Хризантема - Джоан Барк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно заинтересовала монаха огромная старинная карта города Сибаты. На ней помещался каждый дом, более того, на мелких листках бумаги, подклеенных во множество слоев, были мелко написаны фамилии владельцев, сменявших друг друга в течение многих десятков лет.
— Настоящая историческая летопись! — восхищался Тэйсин.
Сайто довольно кивнул. Намного более значительные гости, чем этот простой священник, следовали вот так же за ним из зала в зал, но даже не обратили внимания на такой ценный экспонат.
— В те времена, — пояснил он, — замки непрерывно подвергались опасности со стороны враждебных кланов, и властям приходилось вести строгий учет жителей, среди которых могли оказаться шпионы.
— В таком случае, — обрадовался Тэйсин, — фамилия женщины, чьи кости нашли в пруду, также должна быть в этих записях.
Директор опешил. Ему совсем не хотелось возвращаться к досадной теме, тем не менее замечание монаха было не лишено смысла.
— Скорее всего, — кивнул он и, не удержавшись, добавил: — А если бы здесь описывалась еще и внешность жителей, то мы имели бы шанс идентифицировать останки точно.
— Каким же образом?
— У погибшей девушки было только одно ухо. На правой стороне черепа отсутствовало слуховое отверстие. Такой дефект встречается крайне редко.
— Надо же, — удивился монах, — первый раз о таком слышу. Бедняжка. — Он покачал головой и перевел взгляд на стеклянную витрину с изысканными лаковыми шкатулками и столиками. — Неужели такую красоту запросто использовали в хозяйстве?
Сайто с облегчением вздохнул. Уже в который раз, встречаясь с одним из священников, он говорил или делал что-нибудь, о чем потом сожалел. В его намерения вовсе не входило разглашать информацию об особых приметах девушки. К счастью, монаха она явно не заинтересовала. Попросить его сохранить разговор в тайне? Нет, это лишь привлечет его внимание. Пусть любуется лаковыми шкатулками.
Тэйсин вспомнил о разговоре с директором лишь несколько дней спустя, во время ежемесячного собрания старейшин. Пожилые прихожане, восемь женщин и трое мужчин, расселись кружком на татами, угощаясь чаем и сладостями. Общество старейшин было основано Учителем еще десять лет назад, но в последнее время деятельность его значительно оживилась. На этот раз члены общества обсуждали предстоящую групповую поездку в Дейю на горячие источники, радостно предвкушая, как они погреют свои старые косточки и устроят пикник.
— Поблизости есть и другие интересные места, — заметил Тэйсин. — Недавно директор музея Симидзу устроил для меня замечательную экскурсию. Может быть, он согласится повторить ее для всех нас?
— Да ну, музей… Я была там много раз, — скривилась бабушка Сугимото. — Слишком близко к дому. Мне нравится ездить куда-нибудь на автобусе.
— И что, директор тоже сам рассказывал?
— Нет, конечно! Мы люди простые, нам не положено, — рассмеялась старушка, прикрыв рот рукой.
Она оглядела присутствовавших, ища поддержки.
Тэйсин присоединился к всеобщему смеху.
— Я тоже не такая уж большая шишка, — сказал он. — Просто мне повезло. Вы не представляете, как там интересно, и господин Сайто столько всего рассказывал… Вы знаете, к примеру, что в музее есть карта Сибаты, где обозначен каждый дом да еще написано, кто в нем и когда жил?
Старики оживленно заговорили. Никто о такой карте не слышал, и возможность увидеть в музее собственную фамилию привела всех в восторг. Тогда-то Тэйсин и рассказал о костях, найденных в саду, и девушке с одним ухом — вовсе не для того, чтобы поднять курьезной сплетней свой авторитет, просто пришлось к слову.
— Маа! Надо же! Вот дела! — послышалось со всех сторон.
Если бы не скрипучие старческие голоса, можно было подумать, что здесь собралась группа детского сада. К немалому удивлению Тэйсина, оказалось, что жители городка почти ничего не знают о находке. До него наконец дошло, что подробности, услышанные им от покойного настоятеля, Мисако и смотрителя сада, а в особенности от директора Сайто, держались в секрете от широкой публики. Слишком поздно. Теперь они кружились, подхваченные вихрем любопытства, как лепестки цветущей вишни на ветру.
— Минуточку! Послушайте! — Монах отчаянно замахал руками, призывая к тишине. Лицо его налилось краской, он вспотел, совсем как в прежние времена, когда еще не похудел. — Не принимайте это слишком всерьез, вы же знаете, я не так уж умен, мог и перепутать…
Поздно. Остановить стариков, увлеченных пересудами, теперь не мог бы никто. Тэйсин оставил их болтать и приналег на печенье. Собрание продолжалось на полчаса дольше обычного.
