ногах не стоит!

Рядом с ним, словно выскочив из волшебной табакерки, оказался еще один. Близнец, если смотреть только на форму. А в лица Дашка посмотреть не могла. Веки были просто неподъемными.

— Да она в зюзю, что ты разговоры разговариваешь? Поехали, отвезем в отделение.

— Э… А может, денежка у тебя есть, тетя? Колян, ты посмотри на ее джинсы, не простые джинсы, кажись, очень дорогие и очень фирменные. Так что, тетя, есть денежка?

Блестящие пуговицы на их рубашках сливались в одно пятно. Дашка попыталась поднять глаза выше, но в этот момент в ее голове что-то треснуло и раскололось на тысячу кусков, и каждый кусок вонзился изнутри в черепную коробку.

— Плевать на джинсы, смотри, она, кажись, сейчас сблюет. Ее вон вовсю колбасит.

— А майка тоже фирменная. Глянь на вышивку, «Юдашкин». Если я хоть чё-то в жизни понимаю, эта фифа…

— Блюет! Ну вот, я же говорил!

— Дамочка! Вы это бросьте! Вам тут не общественный сортир! Коль, помоги-ка мне.

— Да не буду я ее трогать, на фиг! Она вся провоняла…

— Помоги, я сказал. Раз-два, взяли. Небось хахаль ее бросил, вот и напилась среди дня. А неприученная, сразу видать. Ты, Коля, на ручки ее посмотри, какая из нее бомжиха? Как из меня самурай!

— Оставьте меня, — едва выговорила Дашка, бултыхаясь между ними, крепко сдерживаемая с обеих сторон крепкими ручищами.

— Штраф надо платить, мадамочка, — услышала она веселый голос одного из них.

— Я заплачу, — пообещала Дашка, восстановив дыхание и равновесие, — помогите мне найти сына. Вот тут сейчас бегал мальчик, в такой желтенькой рубашке. Это мой сын.

— Никого тут не было, — буркнул тот, который Колян.

— А ты что, за ним бегала, да? — хмыкнул другой.

— Помогите мне, пожалуйста.

Она решила не плакать, ни за что не плакать. Она где-то слышала, что слезы отнимают много сил. А ей очень нужны силы.

— Пожалуйста!

— Пройдемте в отделение!

— Я пройду. Только сначала найдите моего сына. Я заплачу штраф! Я все сделаю!

— Но-но, ты не маши тут руками! Пошли-ка!

Она поняла, что эти не помогут. И вообще никто не поможет. Сама, одна. Рассчитывать только на себя. И вперед.

— Куда?!

— Я не обязана с вами идти.

Раздался нехороший смех.

— Тогда предъявите документы.

— Я оставила документы в машине, — вспомнила Дашка.

Смех на этот раз был совершенно издевательским.

— Какая машина, тетя? Ты пьяна, как сапожник!

— Я не пила, — тихо ответила она, — могу дыхнуть…

Надо было побыстрее избавиться от них, любой ценой. Жаль, что документы и деньги в «Тойоте».

Ну почему она такая дура?!

— Не пила, говоришь? А что же шатаешься?

— Ветер, — ляпнула Дашка, оглядываясь по сторонам и мучительно соображая, как бы сбежать.

— А почему в тапках? На машине и в домашних тапочках?

Дашка мельком бросила взгляд на ноги. Так вот почему было неудобно бежать!

— Ребята, я из дома выскочила да и забыла переобуться по запарке. Торопилась очень.

— Ладно, надоела она мне, — поделился один с другим. — Пошли в отделение.

И потянул Дашку за руку.

— Да никуда я с вами не пойду!

— Документов-то у тебя нет! Значит, пойдешь.

— Документы в машине. Я сейчас принесу.

— Стоять! Пойдем вместе. Но смотри, если никакой машины нет, я тебя так отделаю, что мама не горюй, ясно?

Дашка вдруг вспомнила, как Андрей проходил практику в милиции. Ух, и матерился он тогда. Ух, и радовался, возвращаясь домой, и даже закатил пирушку по поводу окончания этой самой практики.

Неудивительно.

Но у него был друг — Никита Соловьев, майор милиции, кажется. Дашке он нравился. У Кита был открытый взгляд и твердые сухие ладони. Человек с такими уверенными, честными руками был не способен на подлость.

Значит, не все менты, как эти два ублюдка, вцепившиеся в нее мертвой хваткой? Не все хватают за руки, пихают, угрожают, брызжут слюной прямо в лицо. И дурно пахнут.

Голова кружилась так, что по дороге пришлось несколько раз останавливаться. Служители порядка нетерпеливо переминались по обе стороны от Дашки. Конвой, блин. Почетный экспромт. Эскорт, вот как.

От воспоминаний сердце заныло и снова подпрыгнуло к самому горлу. Вот бы ее вырвало снова, вот бы и сердце, и память, и чувства остались бы лежать на пыльном заплеванном асфальте. Никаких забот, черт побери. Можно было бы продолжить путь и найти Степку, не задыхаясь от слез, не останавливаясь поминутно, спотыкаясь о собственные страхи и сомнения.

— Ну, где твоя машина, лапочка?

Дашка огляделась, но своей «Тойоты» не увидела. Может быть, дальше? Даша совсем не помнила, где припарковалась. Внезапно ее охватила злость.

— Отстаньте! Не знаю я, где машина. Может быть, ее угнали давным-давно, я дверь даже не закрыла.

Менты заржали во весь голос.

— Отпустите меня! Мне надо сына догнать.

— Догонишь. Сначала штраф заплати.

— Да за что, господи? — Дашка рванулась вперед, но один из милиционеров так вывернул ей локоть, что она взвизгнула от боли и резко развернулась к нему.

— Козел!

Он тяжело задышал ей в лицо.

— Вот за это и штраф. А еще за нарушение правопорядка в общественном месте. По дороге придумаем еще что-нибудь. Пошли, сука!

Она, конечно, имела право на телефонный звонок. Ей, конечно, велели заткнуться и не высовываться. Посадили на скамейку рядом с дежурным и приказали ждать.

Дашка попробовала орать, но дежурный — бородатый мужик с осоловелыми глазами и запущенным, прыщавым лицом — спокойно и убедительно пригрозил, что запрет ее в камеру. Со скоростью курьерского поезда в голове промелькнули воспоминания, и Дашка поняла — запрет. В камеру не хотелось. Раза два она уже побывала там все из-за той же проклятой прописки. То бишь ее отсутствия.

Даша сцепила пальцы на коленях, закусила губы и приготовилась ждать. Терпения не хватало. Представлялось, как Степка, запыхаясь, носится по городу, от кого-то прячась, и боится пойти домой. Он наверняка решил, что родителей тоже похитили и держат в пыльном подвале. Он наверняка их искал и, конечно, не нашел. Потому как один родитель шляется непонятно где, а второй сидит в отделении милиции, смиренно понурив голову.

Как бычок, которого сейчас на бойню поведут.

Дашка от унижения и безысходности заплакала. Ей бы сейчас сына обнимать, кормить его горячим супом и котлетами, и принести из комнаты его любимые тапки с заячьими мордашками, и благодарить Бога, что он жив, цел и невредим. Невредим, судя по тому, как быстро Степка бежал.

А она сидит…

— Я буду жаловаться! — смахнув слезы, заявила она.

Прозвучало глупо и неубедительно. Дежурный даже головы не повернул в ее сторону.

— У вас дети есть? — решила подойти с другого бока Дашка. — Меня ребенок ждет.

— Раньше надо было думать, — флегматично ответил мужик, не глядя на нее, — а то напьются, дебоширят…

— Да я трезвая!

— Тем более. Соображать надо, прежде чем с органами в противодействие вступать.

— Чего? Какие органы? Никуда я не вступала. Отпустите меня сейчас же!

— Матвеев! — кликнул куда-то в сторону дежурный. — Отведите дамочку в камеру, достала она меня…

Дашка облизнула пересохшие губы и примирительно улыбнулась:

— Да ладно, ладно. Не надо в камеру, я молчать буду.

— Вот и молчи.

— А это… Долго мне тут сидеть?