Одна из участниц собрания старейшин обедала в тот день с особенным аппетитом. Невестка, с улыбкой глядя на нее, поинтересовалась, как прошло заседание.
— Замечательно! — воскликнула бабушка Сугимото. — Так интересно! Зря ты со мной не ходишь, — добавила она, ткнув палочками для еды в сторону восьмидесятилетнего супруга, который размеренно прихлебывал суп, сидя напротив за котацу.
— Ну и что там интересного? — проворчал он. — Одна пустая болтовня. Я лучше лишний часок в саду покопаюсь.
Бабушка Сугимото безнадежно махнула рукой.
— А ты знаешь, — повернулась она к невестке, — оказывается, в пруду Симидзу после большого тайфуна нашли человеческие кости.
— Да, я слышала, в прошлом году, — кивнула невестка, накладывая рис.
Старик презрительно фыркнул.
— В городе об этом знает каждая собака. Делать вам больше нечего, старые сплетни обсуждать.
Не обращая внимания на мужа, бабушка Сугимото продолжала:
— И говорят, по костям узнали, что это была молодая девушка и вдобавок глухая на одно ухо! У нее в черепе с одной стороны не было дырки, чтобы слышать.
— Правда? — Невестка подложила ей кусочек маринованного огурца.
— Да, мы все удивились, потому что в жизни о таком не слыхивали, хотя прожили немало. Скорее всего, у нее даже уха с той стороны не было!
— Соо дес ка? — Дед отложил палочки.
— Так говорят. Голова с одного боку гладкая, как яйцо. Чудеса, да и только!
— Маа! — Невестка изумленно покачала головой. — От нее люди, небось, шарахались.
— Да нет, за волосами не видно было, — возразил старик.
— Что? — в один голос воскликнули женщины.
— Была такая, я помню, — спокойно кивнул он. — Тут, неподалеку жила, я тогда еще мальчишкой был. Лет семьдесят назад, а то и поболе. У нее еще к спине вечно был младенец привязан — нянькой у кого-то служила. Так тот младенец, бывало, за волосы цеплялся, и видно становилось, что уха-то и нет. Мы ее боялись, убегали, нечистым духом дразнили.
— Маа, как жестоко! — воскликнула невестка. — Бедная девочка!
Старик развел руками.
— Дети, что поделаешь.
— И что с ней потом случилось? — Глаза бабушки Сугимото горели, она забыла про свой рис. — Ты помнишь?
— Нет, откуда, столько лет прошло. Знаю, что жила вроде у родных. Как звали, тоже не помню, давно это было.
Даже Тэйсин при всей своей жизнерадостности бывал иногда не в духе. Сегодня день явно не задался. Сболтнул лишнего утром на собрании, а тут еще новые неприятности. Войдя на кухню, он обнаружил там какую-то женщину, которую, по ее словам, прислала Кэйко готовить для монахов еду. Обед, конечно же, был испорчен. Все пересолено, рыбу в рот взять нельзя. Женщина даже не потрудилась вымочить вяленого лосося, прежде чем варить. Соевая похлебка мисо какая-то водянистая. Кроме того, обед был подан с опозданием, и им с Конэном пришлось бежать на службу читать сутры над покойником, даже не отдохнув.
Священник не может опаздывать, неужели не ясно? Страшно подумать, что бы сказал на это Учитель. Тэйсин сидел у себя в келье мрачный как туча. Вернее, в келье Учителя, куда он все-таки перебрался неделю назад, уступив настояниям Кэйко. Здесь было неуютно, портреты смотрели со стены как-то неодобрительно и все суровее с каждым днем. Просыпаться утром и первым делом видеть их… брр!
Однако, когда он пожаловался Кэйко, она лишь рассмеялась:
— Картина есть картина, она не меняется. Впервые слышу такую ерунду. Если вам не по себе, перевесьте их в другую комнату.
Такое Тэйсину и в голову не могло прийти. Келья Учителя и все предметы в ней были для него неприкосновенными. Выход он нашел, повесив рядом с портретами фотографию Учителя, и теперь по утрам видел хотя бы одно улыбающееся лицо.
Конэн постучался в створку сёдзи и сообщил о приходе гостьи. Госпожа Сугимото хочет поговорить. О чем, не сказала. Испустив тяжелый вздох, Тэйсин встал и вышел в коридор.
Кэйко повесила трубку. Ей с трудом верилось, что рассказанное дочерью — правда. Поделиться было не с кем: доктор Итимура уехал на медицинский симпозиум, обещав вернуться лишь на следующий день. Трясущимися руками Кэйко налила себе чаю и села к котацу, глядя в окно на свой крошечный садик. Он потемнел, побурел и приобрел неряшливый вид. Даже точеные звездочки листьев маленького клена уже осыпались. Что же теперь делать? Приезду матери в Токио Мисако решительно воспротивилась, сказав, что ее встреча с мужем и свекровью только все усложнит.